Четыре угла

– Как? Савелий Оснач, за что вы лишаете человека возможности чувствовать себя живым?!

– Риц! Не смейте в этой больнице повышать на меня голос! Не смейте! Заступник вы наш молодой, хотите знать, за что пациент №233 лишен красок? Так поднимитесь уже к больным, начните работать, снимите очки, делающие мир прекрасным и посмотрите, что натворила эта женщина!

Риц, не теряя больше ни секунды, побежал по лестнице, перешагивая сразу по две ступени, растягивая длинные ноги практически до боли.

Бегом по коридору, Герман добрался до «палаты» пациента 233, болеющего инволюционной депрессией и являющегося женщиной средних лет, не видящей смысла в жизни, но видящей кругом опасность – даже в своем теле.

По всем стенам клетки больного, с самого пола и до потолка, были нарисованы огромные черные дыры, воронками уносящими изогнутые линии вглубь. Это были воронки мира одиночества.

Юный психиатр сделал шаг назад, не отводя глаз от «наскальной» живописи пациента.

Женщина же сидела на кровати, смотря в пустые руки, лишенные баночек с краской.

Герман не сказал ни слова. Он понимал, что сейчас не лучшее время говорить с человеком, который явно ушел из этого мира, дабы побродить по одинокой асфальтированной дороге среди песков.

Юный врач стоял бы и дальше у палаты пациента №233, думая о том, как изменить ситуацию и мироощущение человека за решёткой, но его позвали, не объяснив причину.

Спустившись на первый этаж, Риц увидел, как Савелий Оснач рукой приглаживает оставшиеся волосы, испуская из ноздрей воздух покинувшего его тела гнева.

– Утро сегодня не было благоприятным для нас, мой юный коллега. Предлагаю продолжить день, не сходя с установленных рельсов. У нас новый пациент. Его прямо сейчас должны внести к нам. Прошу вас, будьте готовы. – Главврач говорил медленно, спокойно. Он избегал взгляда Германа.

Риц покачал головой и молча встал возле наставника. Все замерли. Персонал разбежался по этажам. Маргерет смотрела на дверь.

Вдруг, но совсем ожиданно, распахнулась дверь, и в здание вбежало три человека: два сотрудника больницы и пациент, которого сотрудники вели под руки.

– Будьте добры, проводите человека в его комнату. Этаж второй. Левая сторона. – Монотонно произнёс Оснач.

Пациент висел над землей, он держался несознательно за сотрудников больницы и поглядывал в потолок. Он был спокоен. Хитрый взгляд был отражением самоуверенности человека.

Сотрудники больницы вместе с повисшим на их руках пациентом скрылись на лестнице, ведущий на этажи выше, дав Савелию Осначу сигнал к началу работы с юным психиатром.

– Герман, – заговорил главврач, смотря собеседнику в глаза, – ваша задача сейчас подняться к новому пациенту и установить повторно диагноз. Первичный диагноз я от вас, естественно, скрою, дабы быть уверенным в том, что вы способны на самостоятельную работу.

Риц согласился, показав это взглядом.

На втором этаже, стоя у палаты нового пациента, Герман принялся использовать все свои знания и всё обаяние, дабы разговорить на вид полностью здорового молодого человека. Пациент был высоким юношей возрастом двадцати двух лет. Его лицо было наполнено веснушками, а голубые глаза серыми переливами. На подбородке виднелся шрам от травмы, полученной в детстве.

Вытянув из пациента лишь пару слов, понаблюдав за движениями его тела и поймав пару раз на себе высокомерный взгляд юноши, Герман принял решение. Он понял, какая болезнь соответствует таким симптомам, как эгоизм, нетерпимость к мнению других, самонадеянность, аффективная заряженность на борьбу, нетерпимость критики к своему поведению. Осталось понять разновидность. Но на данный момент Рицу не хватало информации для этого, поэтому он установил повторно лишь диагноз в общем виде: параноидное расстройство личности. Савелий Оснач качнул головой в знак одобрения и совершенно серьезно велел Герману спуститься на первый этаж, дабы найти пару пустых папок для документов.

Юный врач исполнил приказ и, поднявшись обратно, получил копии документов всех больных, осмотр которых был запланирован на тот день. Таким жестом, Савелий Оснач хотел мотивировать Германа и указать ему на его значимость и важность в стенах лечебницы. Юный психиатр принял жест главврача со сдержанной улыбкой и полным восторгом в душе.

Среди документов, вложенных в папку, были документы девушки, не достигшей и тридцатилетнего возраста. Её состояние вызвало обеспокоенность серди членов семьи и членов районного суда. После чего, её с позором для всего обеспеченного и достаточно извозного рода отдали на «перевоспитание» в психиатрическую больницу. Герман, будучи поражен историей и состоянием девушки, сохранил воспоминания о той встрече, оставив запись в своем дневнике.

«… Подойдя к последнему пациенту, осмотр которого был запланирован на тот день, я заметил молодую девушку двадцати восьми лет, распустившую длинные слегка кучерявые волосы. Она, увидев меня, с неприсущим скромным дамам артистизмом начала вскарабкиваться по решётки своей комнаты. Различными движениями тела, свисая с железных прутьев, она попыталась привлечь как можно больше моего внимания. А ее попытки произвести на меня впечатление были ограничены странным кошачьим взглядом. Заметив, что я смотрю на происходящее без должного интереса и возбуждения, и озаботившись своим внешним видом, она спрыгнула на пол и пустилась в дальний угол комнаты поправлять волосы. Стало ясно, что она заостряет собственное внимание на своей внешности, относясь к ней с присущей дамам критикой. На этом моменте я принялся за разговор.

– Здравствуйте, я ваш врач, по крайней мере, на какое-то время. Меня зовут Герман Риц. – Говорил я пациентке со свойственным мне спокойствием. – Вы сейчас, вот прям сейчас, скрывшись в углу комнаты, почему так сделали? Почему просто не слезли с решётки и не встали? Не уж то я вас напугал?

– Нет. Меня не может напугать мужчина столь скудной внешности. Так, окутанная тьмой, я становлюсь столь же мрачной и серой, как вы. Моя вежливость способствует вашей привлекательности. Мое отступление, вашей красоте. И как только я выйду на свет, вы станете незаметны на моем фоне. – Пациентка говорила эти слова, задрав нос. В тот момент я вспомнил пятилетних девчонок с моего двора, что всегда воротили нос от мальчишек.

– Вы считаете себя неотразимой? Тогда для чего вы прячетесь, приводя волосы в «нужный» вид?

– Мой вид всегда должен быть в самом лучшим образе. И, посмотрев на вас, я поняла, что мое происхождение в совокупности с замечательной внешностью и богатым внутренним миров, уже составляет лучший образ этого заведения.

– Заведения? Вам неприятно говорить словосочетание «психиатрическая больница»?

Когда я произнёс эти слова, мой пациент раскрыл широко глаза, приподнял подбородок и отпустил волосы, что еще секунду назад держал тонкими руками.

– Не смейте! Не смейте меня приписывать к больным! Я вообще тут по ошибке.

Но она врала. Она сама понимала, что не было ни какой ошибки.

– Я, – продолжила пациентка, – вообще не понимаю, почему тут нахожусь. Подумаешь, какая-то патология. На сколько я осведомлена, я совершенно не больна. Просто нахожусь по психологическому состоянию между психологическим заболеванием и нормой. Но повторяю – я не понимаю, почему нахожусь тут!

Она начала повышать голос, и мне пришлось замолчать на пару секунд, дабы дать ей успокоиться. В это время меня озарило. Пришло понимание, какая патология в данном случае заставляет пациента быть таким, какой он есть. Уже тогда я заметил: хвастовство, желание произвести впечатление, привлечь внимание, во что бы то ни стало; завышенную самооценку, лживость и понимание своего состояния. Для установки окончательного диагноза не хватало лишь пару деталей. Маленьких, но значимых. И я принялся действовать. Я, подобно хирургу, стал вытягивать из пациента его же симптомы на свет.

– Вы говорите, что не понимаете, от чего вынуждены проводить свою жизнь тут. И я вас понимаю. Вы здоровы. Это факт. Но вы всё равно нуждаетесь в помощи. Почему? Да. Это вы и хотели спросить – Я говорил слова медленно, уверенно и, конечно, с добротой. Просто забыл, как она пыталась унизить меня. Просто иду дальше. – В этой папке, заполненной документами, есть история вашего появления в стенах нашей клиники. И, замечу, что именно ваши документы, составляют большую часть всех материалов. Так, может, вы сами расскажете, что произошло?

– Герман, если хотите научиться читать, то прошу, пришло ваше время. Пора. Только знайте, каждое слово в вашей папке и в ваших документах обо мне – ложь. – И она села на кровать, сложив руки.

– Ложью будет и то, что вы оказались тут из-за нарушения закона?

Оказывается, мой пациент – дама, не достигшая и тридцатилетнего возраста, была осуждена. На ее имя было заведено дело об административном правонарушении, граничащее с возникновением уголовной ответственности. Причиной стало нарушение законно о конфиденциальности и неприкосновенности частной жизни. Дело заключалось в следующем: мой пациент, будучи и в правду не дурной внешности, привлекала внимание молодых людей. Они же, одурманенные и оглупевшие от забушевавших гормонов, принялись писать письма возлюбленной. К письмам, с целью привлечения внимания, они прикрепляли фотокарточки. Естественно, снимки демонстрировали их сильные тела, к счастью, оголенные лишь на верхнюю часть. В итоге, скопив изрядную коллекцию писем и фотокарточек молодых людей, некоторое число из которых было давно женато, девушка распространила их, вывесив и разбросав по центральной площади. Поднялся небывалый шум. Шум был вызван скандалами и ее громким смехом. На вопрос граждан, для чего она принялась афишировать столь интимные предметы и откровения, она лишь смеялась и отвечала «Мне их любви не надо. Я ею с вами делюсь».

Девушка и по совместительству мой пациент, проявила полное безразличие как к влюбившимся в неё юношам, так и к закону. Эгоистичность и насмешливость лишь подогрели желание граждан наказать её.

Толпа мужчин принялись обращаться в суд. Кто-то даже требовал моральной компенсации. В итоге, просмотрев в поступке девушки противозаконные действия и, сославшись на ее психологическое состояние, её помести в нашу психиатрическую больницу.

Получается, пособия по психиатрии и сотни учебников, прочитанных мною, оказались правы. Так, в случае психопатии люди оказываются в специализированных лечебницах либо при нарушении закона, либо при декомпенсациях их состояния.

– Да. Я и в правду раскрыла всем письма озабоченных мужчин. Но почему я тут? Не потому, что нарушила какой-то писанный закон. Нет. Я тут по несправедливости. От чего считаю, что я тут беспричинно. Ведь они там, все, посчитали возможным и позволительным, десяткам мужчин привлекать мое внимание при моем к ним безразличии. Они допустили справедливым дозволять пошлости в мой адрес, исписывая страницы унизительной лестью и описаниями мечтаний о встрече. И совершенно не допустили справедливым дать мне им отпор, прилюдно отказавшись от их предложений. Почему я не могла в столь же пошлой манере, в какой они пачкали листы своими приторными словами, отстоять свою свободу? Моё безразличие к их чувствам, понимание мною, что я достойна большего просто ранило их. И дело тут не в нарушении закона. Дело в чужой обиде. Посудите теперь и вы. А я больше ничего не скажу.

Эгоизм. Самолюбие. Она была права. Все были виноваты в том, что она оказалась здесь – в больнице. Я заметил, что каждая из сторон виновата. Эгоизм и чрезмерное себялюбие породило обиды. Были разрушены семьи и чьи-то судьбы. К примеру, моей пациентки.

– Знаете, – сказал я ей в ответ, – ваша версия хороша. Но вы сильно утрируете чувство справедливости. И, увы, прочитанное, услышанное и увиденное поспособствовало установке диагноза. Окончательного.

Девушка встала с кровати. Она была напугана собственными мыслями.

– У вас, – продолжил я, – истерическое расстройство личности. Да, это не болезнь. Это психопатия. Отличием психопатии от психических заболеваний является её эволютивность, связанная не с болезненным процессами, а с «эволюцией» человеческой психики в реальной жизни. Основными симптомами истерической формы личностной патологии являются: чрезмерное самолюбие, эгоизм, лживость, утрирование чувства справедливости, завышенная самооценка, хвастовство и стремление привлечь внимание и проявить впечатление.

Девушка покачала головой, понимая, что установленный мной диагноз с перечислением симптомов полностью соответствует действительности. Она и сама замечала за собой некоторые странности.

– И как вы думаете меня лечить, Герман Риц? – спросила она, смотря в пол.

– В подобных случаях назначают курс психотерапии. А так же при проявлении возбудимости, приводящей к поведенческим нарушениям, пациенту дают нейролептические препараты.

– Ох. – И она закрыла руками лицо. – Я же только что перед вами по клетке, как животное ползала…

Стыдно стало и мне. Ведь я не сказал ей больше ни слова. Я лишь покачал головой и тихо ушёл, подумав, что так будет лучше, а за спиной в то время раздавался тихий плач девушки, которая не ожидала, что проведет свою молодость за решеткой психиатрической больницы, пропивая курс странных препаратов и общаясь с не менее подозрительными личностями. Ей нужна была поддержка. Но я ушёл…»