8-9-8

– Нет, не теоретически.

– В жизни никто не тает, если тебя интересует именно это.

Габриель испускает вздох облегчения: пусть Фэл и не фея, зато романтическая кончина на палубе, под палящими лучами, в объятиях муслинового платья ей не грозит.

– Видишь тот стол с сукном? – не-фея демонстрирует удивительную способность переключаться с темы на тему.

– Бюро, – уточняет Габриель. – Тот стол называется бюро.

– Верно. Ты не мог бы выдвинуть верхний правый ящик и кое-что взять?

– Не получится. Ящики в бюро всегда закрыты на ключ.

Это чистая правда. Габриель неоднократно пытался подобраться к манящим его воображение ящикам и всякий раз терпел фиаско. Их пять, похожих друг на друга как близнецы: два с правой стороны и три с левой. Ящики сияют темно-ореховой поверхностью, а прорези замочных скважин на них заставляют вспомнить о египетском боге солнца Ра. Габриель видел картинку с богом в «Nouveau petit LAROUSSE illustrе»: глаза Ра на картинке – такой же формы, что и скважины.

Ключа к ящикам (в отличие от бога солнца) Габриель не видел никогда.

– …Ключ. Я и забыла. Вот, возьми.

Фэл снимает с шеи цепочку, на которой (вместо медальона, крестика или ладанки) висит маленький блестящий ключ.

– А он подойдет?

– Конечно. Ведь это и есть ключ от бюро.

– Откуда он у тебя? —

Подобный вопрос для Габриеля чистая формальность, Фэл может не заморачиваться с ответом. Какая разница, откуда у нее ключ, важно – что он отпирает. Не пройдет и тридцати секунд, как Габриель узнает о содержимом ящиков: вдруг там спрятаны невероятные, потрясающие предметы? Настолько потрясающие, что к ним вполне применимо слово «артефакт» – о его существовании Габриель узнал не так давно, но случая употребить еще не представилось.

– …Откуда? Его прислал мне твой отец. Несколько месяцев назад.

– Зачем?

– Сейчас откроем ящик и все узнаем.

– Там спрятан артефакт? – Габриель так возбужден, что не сразу попадает ключом в скважину.

– Ого!.. Насчет артефакта я не совсем уверена…

Куда ему слушать Фэл, если ключ легко повернулся в замке и ящик поддался? Возбуждение достигает пика и – следом за ним – следует сокрушительное разочарование.

Ящик пуст.

Почти пуст, если не считать еще одного ключа, болтающегося на дне. Второй ключ раза в два больше первого, он не украшен ни искусной резьбой, ни драгоценными камнями, ни инкрустацией из слоновой кости. Такими ключами отпираются самые захудалые дома, самые дешевые закусочные, самые заброшенные подвалы, в которых не сыщешь ничего, кроме крыс.

Нет-нет, так просто Габриель не сдастся, впереди целых четыре ящика!

Он уже готов продолжить поиски, когда слышит голос Фэл:

– Ты не должен этого делать.

– Почему?

– Потому что мы должны взять только то, что лежит в верхнем правом ящике.

– Но там только еще один дурацкий ключ.

– Значит, нам нужен именно он.

– А остальное?

– Послушай, на все остальное мы не имеем права, —

Фэл по-прежнему кажется мягкой (она даже мягче, чем обычно), но тени за ее спиной начинают сгущаться, а воздух – угрожающе потрескивать, помни об аннигиляции, малыш.

Помни и не перечь.

…Спустя день, ключом, найденным в ящике, Фэл откроет самую важную дверь в жизни Габриеля. За ней окажется помещение, в котором Габриель проведет самые прекрасные дни и самые ужасающие ночи. Впоследствии разделение дней и ночей уже не будет таким четким, и темнота (или то, что кажется темнотой), переползет на территорию света, медленно съедая ее, откусывая по кусочку.

Габриель и Фэл оказываются на улице Ферран через несколько часов после оглашения завещания.

Завещание состоит из трех миллионов пунктов, по которым можно ненавидеть английскую выскочку. В нем сказано, что Виктории Бастидас де Фабер (так выглядит полное имя Фэл) переходит коллекция кубинских сигар в количестве 931 штуки, библиотека и автомобиль «Золотой Бугатти» 1927 года выпуска, о существовании которого никто в семье Габриеля не подозревал.

Где он находится в настоящее время – тоже неизвестно.

Кроме того, в собственности сеньориты Бастидас оказывается часть недвижимого имущества покойного на улице Ферран, в центральной части Города.

По сравнению со столь внушительным куском пирога остальные куски выглядят не так впечатляюще, это крохи, а не куски:

– небольшое денежное вспомоществование вдове покойного,

– счет в банке на имя сына покойного (суммы, лежащей там, хватило бы разве что на годовой абонемент в океанариум).

Судьба пластинок и аудиотехники (включая граммофон) тоже худо-бедно устроена, они передаются в дар дочери вдовы покойного от первого брака. Не обойдены вниманием и цирковые плакаты, их необходимо переслать г-ну «Bugge Wesseltoft», до 1981 года проживавшему в городке Бад-Грисбах, в Баварии.

Бад-Грисбах, не там ли запаркован «Золотой Бугатти»?

– Он был большой шутник – ваш муж и мой брат, – объясняет впавшей в уныние матери Габриеля Фэл. – Я понятия не имею, кто такой Багги Вессельтофт… Я даже не знаю, существует ли этот Багги на самом деле.

– А по-моему, он был мудаком. Тихушником с поехавшей крышей. Жалким ничтожеством, который сидел на твоей шее и годами измывался над тобой, мама.

Мария-Христина не стесняется в выражениях, и ее можно понять: уж слишком оскорбительным выглядит пункт о запиленных оперных пластинках толщиной в палец, она всегда считала их мусором. А граммофон и эдисоновский восковой валик!.. Вещи, совершенно несовместимые с психоделической командой «ДЖЕФФЕРСОН ЭЙРПЛЕЙН», на создание очередного элэсдэшного шедевра в стиле «Surrealistic Pillow»[7 - «Сюрреалистическая подушка» (англ.).] они вряд ли вдохновят.

– Вы не должны так говорить, Мария-Христина. – Фэл пытается быть вежливой с сестрой Габриеля.

– Отчего же? Я считаю, что это не завещание, а самое настоящее издевательство.

– Это воля покойного…