В тихом омуте…

И я решила спустить все на тормозах, принять решение – но не сейчас, не сейчас.

– Твои мальчики никогда на это не согласятся, – снова повторила я, – еще убьют меня, чего доброго!

– Нет, никогда! – Она неистово сжала мои запястья. – Никогда… Дай им время, они привыкнут. Ты полюбишь их, а они – тебя… Ты выберешь любого из двух, я даже знаю – кого… И нас опять будет четверо.

С трудом оторвавшись от Веньки, я отправилась в кухню и накапала ей успокоительного.

– Выпей. И пойдем поспишь. Глаза у тебя красные.

– Зеленые, – улыбнулась она, – зеленые, как у тебя…

Она заснула, держа меня за руку.

Спустя полчаса я осторожно выпростала кисть и наконец-то обрела свободу, – пусть и на короткий срок, теперь я понимала это.

«Что скажете?» – спросила я Ивана и Нимотси.

«Меняй квартиру, пол и страну проживания», – посоветовал мне умерший Иван.

«Это клиника, ясно! Но с другой стороны – прилабунься к этим сумасшедшим жеребцам и хотя бы до климакса проживи в радостях группового секса», – посоветовал мне уехавший Нимотси.

Я прошлась по комнате и сняла нашу фотографию, пришпиленную к обоям над письменным столом, – пятый курс, я, Иван и Нимотси. Трезвые глаза, Том Вейтс и Рей Чарльз – «Скатертью дорога, Джо!».

А потом вдруг взяла ручку и расцветила себя на фотографии – новой прической, новым разрезом глаз и формой губ.

Очень даже недурственно получилось, очень даже может быть, совсем другой человек – и меня тут же пронзила острая мысль, что сумасшествие вполне заразительно. Испугавшись этого, я спрятала фотографию в стол – от греха подальше.

Не хочу, не хочу, не хочу! Не хочу идти на поводу у этой девчонки. Проснется – умою, накормлю, вещи уложу – и «Скатертью дорога, Джо!»…

Но выпроводить не получилось.

Остаток дня она была мила и даже не вспоминала об утренней истории. А потом уселась на телефон – только для того, чтобы сообщить мне, что вышла на крупное издательство, где вполне реально выпустить какой-нибудь романчик в мягкой обложке.

– Именно! Криминальное трупилово-мочилово, тем более что за него прилично платят. Ты как, Мышь? Может, попробуем себя на ниве литературы?

Я поморщилась.

– А Фарик нам фактики подбросит. Есть у него знакомые ментярики, а у ментяриков – пара-тройка «глухарей» забавных всегда найдется.

– Глухарей?

– Или «висяков». Нераскрытые убийства. Их так обыграть можно!

– Господи, и откуда в тебе такая страсть к изнанке жизни?

Венька подошла ко мне и обняла за шею.

– Это не изнанка жизни. Это жизнь. Но если ты не хочешь – мы вполне можем отказаться.

Больше всего мне не хотелось вступать с ней в дебаты, тем более что под окнами уже давно маячила машина Марика.

Несколько раз мальчики даже нетерпеливо посигналили, но подняться не решились.

– Тебе пора, – сказала я.

– Да, – подозрительно легко согласилась Венька, поцеловала меня в щеку и на минуту задержалась в прихожей – у своих вещей, так и не разобранных мной с утра.

Она порылась в них, достала вызывающего вида вечернее платье; этот маленький кусок ткани, купленный специально для коррид в Доме кино и безотказно действующий на все мужское поголовье, вызывал во мне странные чувства – смутную зависть и вполне осознанный протест.

– Тебе нравится? – спросила Венька.

– Ты же знаешь, я терпеть его не могу. И тебя в нем терпеть не могу. Ты выглядишь как шлюха.

– Дешевая шлюха.

– Нет, не дешевая. Я этого не говорила.

– Ужасно тебя люблю! Все, пока!..

…Она разбудила меня посреди ночи, бесцеремонная, как всегда.

– Подарок!

И бросила на кровать маленький сверток.

– А дня нельзя было дождаться? – в который раз я пожалела, что дала ей ключи от квартиры.

– Вставай, вставай, соня!

– С ума сошла – три часа ночи!

– Три часа утра! Утра, а это две большие разницы. А в Америке вообще день божий!

Я села в кровати – всклокоченная, злая, в наглухо застегнутой под ворот байковой ночной рубашке.

– Очень эротичное бельишко. От Кардена? – Венька смотрела на меня с нежной жалостью, соплячка.

– Ивановский суконно-камвольный комбинат.

– Ценю за патриотизм. Ладно, не сердись! Посмотри лучше, что я тебе привезла!

Я медленно открыла пакет двумя пальцами – не очень-то я доверяла Венькиным подаркам.

– Ну что, – она присела на краешек кровати, – узнаешь брата Колю?

…Это было точно такое же платье, даже расцветка та же – Венькина утренняя исповедь не была ни моим бредом, ни ее мистификацией: она действительно решила сделать меня своим блеклым отражением, своей недостающей половиной.

– Вставай и отправляйся на примерку, – в Венькином голосе прозвучали жесткие нотки.