– И очки помогают?
– У них специальные стёкла… – начинает. – Они защищают от избытка синего цвета, который вредит глазам.
– Не защищают, – с сожалением качаю головой – вокруг его радужки рассыпаны микроскопические кровавые ручьи и реки. – Это плацебо, – резюмирую.
– Может, и так. Но мне легче, а это главное, разве нет? – косится с улыбкой.
– Одержим и отдал себя делу целиком? Без права на семью и переписку?
Он кивает:
– Это. Но больше отсутствие чего-либо ещё, чему хотелось бы себя отдавать.
И вот теперь он отворачивается. А я мысленно прошу «Не надевай очки, только очки не надевай!» И он их не надевает.
– А ты бы хотел?
Он не отвечает, и я уточняю почти шёпотом, который в этом гуле моторов и гомоне пассажиров едва можно расслышать:
– Чтобы они были? Те, кто станет пить твоё время? Как листья зелёного чая пьют воду и солнечный свет?
Oleg Byonic – Submissive
Он словно вздрагивает и рывком поднимается.
– Пропусти, – требует.
Сжав зубы, я делаю то, о чём он просит. Лео открывает багажный отсек, вынимает сумку.
– Ты не могла бы пересесть?
Как только я это делаю, он бросает сумку на моё сидение, раскрывает молнию. Прямо сверху на вещах лежат две книги, я вижу их мельком, но успеваю выхватить на корешках слова «Астрофизика» и «Психотерапия», под ними что-то из одежды, ещё планшет, ноутбук, провода, зарядные устройства и… пакет с лекарствами. Их не то, чтобы много… но в общем, достаточно, чтобы в моих внутренностях что-то надорвалось. На мгновение я не могу дышать, хмурюсь и морщу нос, как от боли.
– Ты в порядке? – спрашивает меня.
– Нет. Сердце болит.
– Давно?
И я непроизвольно ищу глазами монитор со статистикой – 2 часа 37 минут в небе.
– 2 часа 37 минут.
– Попробуй снова вздремнуть. Отдых всегда помогает. А лучше поймай стюардессу и попроси принести чего-нибудь покрепче. Виски, к примеру. Виски – вещь… на первой стадии.
– А на второй?
– А на второй уже редко что помогает. Но тебе до неё ещё далеко.
В его руке зажат небольшой флакон из белого пластика.
– А это что? – спрашиваю.
– Это капли для глаз – снимают напряжение. Тебе не подойдёт.
– А вдруг?
Он пожимает плечами и протягивает флакон мне:
– Как скажешь.
Но я не беру:
– Давай вначале ты, а я после.
Кивнув, он затягивает на сумке молнию и уходит.
– Лео! – кричу.
Не оборачивается.
– Лео! – ещё громче.
Но он теперь довольно далеко, а шум в самолёте такой обманчивый, вроде бы и не ощущаешь его, и только крикнув, обнаруживаешь, что голос твой словно растворяется в движении.
Догоняю его у туалета. Кабинка занята и Лео стоит, облокотившись плечом об угол. Смотрю на него, и ощущаю боль. В ноге. Ему больно стоять.
– Лео!
И вот теперь только он меня слышит.
– Что? – спрашивает удивлённо.
– Давай помогу.
Он поднимает брови, сжимая губы, чтобы скрыть улыбку:
– Э… ты серьёзно?
– Капли давай!
У меня нет настроения для лёгкого флирта, у меня болит нога, причём так, что терпеть сложно. Нелегко терпеть.
– Как ты там собрался выворачиваться в антисанитарии?
– Ну… очевидно, так же как и всегда, – пожимает плечами, и улыбается теперь только глазами.
– В отличие от «всегда» в данном отрезке твоего особенно счастливого времени у тебя под рукой есть я. Я закапаю. Я умею, не сомневайся.