Четыре угла

– Хватит, хватит! Прошу. Слишком громко. – зажмурившись прокричал молодой человек. – Окала, сделай что-нибудь.

И всё затихло.

Герман открыл лишь один глаз, продолжая закрывать уши. «Всё», подумал он и расслабил руки.

– Откуда ты знаешь, что всё так просто? Вот взял, захотел и выбрался? А если человек не может, но очень старается и хочет быть по-настоящему счастливым? Если он хочет, чтобы жизнь снова его интересовала, давала поводы для размышлений и переживаний, улыбок и вдохновения, хочет, но никак не получает желаемого?

– Знаю, потому что сама выбралась из такой же ямы.

– Выбралась? Как?

– Моя история не начинается одним днем или моментом, нет, начало ее длинное и уходит за многие года назад, оставляя уже потертости в воспоминаниях. И именно этими воспоминаниями я поделюсь с тобой. – Окала протянула правую руку и ладонью взялась за внутреннюю часть левого локтя Германа Рица. Её вены заблестели золотистыми реками, что начали растекаться ближе к пальцам и вот-вот собирались настигнуть руки путника.

Золотом разлились воспоминания Окалы, пройдя паутинкой через кожу человека, и унесли его в другое место мыслями, но не телом.

Окала и Риц стояли на месте, закрыв глаза и схватившись руками, всё так же неподвижно. Мысли же их переместились в прошлое жизни Окалы, в те времена, когда она любила всем сердцем.

Риц видел смену картинок и эпизодов, уход и появление лиц, он чувствовал перепады настроения. Это как увидеть всю свою жизнь на огромнейшей скорости, которая не дает тебе узреть всё в мельчайших подробностях, но дает шанс почувствовать всё вновь. Риц ощутил, как размытое мужское лицо приводит Окалу в восторг, а потом через секунду, в которую уложилось множество событий, это же лицо разочаровывает её, оставляя в трудные минуты и не показывая нежности. Этот незнакомец пренебрегал Окалой, забывая про её чувства, пользуясь её телом и требуя от неё всё больше и больше, не давая в ответ ничего.

– Он взял мое сердце и оставил его у себя, забыв дать взамен и пару слов. – Открыв глаза и убрав от Германа ладонь, проговорила Окала, медленно опуская голову. – Я не могла понять люблю ли его или уже ненавижу, не могла, ведь сердце мое было не под моей властью. Он держал его и не отдавал, пуская меня в горькие мысли. Я чувствовала себя одинокой, жалкой и никому ненужной… – Слеза, подобно тающему солнцу, скатилась с щеки и рухнула на зеленую траву.

– И что ты сделала? – Боясь ответа, спросил путник.

– Я не могла расстаться с ним, но могла расстаться с сердцем, что держало меня в плену. И я рассталась. – И из груди Окалы потекла кровь, медленно пропитывая одежду и выступая перед взором Германа.

– То есть, у тебя нет больше сердца? – смотря на происходящее, спросил человек.

– Нет. – Окала повернула по очереди голову вправо и влево, давая понять, что в ее груди больше ничего не бьется.

Герман подошел ещё ближе к ней и обнял за плечи.

– Ты больше не любишь?

– Люблю, но не сердцем.

– Тогда это не любовь. – Почти шёпотом сказал Герман.

– Возможно, но мне хочется думать, что я всё ещё могу любить.

Риц взялся левой рукой за подбородок, кончиками пальцев пригладил нижнюю губу и спросил Окалу:

– А если бы ты полюбила меня, как бы ты это почувствовала? – Робко спросил юный путник, опустив одну бровь и подняв другую, пытаясь попутно не сжевать все ногти уже на правой руке.

– Я бы окружила тебя всем только самым лучшим. Пыталась бы сделать тебя счастливым. В этом же и есть смысл любви – делать кого-то счастливее. А при встречах я бы обнимала тебя и тайно желала поглотить целиком и полностью, как сладкий нектар. Ведь, когда любишь, не хочешь отпускать. Гуляя, я бы чувствовала боль, произнося шутку и не слыша в ответ твоего смеха. Потому что, когда любишь, ответный смех превращается в ответную любовь. Придя же домой, я бы вновь и вновь прокручивала в голове часы, проведенные вместе, чтобы снова пережить такие сладостные моменты, как объятия, неловкие случайные и теплые прикосновения рук. И лежа с закрытыми глазами, я бы пыталась почувствовать всем сердцем запах твоего тела и твоих духов.

Герман почувствовал в груди давно забытое чувство, напоминающее боль и наслаждение одновременно. На лице еле пробивалась улыбка, а тело перестало реагировать на и так отсутствующие команды отнявшегося мозга. Счастье, хоть и навеянное искусственно, активированное лишь мечтаниями о любви, теплом раздалось во всем Германе.

Закатное солнце красно-оранжевыми лучами озарило тающее от наслаждения и слегка уловимой печали лицо молодого человека. Свет играл со зрачками пришельца и превращал его волосы в огненный неподвижный костер.

Окала медленно повела Германа дальше, стараясь показать как можно больше мест здешнего мира до наступления темноты. Взявшись рукой за руку Рица, она быстро зашагала между блестящими от солнца озерами, что порождали спокойными волнами блики и бегающие «солнечные зайчики». Прохладная трава слегка поскрипывала от шагов, теплый ветер шевелил волосы, а корни деревьев создавали новые мосты прямо по ходу движения идущих. Герман смотрел на все, отключив способность к размышлениям, он просто наслаждался видом и беспечным путешествием к чему-то прекрасному. Вода успокоила его, лишив тревожных мыслей, лучи солнца подарили надежду на наступление красочной ночи, а ветер показался знакомым и опьяняющим своей добротой.

– Всё. Дошли. – произнесла Окала. – Одно из самых красивых мест, с которых открывается замечательный вид.

Герман оторвался от таяния в наслаждениях и осмотрелся. Он стоял на холме среди полевых цветов, превращенных солнцем в золотой шевелящийся от ветерка ковер. Почувствовались динамика, движение каждого листочка, шевеление каждого крылышка стрекозы или пчелообразного паука трехцветника. И в этой динамике скрывался покой. Кому нужны наркотики, когда есть аромат полевых цветов, морского воздуха при отсутствии моря на горизонте, медленно плывущие облака и проглядывающее уже уставшее, но еще синеватое небо, местами покрашенное разгоряченным солнцем? И тут всё это было, точно так же как и счастье. А впереди, там, где цветы обрывались озерами, Герман увидел еще и возможности в виде меняющихся локаций. Виднелись красные каменные башни с металлическими петухами на крышах, горы с пещерами, белизной сияющие просторы, тонущие в свете фонарей и мерцающих огней, одиноко стоящие домики из бревен и дороги среди полей и вод. Столько всего ждало его, столько всего он должен был увидеть до прихода монстра мира любви и счастья. И он увидит.

– Окала, посмотри! Посмотри, какой вид, какие места и возможности узнать что-то новое! Мы можем отправиться туда? – указывая пальцем вдаль, спросил Герман.

– Только скажи, куда тебе велит идти твое сердце, и мы сразу же отправимся туда.

Герман с улыбкой и задумчивостью всмотрелся вдаль, а потом спокойно повернулся, чтобы посмотреть на Окалу, и упал в щекочущие листками цветы.

– Присоединяйся. – Снизу раздался голос.

Окала аккуратно присела среди цветов, взявшись руками за колени, и начала смотреть вдаль перед собой.

– Смотри! Окала, – схватив ее за руку, закричал молодой человек, подобно ребенку. – смотри, облако похоже на котика. Надеюсь, ты знаешь, кто такие котики? – вдруг со страхом спросил Риц, боясь отрицательного ответа.

Окала пожала плечами, а потом всмотрелась в небо, закинув голову.

– Не так, Окала. Ты лучше ляг, так будет лучше видно. Тем более, когда еще ты сможешь полежать в цветах, вкусить свежий и сладкий запах, смотря в облака, напоминающие котиков и слушая мои бредни? Ложись, пока еще облака видны, будем рассматривать их и говорить, что в них видим. Я вот уже нашел облако, напоминающее котика и крокодила, пытающегося съесть другое облако.

Окала легла в траву, поерзала плечами и немного улыбнулась. Облака же плыли себе дальше, гонимые ветром и надвигающимися тучами.

– Вот то, – сказала Окала, – похоже на цветок. Только одного лепестка не хватает.

– Да, точно. Похож. Молодец. А вот то, посмотри чуть правее, похоже на лодочку из листка бумаги.

Герман и Окала продолжали рассматривать облака, угадывая, на что они похожи пока не стемнело. Лежать в траве стало холодно, а облака были невидны. Приподнявшись, молодой человек увидел среди темноты впереди огонек.

– Окала, что это?

Она встала на ноги и ответила:

– Кто-то разжёг огонь в пещере Инфаро.

– Кажется, что он так далеко.

–На самом деле нет. Если пойдем сейчас, то успеем до начала глубокой ночи и ливневого дождя.

– Дождя? Но ведь… – и только Герман собирался сказать, что на дождь и намёка не было, заморосил дождик. – А знаешь, забудь. Пойдем.

Пробираться ночью и в небольшой, но всё же прохладный дождь, Герману было непросто. Сказывалось незнание мест, темнота и голод. Окала же чувствовала себя прекрасно, она с легкостью обходила любое мелкое препятствие, указывала Герману на нужную трапу и часто останавливала его перед обрывом у берегов озер.

Почувствовался дым от костра, запах чего-то жаренного и вкусного. Раздался смех и… погодите, да, смех и хрюканье. Чей-то уставший от жизни голос и топот. Свет от костра начал пробираться сквозь ночную тьму и окутывать камни, стоявшие перед Германом и его синекожей подругой. Окала взглянула на резко ставшего серьезным Рица. Вдруг, послышались шаги слева, показался маленький огонек, потом рука в перчатке, несшая этот огонек в стеклянном с металлическими переплетами куполе, а затем шляпа и вытянутое вперед, подобно вороньему клюву лицо. Тело незнакомца было прикрыто свободной верхней одежде, напоминающей длинное черное пончо.

Незнакомец медленно протянул левую руку к своему лицу и снял с него маску – наклювник, применяющийся при нырянии на большие глубины. Маска снята, а клюв остался. Своими черными и блестящими от костра и огонька глазами, незнакомец всмотрелся в два лица, спокойно поглядывающих на него. Одна сторона лица преобразилась улыбкой, другая оставалась неподвижной. Видимо, клюволицый узнал кого-то из присутствующих.

– Окала, ты не бывала так прекрасна с тех пор, как пропала из моей жизни. Рад тебя снова видеть.