Мужчина ее мечты

– Да, – сказал он минуту спустя.

– Досье доставят через неделю, в это же время, – сообщил Координатор голосом синхронного переводчика, и Володька понял, что он просто повторяет то, что бубнит заказчик в крохотном наушнике.

– Я приду.

– Это, – Координатор пододвинул к нему пухлый конверт, – гонорар за визит.

Даос и этому не удивился. Напротив, его бы оскорбило, буде ему не оплатили потраченное время. Это начинающие бежали по первому зову и выжидательно смотрели в глаза Координатору – уж очень им хотелось выслужиться. Каждый час Даоса стоил баснословных денег, но чем дальше, тем больше людей согласны были их платить. Конкуренции со стороны молодых, хватких и талантливых он еще не боялся.

Покинув здание Центра, Володька по привычке огляделся, нет ли за ним «хвоста», сел в машину и минут десять ездил по городу безо всякой цели, только чтобы оторваться от возможных соглядатаев. Выполнял он эти действия на автопилоте, хотя ни сегодня, ни обычно за ним никто не шел. Однако соблюдал святую заповедь: береженого Бог бережет и расслабляться нельзя.

Заказ действительно казался странным Володе Абессинову и даже вызывал определенные сомнения, но не в обычаях Даоса было теряться в догадках. У него целая неделя в запасе, и он намеревался провести ее со вкусом. И уже составил план, как будет ухаживать за этой наивной малышкой. Интересно почувствовать себя Пигмалионом, и даже приятно.

Он заехал в салон за скромным, безумно дорогим букетом, а затем в Оперный. Ему повезло, вечером давали «Набукко», а эта опера даже не в самом блестящем исполнении заслуживала того, чтобы ее послушать. Затем он позвонил в китайский ресторан и заказал столик на двоих. В какой-то момент Володька поймал себя на мысли, как он будет выглядеть рядом с этой Никой, но тут же отмахнулся от нее. Какая разница, кто и что подумает.

Наконец он набрал ее номер телефона и с удивлением отметил, что волнуется, дома ли она. А вот это уже и вовсе странно.

* * *

Вчерашний день закончился бездарно.

Отдышавшись и придя в себя, я направила свои стопы к Леночке, но той уже дома не оказалось. Сперва я решила, что она выскочила в магазин на минутку, и доверчиво ждала ее на лавочке под домом в течение часа. Еще полчаса трезвонила в двери, но никто не откликался. Разумнее всего было бы позвонить по телефону, но наш город так прекрасно устроен, что телефоны встречаются тем реже, чем больше ты удаляешься от центра. Как сказал некто наблюдательный: трудно жить там, где отсутствуют телефоны; еще труднее там, где они есть; но сложнее всего жить в месте, где телефоны есть, но не действуют. Это как раз про нас. Так что осуществить свое прекрасное намерение я смогла, только вернувшись домой. У подруги было постоянно занято, но и это не редкость, так что я просто махнула рукой на сие безнадежное дело.

Попыталась сосредоточиться на новом знакомом, а в частности на его фирме с таким судьбоносным названием, и потратила большую часть вечера на добывание сведений. Мои попытки закончились оглушительным поражением – единственное, что могли сообщить мне справочные службы: справок они по частным фирмам не дают. Причем утверждали это обиженно и зло, так что любой поневоле чувствовал себя нарушителем спокойствия в славном городе Багдаде, и уже мерещилась ехидная улыбка палача, призванного навсегда призвать тебя к порядку.

Словом, ни перестройка, ни пресловутая независимость, ни, прости господи, демократизация всей страны результатов не дали: службы быта по-прежнему полагали любого клиента своим личным и кровным врагом. И я вовсе не удивлюсь, если сколько-нибудь лет спустя выяснится, что это действовал какой-то тайный орден, вступая в который его члены давали страшную клятву всемерно усложнять жизнь своим доверчивым согражданам. Правда, я порадовалась за безопасность своей страны – ни один шпион ни черта тут не выяснит, это точно. Так что Игорь Разумовский оставался все еще прекрасным все еще незнакомцем, и я не была уверена, хочу ли ему звонить.

Мне крайне требовался совет. Дело в том, что мне понравились оба сегодняшних знакомых, но совершенно по-разному. Рядом с Владимиром Ильичом я чувствовала себя как в шестнадцать лет – сердце сжималось, голова кружилась; а около Игоря было тепло, спокойно и уютно, словно всегда его знала и доверяла ему. Недаром поляки говорят: что слишком, то не здорово, – я совершенно не представляла себе, кого выбрать. Правда, кто меня заставляет выбирать? Поживем – увидим.

Сегодня на работе меня ожидал неприятный сюрприз. Включив свой компьютер, я с изумлением увидела, как на экране проявляются большие слова: «Девочка, веди себя осторожно. Не суетись». Это было мало похоже на угрозу, но именно как угрозу я их восприняла. Попытки узнать, кто сегодня утром или на днях подходил к моему компьютеру, оказались тщетными. Никто ничего не видел. Точнее, видели так много, что бесполезно всех расспрашивать. Хотелось бы мне думать, что это просто чья-то глупая шутка, но в свете последних событий не получается. А я только-только стала надеяться, что у меня просто слишком пылкое воображение. Домой я ушла в расстроенных чувствах. Телефон дома просто разрывался. Подняв трубку, я услышала незнакомый голос: «Свету позовите».

«Вы не туда попали» – эту фразу мне пришлось повторить в течение трех с половиной часов раз пятьдесят, и я исполнилась к ней глубоким отвращением. Свету требовали разные мужчины, и уже третий или четвертый звонок перестал казаться случайным совпадением. Но какой смысл изводить меня этими глупостями? Надо было отключить телефон сразу же, но мне уже стало просто интересно, сколько выдержат неутомимые искатели несуществующей Светы. Вынуждена признать, что я сдалась первой.

У каждого человека свой способ приводить в порядок расшатанные нервы. Лично я навожу красоту: придумываю прическу, сосредоточенно занимаюсь кремами и масками, затем делаю самый тщательный макияж. Потом надеваю что-нибудь праздничное и начинаю мерить шляпы, все подряд. Эти спокойные действия, не допускающие суеты и спешки, постепенно расслабляют. Для закрепления положительного эффекта я выхожу на улицу при полном параде. Достаточно поймать несколько восхищенных взглядов и услышать парочку комплиментов, чтобы почувствовать себя лучше. А там уж и море по колено – можно разбираться с насущными проблемами. И этой своей привычке я и на сей раз не изменила.

Страдания женщине к лицу: чем еще можно объяснить тот результат, который я получила после двухчасовой возни у зеркала? В таком виде просто грешно оставаться дома или бесцельно бродить по улицам. В таком виде нужно внимать прекрасному, и я приняла решение – схожу-ка в Оперный. Наверное, полгода туда не заглядывала.

На краю тротуара, прямо напротив моего парадного, собралась небольшая толпа. Даже не толпа, а так себе – толпушечка. Люди интересовались машиной, довольно редким джипом, огромным, широким, громоздящимся на мощных колесах как на лапах. Он производил жутковатое впечатление своими размерами и танковой мощью. По чистой случайности (кокетничаю) я знала, что это «хаммер», а «хаммер» по карману только американской армии. И что делает представитель Пентагона в нашем районе? Я сделала еще пару шагов… Хозяин «хаммера» стоял рядом с машиной, небрежно облокотившись о капот, и явно кого-то высматривал поверх голов, не обращая внимания на людей вокруг. В общем, я не слишком удивилась, узнав в нем Владимира Ильича. А вот он меня узнал далеко не сразу: сначала вгляделся повнимательнее, затем брови его взлетели вверх, и хотя он, как вежливый человек, сразу же взял себя в руки и направился ко мне с ослепительной улыбкой, я поняла, что выглядела вчера еще смешнее, чем думала.

– Я не мог до вас дозвониться, – сказал он вместо приветствия.

– Я рада вас видеть… – Может, это и невпопад, зато правда, а правду говорить легко и приятно.

– Вы сегодня потрясающе выглядите.

И я позволила себе снисходительно улыбнуться.

* * *

Мой старательный ангел-хранитель, видимо, решил полностью компенсировать нанесенный в течение дня моральный ущерб. И начал он с того, что прокатил меня на машине, к которой я питаю маленькую слабость.

В принципе легковые машины оставляют меня равнодушной, и я искренне сожалею, что лошадей нынче можно увидеть только на ипподроме или в кино; но два автомобиля можно считать исключением из общего правила: ошеломительный «крайслер-лебарон», в котором быстро забываешь, что вообще куда-то едешь, так деликатно и мягко он передвигается, и мощный вездеход «хаммер», для которого нет никаких преград. В какой-то момент кажется, что он не катится, а шагает на могучих лапах, – его колеса на независимой подвеске легко преодолевают препятствия. И ощущение такое, будто сидишь в комфортабельном танке. Ехали мы, правда, странно, как грабители или шпионы, уходящие от преследования. Впрочем, у каждого свои привычки. Я не стала акцентировать на этой мелочи внимание.

На коленях у меня лежал прелестный букет из белых и голубых асфоделей, которые, по определению, могут существовать только в стихах Данте, но не в цветочных магазинах. Правда, Владимир Ильич – на сей раз элегантный уже до неприличия, прямо как рояль, – выглядел несколько растерянным, помогая мне забраться на сиденье рядом с водителем. Оглядываясь на пустой салон сзади, я невольно думала, что там должна сидеть бригада телохранителей.

Затем был Оперный – мы вдвоем занимали царскую ложу, и оркестр оказался в ударе, и певцы пели на вполне европейском уровне. Из театра я вышла потрясенная удачным спектаклем, чего давно уже не случалось в моей жизни. А потом мы отправились в китайский ресторан.

Сие злачное место я люблю всеми фибрами своей души. Объясню почему. Это зрелище, которое превосходит любой театр по всем статьям; и даже знаменитый Дэвид Копперфильд может часами порхать у меня перед носом, когда я любуюсь поваром-китайцем, который готовит крохотные, с ноготок, пельмени со сверхзвуковой скоростью, – на фокусника я даже не обернусь. Ловкость пальцев у китайцев невероятная: стуча ножом так, что лезвие сливается в глазах в широкий луч света, один режет тесто на квадратики размером два на два сантиметра; второй с молниеносной скоростью начиняет их фаршем и запаковывает, а третий, сделав из обычной суповой ложки катапульту, перебрасывает пельмешки по одному в котел с кипящей водой и специями: раз, раз, раз… В глазах рябит. Еще один повар готовит лапшу: берет кусок теста, растягивает его, складывает вдвое, снова растягивает, снова складывает. Стороннему наблюдателю кажется, что он ритмично хлопает в ладоши, но уже через две-три минуты китаец выкладывает на стол гору тонюсеньких поворозочек и обрубает их по краям широким тесаком. Лапшу варят в кипящем масле, посыпают приправами и подают с овощами и мелко нарубленной курицей. Аппетитно шипят на противне моллюски, щедро поливаемые пряным соусом; источает упоительные запахи белоснежный рис (даже не рис, а горка отдельных лоснящихся, пухлобоких рисинок), расцвеченный розовыми, бежевыми и желтыми кусочками осьминогов, мидий, крабов и рыбы. И томится на блюде знаменитая утка по-пекински с апельсинами, после которой пресловутые нектар и амброзия олимпийских богов перестают вызывать зависть. Крохотные пирожки на плоских тарелочках, каждый на один укус, вызывают бешеное слюноотделение, их причудливая форма напоминает цветок, а эта золотистая хрустящая корочка, о-о-о…

Адаптировавшиеся к нашей действительности мудрые китайцы, не спрашивая, положили на стол и традиционные палочки, и обычные столовые приборы, завернутые в белоснежную салфетку. Предусмотрительно и весьма тактично – не акцентировать внимание на неумении большинства пользоваться палочками и не ставить посетителей в неудобное положение. Европеец, впервые пытающийся есть как китаец, – зрелище смешное и жалкое. Не менее смешно, хотя и не так нелепо выглядят те, кто освоил эту сложную науку, заседая в ресторане.

Я смотрела, как ловко Владимир Ильич управляется с едой, даже не прикоснувшись к ножу и вилке, как необычно складывает он длинные, тонкие пальцы, и проникалась уверенностью, что его-то учил настоящий китаец. И не просто китаец, а мастер. Потому что один раз, хоть и на долю секунды, он повернул и взял палочки, как сюрикэн*. Случайность? Навряд ли. Такие случайности, если верить теории вероятности, не должны происходить в первый же вечер.

* Сюрикэн – заостренные метательные пластинки или металлические стрелки. Это оружие получило наиболее широкое распространение в Японии.

Боюсь, он думал обо мне то же самое, пристально рассматривая мою постановку пальцев своими огромными синими глазищами.

Вопрос не по существу: зачем мужчине такие глаза и такие ресницы?

Еще одна деталь потрясла меня немного позже, когда мы, поужинав и мило проболтав о всякой всячине (японской поэзии «веселых кварталов» и ордене убийц-ассасинов, о Модильяни и Родене, а также о преимуществах китайской и французской кухонь, хоть и считается, что за едой говорить о еде неприлично), вышли из ресторана и подошли к машине. На сей раз я оперлась на его правую руку гораздо доверчивее и позволила себе взять его чуть выше запястья – люблю красивые руки и тонкие изысканные запястья. И вот под рукавом я нащупала твердый и плоский предмет, прикрепленный к телу сложной системой ремешков. Я не стала делать круглые глаза и наивно спрашивать: «Что это?» – а притворилась, что ничего не заметила.

Ибо это был пружинный механизм, который крепится на предплечье, от кисти до локтя, и достаточно единственного отработанного движения, похожего на небрежный взмах, чтобы он выбросил нож прямо в ладонь. Эта система гораздо эффективнее и надежнее, чем простые выкидные ножи, но зато и требует гораздо большей ловкости и мастерства. Новичку с такой игрушкой делать нечего – можно серьезно искалечить самого себя. Я знаю это наверняка.

У меня на антресолях, в рыжем маленьком чемодане, забитом кучей всякого ностальгического хлама, должна лежать такая же.

Глава 3

Игорь вошел в свой кабинет, насвистывая «Песню Сольвейг». Это был верный признак того, что у него хорошее настроение, и подчиненные моментально расслабились на своих рабочих местах. Вот если бы шеф исполнял «Искушение Дон Жуана», тогда дело другое. Тогда – спасайся, кто может.

Подобное мнение широко распространилось, что вызывало удивление, потому что Игорь Разумовский был интеллигентнейшим человеком, грубостей и вольностей себе не позволял, а его железный характер проявлялся исключительно в действии, а не в бытовых конфликтах. Тем не менее доблестный коллектив боялся шефа до дрожи в коленях и легких судорог, но уважал и любил беззаветно, что в нынешние времена – редкость. Но все сорок семь сотрудников частного детективного агентства «Ахилл» твердо знали, что шеф их не сдаст ни при каких условиях, что ему можно доверять как самому себе, и это самое важное. К тому же Разумовский был баловнем судьбы: ему всегда шла карта, ему фартило, ему подыгрывали обстоятельства. Называйте как угодно, но Игорю везло, и везло тем, кто находился рядом с ним. Поэтому даже в самые трудные времена агентство не жаловалось на нехватку высокооплачиваемых заказов и деньгами сотрудники обижены не были. В определенных кругах сложилась неплохая репутация, и потому Разумовского со товарищи передавали уже как эстафетную палочку – людям влиятельным, проверенным и в некоторой степени порядочным.

Правда, кристально чистым может быть только горный хрусталь, а неподкупно честным – неродившийся младенец, но таких требований к клиентам в «Ахилле» никто не выдвигал.

О том, где Разумовский работал до тех пор, пока основал агентство, слухи ходили самые разнообразные. Все вместе они могли послужить готовым сюжетом для лихого триллера. Так, одни утверждали, что Игорь, он же Ахилл, работал в КГБ; другие божились, что он уволился из группы «Дельта»; третьи своими глазами видели тех, кто знал тех, кто утверждал, что шеф-де спустился с Тибета в начале этой свистопляски и теперь изучает человечество вот таким странным образом. Четвертые делали умное лицо и говорили, что им доподлинно известна тайна Игоря, но они унесут ее в могилу. А по-настоящему никто и ничего про Разумовского не знал.

Было известно только, что в грязные дела он принципиально не впутывается, большие деньги признает, но не сходит при виде «зелени» с ума; живет один в приличной трехкомнатной квартире и очень любит свою собаку странной породы «супердог» – мускулистого теленка с клыками саблезубого тигра, черной масти. Фотография этого монстра в дорогушей скромной рамочке английского производства стояла на столе Разумовского в том месте, где остальные обычно помещают изображение членов своей семьи. Пес, настоящие имена которого запомнить и выговорить трудно, откликался на кличку Зевс и, бесспорно, производил впечатление. В агентстве активно сплетничали, что такая собака стоит дороже квартиры. Еще одной странностью (или сильной стороной шефа) бравые сотрудники полагали его невероятную устойчивость по отношению к противоположному полу. Нет, анахоретом Разумовский не слыл вовсе. Но отношения с дамами сердца строились как-то уж вовсе небрежно, в том смысле, что едва только дама начинала выдвигать требования – вполне даже разумные и не слишком обременительные, – как вчерашний «свет очей» превращался в нежное и приятное воспоминание. Свою свободу Игорь берег.

И зря милые секретарши меняли наряды, отчаянно кокетничали или рвались проявить заботу о холостом начальнике. Он смотрел на них со снисходительной улыбкой, верный правилу: на работе, хоть Софи Лорен, хоть Мишель Пфайффер, сотрудник есть существо среднего пола, призванное исполнять должностные обязанности, а не пытаться напичкать шефа сомнительными котлетами и сырничками. Кое-кого подобная позиция приводила в настоящее отчаяние, но большинство за это уважали Разумовского еще больше.

Сегодня настроение у Игоря было прекрасное. Милая девушка, с которой он познакомился в метро, вызвала самую искреннюю его симпатию. Причем он настолько увлекся радужными мечтами, что даже пошел в противоположную сторону от того места, куда собирался. Игорь периодически строго вопрошал себя: правильно ли он поступил, оставив девушке телефон, но не узнав ни ее телефона, ни адреса? Перезвонит ли она, захочет ли его видеть? И тут же сам себя успокаивал тем, что эта Ника явно свой человек.

Ему очень понравилось, как она держалась после этого неприятного инцидента. Другая позволила бы себе поплакать, поволноваться, и это было бы по-человечески понятно и вполне простительно. И то, что рыжая девчонка так быстро взяла себя в руки, характеризовало ее с лучшей стороны. Таким нельзя навязываться, на таких нельзя давить. Игорь решил, что неблагодарной Ника оказаться не может. И она обязательно найдет его, хотя бы для того, чтобы еще раз поблагодарить. А тогда уже он отыщет способ не отпускать ее от себя. Нельзя отпускать ее, рыжую и зеленоглазую, – ведь он искал такую слишком много лет.

В этом самом месте его размышления прервал негромкий, но категорический стук в дверь. Так мог стучать только его бессменный заместитель Вадим Борцов, единственный человек во всей фирме, которому абсолютно наплевать, какое у шефа настроение. Вадим был человеком практичным и крайне опытным, владел несколькими редкими специальностями и по праву считался незаменимым сотрудником.

– Привет, великий и ужасный! – заявил он, появляясь на пороге.

– Но очень демократичный! – уточнил Разумовский.