Такси для ангела

С АК все было ясно. Аглая Канунникова, Автомат Калашникова, направленный прямо в сердце читателя. А мы с бесхитростным Райнером-Вернером будем вынуждены играть роль автоматных рожков. Мы – всего лишь свита знаменитой писательницы. Именно поэтому она берет нас с собой, вторым и третьим номером после голозадой Ксоло. Именно поэтому мы летим самолетом, а не едем поездом, как все остальные. Все эти СС, ТТ и ММ. Именно поэтому мы прибываем на полдня позже.

Именно поэтому я сижу сейчас в кресле между Аглаей и Райнером-Вернером и меланхолично жду посадки в аэропорту Пулково.

И начала игры.

Мы будем играть королеву, играющую в детектив…

Глава 2

За шесть часов до убийства

…В аэропорту нас встречал утонченный молодой человек, представившийся режиссером программы. У режиссера было довольно экзотическое восточное имя, запомнить которое не представлялось никакой возможности. И после того, как Аглая несколько раз мило переврала его, режиссер предложил укороченный вариант – Фара.

Все сошлись на том, что «Фара» звучит по-свойски и располагает к доверительным отношениям.

В джипе, который должен был доставить нас к месту назначения, Аглаю ждали подмерзшие розы и еще один нацмен.

Нацмен являл собой полную противоположность аристократическому Фаре: плоское блинообразное лицо монгольского божка, узкие глазки и лоснящиеся черные волосы (без тюленьего жира здесь не обошлось, как пить дать!). Божок был облачен в лисью доху и снабжен четками из хорошо отшлифованного черного агата.

– А это наш радушный хозяин, – с ходу охарактеризовал нацмена Фара.

– Чингисхан местного разлива? – шепнула ему Аглая. Она умела говорить комплименты.

– Почти. Любезно согласился предоставить свой дом на время съемок.

– Улзутуев. Дымбрыл Цыренжапович, – Чингисхан местного разлива вполне по-европейски лизнул руку Аглае. – Читаю ваши книги. Видел вас по телевизору. Рад приветствовать. Счастлив принять у себя. Надеюсь, вам понравится.

– Уже нравится, – пропела Аглая, и неизвестно, к чему это относилось: к самому божку, к его лисьей дохе или к джипу с четками. – Куда вы нас везете, Дымбрыл Цыренжапович?

Черт возьми, она ни разу не споткнулась на имени! Несчастный режиссер Фара даже позеленел от ревности.

– У меня небольшой домик на берегу озера. Это севернее Петербурга. Заповедные места.

– Никогда не была в заповедных местах. А вы, Алиса?

Деревня Замогилы Псковской области – вот предел моих мечтаний. И ближние пригороды Питера с очумевшими туристами. И мелкий, покрытый тиной и нефтяной пленкой Залив. Озера – совсем другое дело. Озера кольцом опоясывают город с севера. Озера и сосны, по кускам распродаваемые в частную собственность.

Судя по дохе и заплывшему жиром затылку, этой собственности у Дымбрыла Цыренжаповича – просто завались.

…Дорога заняла добрых два с половиной часа. И то только потому, что Монгол Шуудан шел на ста пятидесяти кэмэ, лишь изредка притормаживая, чтобы всучить взятки гаишникам. За превышение скорости. Аглая тоже внесла свою лепту в акцию «Нейтрализуй ГИБДД»: две книги с автографами для жен младших сержантов и старших инспекторов.

На нас с притихшим немцем Дымбрыл не обращал никакого внимания: очевидно, мы проходили по ведомству телохранителей. Безликих узкопрофильных специалистов. Восточные единоборства и греко-римская борьба в одном флаконе.

– Кто-нибудь уже приехал? – спросила Аглая у Фары.

– Все на месте. Ждем только вас.

Краем глаза я заметила торжествующую улыбку на лице Аглаи: примадонну всегда подают на десерт.

«Небольшой домик» гостеприимного Дымбрыла Цыренжаповича потряс мое воображение: он напоминал табакерку, увеличенную до размеров стационарного цирка-шапито. От табакерки шли два крыла, венчавшиеся башенками в готическом стиле. Фасад табакерки был утыкан окнами с витражами, а ближние подступы к ней охраняло несколько миниатюрных дацанов.

Между дацанами носилась свора черных доберманов.

Стоило только собакам попасть в поле нашего зрения, как Райнер-Вернер, и без того пришибленный происходящим, сунул руку между колен. Я с трудом подавила смешок: не зевай, немчура, береги мошонку! Яичница делается на счет раз-два.

– Солидно, – не удержалась от возгласа восхищения Аглая.

– Налоговой инспекции тоже понравилось, – Дымбрыл самодовольно улыбнулся, продемонстрировав всем находящимся в машине хорошо подогнанные друг к другу, идеально ровные золотые зубы.

– А собаки… Это неопасно? – спросил Райнер-Вернер, а Ксоло, до этого спокойно сидевшая у меня на руках, залаяла.

– Опасно, – заверил Райнера Дымбрыл. – Но пусть дорогие гости не беспокоятся. Вас устроят в дальнем крыле. Отдельный вход и прекрасный вид на бухту.

Силуэты доберманов на хорошо утрамбованном, чуть голубоватом снегу тоже были прекрасны. Я даже залюбовалась ими, но Райнер все еще не мог успокоиться. Похоже, он уже жалел, что принял приглашение Аглаи.

– По-моему, их чересчур много…

– Разве? А я еще троих прикупил. Жизнь-то волчья, без собак не обойдешься.

Дымбрыл Цыренжапович лихо припарковал джип к ангару, смахивавшему на самолетный. К машине тотчас же подошли два охранника. Один из них осторожно вынул из джипа тушу хозяина, другой занялся нами.

Спустя несколько минут мы уже приближались к дому. Впереди, презрев все правила приличия, несся Райнер-Вернер. Мне с трудом удалось догнать его.

– Не будьте идиотом, Райнер! В конце концов, это неэтично. Пытаться ворваться в дом, не дожидаясь хозяина.

– С детства боюсь собак… Особенно таких больших. Меня покусал доберман, – на ходу оправдывался немец. – И потом, нас уже ждут.

Нас действительно ждали.

У крыльца, украшенного скульптурами двух каменных львов, стоял молодой человек в черном смокинге и белых перчатках. Все трое – и львы, и молодой человек – были уменьшенной копией самого Дымбрыла: те же узкие глаза, тот же приплюснутый нос, та же плоская, как будто раскатанная скалкой, физиономия.

На лицо молодого человека падали крупные хлопья снега, но он, казалось, не замечал их: пантеон монгольских божков не замечает подобных мелочей. Даже появление хозяина не внесло никакой сумятицы. Юноша лишь слегка наклонил голову.

– Проводи гостей, Ботболт, – эти слова Дымбрыл Цыренжапович сбросил юноше на руки вместе с лисьей дохой – на ходу.

На непроницаемом лице Ботболта отразилась напряженная работа мысли. Видно было, что арифметические подсчеты даются ему с трудом: вместо одной приглашенной в улус хозяина прибыло трое. Что делать с двумя лишними единицами?

– Комната на третьем. Резерв, – подсказал несчастному Дымбрыл. И снова обратился к нам: – Буду рад увидеться с вами через час. На обеде.

Он еще раз припал к руке Аглаи, с укоризной посмотрел на проштрафившегося трусишку Райнера-Вернера, скользнул невидящим взглядом по мне, кивнул режиссеру Фаре – и удалился.

Мы остались в распоряжении меднолобого Ботболта.

Ботболт провел нас через огромный холл, больше напоминавший внутренности юрты. Сходство с юртой усиливалось из-за множества ковров: ковры лежали на полу, были развешаны по стенам, затягивали потолок. В коврах терялись чучела гепарда и пумы (уж не в местных ли болотцах подстрелил их хозяин?); в коврах терялись коллекции холодного оружия и вазы с сухими цветами; мы и сами едва не потерялись. И лишь в последний момент успели – вслед за Ботболтом – выскочить за полог ковра, который на поверку оказался дверью.

Языческое бурятское великолепие кончилось так же внезапно, как и началось. Коридор, в который мы попали, был самым обыкновенным новорусским коридором: мраморные плиты пола, мраморные стены, встроенные светильники, абстрактные картины в узких багетах.

– Интересный тип этот Дымбрыл, – сказала Аглая режиссеру. – Чем он занимается?