Ягодный возраст

– Нет, спасибо, я-то точно не смогу завтра поехать. Вадика я с вами отпущу (хорошо, что телефон есть), а сама, как с делами управлюсь, сразу постараюсь приехать. Только вы оставьте адрес, а главное – номер телефона, как с вами можно связаться, и, как приедете на место, сразу позвоните.

– Ну и очень хорошо, – обрадовалась Глаша. – Так мы завтра в девять утра выезжаем.

Она чуть поклонилась, прощаясь, и направилась к двери.

– Глаша, а что за молодой человек цветы передал? – вдогонку прокричала Ирка.

– Не знаю, только батюшка сказал, что молодой, – и вновь нотки неодобрения прозвучали в ее голосе. – Да, и что у вас с телефоном? У вас постоянно занято, – добавила она.

Закрыв за ней дверь, мы сразу распечатали конверт. Там лежали двадцать рублей и аудиокассета.

– Вот, – сказала довольная Ирка, – я тебе говорила, что он ещё объявится!

– Кажется, ты говорила совсем обратное, – попыталась я её поправить.

– Влада, не будь мелочной и давай скорее послушаем, а то ты меня сегодня точно до инфаркта доведёшь.

Кассета наконец была водружена в старенький «Панасоник». Через несколько секунд в кухне раздался мужской голос: «Владислава Владиславовна, здравствуйте ещё раз! Я вновь рискнул вас побеспокоить, и именно таким образом. Подобное обращение не даст вам возможности меня перебить. Я возвращаю вам деньги с большой благодарностью. Ведь дело не в сумме, а в своевременности её получения. Вы помогли мне выйти из неловкого положения с минимальными потерями. В воскресенье в Филармонии будет с единственным концертом выступать Дмитрий Хворостовский. Я буду ждать вас в восемнадцать ноль-ноль у главного входа. И так как я более чем уверен, что вы не сохранили номер моего телефона, я повторю его ещё раз». Прозвучал семизначный номер мобильника. «До встречи». Магнитофон замолчал.

– Какой Версаль! – простонала Ирка.

– Подожди ты с Версалем, – перебила я её. – Что там Глаша сказала про мой телефон?

Я подняла трубку. Гудков не было, и эта тишина мне не понравилась. Ирка, тут же выхватив трубку из моих рук, стала нажимать на все кнопки подряд, и вдруг раздались гудки.

– «Мнительный ты стал, Сидор»! – прокомментировала Ирка выражение моего лица и гордо положила трубку на место.

– Так, мать, что собираешься надеть в воскресенье? – обратилась она ко мне.

– Чёрное бархатное платье и шиншилловый палантин. Или у тебя есть другие предложения? – мгновенно отозвалась я.

– У тебя нет ни того и ни другого, а если будешь так выпендриваться, то никогда и не будет, – заключила Ирка.

– Ира, я честно не знаю, что надену и вообще пойду ли ещё. Мне надо сейчас дитё собрать, завтра дождаться их звонка, как они доберутся до места. У меня уже сейчас ни одной мысли, и зачем я согласилась?

– Не выдумывай, пожалуйста! У тебя вон потолок и стены в квартире рушатся, когда собираешься ремонт делать? А потом «кашемир», ну ладно, ладно, чего кривишься. Тогда хоть о ребёнке подумай, третий год подряд будешь парить всё лето Вадима на детской площадке… Ну всё, буду собираться, а то уже поздно. Да, ты хоть цветы в вазу поставь.

– Здесь не ваза, а ведро нужно. Слушай, Ира, а что у тебя-то случилось?

– У меня? – спросила удивлённо. – А моё кафе обокрали. Я на тридцать тысяч попала, представляешь? Ладно, как-то вывернусь.

Договорившись созваниваться чуть ли не каждый час, мы распрощались. Закрыв за ней дверь, я вдруг почувствовала, как страшно устала. Убрав со стола посуду и так и нетронутые нами пироги, я поставила гвоздики (их было двадцать шесть) в большую хрустальную вазу. Потом в небольшую дорожную сумку собрала Вадимкины вещи, покормила кота и, заведя будильник на семь тридцать, рухнула в постель. День длиною в жизнь закончился.

Утром сборы продолжились, и после отъезда моего наследника квартира выглядела, как будто её посетили торнадо, мощное землетрясение и цунами одновременно.

Категорически не хочу и не буду сегодня убирать и готовить. Решено: устраиваю день «протеста». Да здравствует свобода, хотя бы на один день! Сейчас лягу и буду спать, пока не высплюсь.

Сказано – сделано. Я с разбега плюхнулась в свою кровать, которая сразу ответила угрожающим треском. «Сломаешься, – пригрозила я ей, – выброшу!» Укутавшись головой в подушку, провалилась в сон, как в омут.

Проснулась от того, что кот с наглой настойчивостью колотил лапой по моему носу. Я забыла положить в его миску еду. Моя голова раскалывалась от крепкого дневного сна и кошмаров. Снился нагло усмехающийся «кашемир» с пулевой дыркой в голове, при этом он страстно обнимал томную «Барби», которая кровожадно смеялась и делала мне двумя пальцами «козлика». Вот чушь-то!

Кое-как добравшись до кухни и включив кофеварку, я занялась кошачьими проблемами. Затем душ и глоток относительно крепкого кофе. Взяв телефон и набирая его номер, я мучительно прикидывала, как половчее вывернуться из сложившейся ситуации.

В трубке раздались гудки. Слушая их, я все больше впадала в панику, забывая слова так грамотно выстроенной речи, и, при этом, все сильнее крутила дрожащими пальцами чашку, пытаясь изобразить гадание на кофейной гуще.

– Да, Владислава Владиславовна, здравствуйте, я вас внимательно слушаю, – раздался звенящий металлом голос.

– Здравствуйте, Георгий Владимирович! Я звоню вам, чтобы поблагодарить за цветы и за приглашение, но, к сожалению, я вынуждена от него отказаться. У меня есть определённые планы на выходные, и я не хотела бы их менять.

– Владислава Владиславовна, я совершенно уверен, что у вас нет абсолютно никаких планов ни на эти выходные, ни на следующие. И, как мне кажется, вы просто меня боитесь.

– Вы себе льстите, – как можно решительней заявила я, – хотя думайте, как хотите. Я позвонила, чтобы вас поблагодарить и поставить в известность, чтобы вы меня напрасно не ждали.

– Хорошо, я не буду ждать вас, – сказал он с раздражением и, не прощаясь, положил трубку.

На внутренней стенке чашки черная, засыхающая гуща, своей ломанной линией напоминала ЭКГ при мерцательной аритмии.

На душе стало гадко. Возможно, Ирка в чём-то и была права относительно моих умственных способностей. Но это моя жизнь, она меня почти устраивает, и я не хочу никаких перемен, а если и хочу, то не таких кардинальных. Всё, с этим покончено, и пора заняться делами.

Взяв лист бумаги и ручку, я набросала примерный план необходимых покупок для косметического ремонта своей квартиры. Затем (с моим знанием жизни и ценовой политики нашего «заботливого» государства), прикинув стоимость всего перечисленного, умножила её на два. Цифра «радовала» глаз и «веселила» душу. На ремонт уходили все отпускные и большая часть «заначки», с таким трудом отложенная за год. На насущные нужды практически ничего не оставалось. Надо будет позвонить знакомому мастеру, чтобы он посмотрел квартиру и посоветовал, на чём можно сэкономить. Но вначале надо дозвониться Глаше: как они доехали?

Глаша ответила сразу: у них всё замечательно, а моё Солнышко уже успело устроить небольшой погром на их кухне. Услышав его голосок в телефонной трубке, я чуть не расплакалась.

– Мамочка, ты моя самая любимая! Я лазлил молоко, а киса его съела с пола, а с пола кусать нельзя. Мамочка, не буду касу, я хацю тволог. Мамочка, я посол иглать! – протарахтев всё это, он бросил трубку, а я едва успела сказать, что люблю его.

Затем, позвонив мастеру и договорившись о встрече на следующий день, я, еле-еле шевелясь, стала приводить опустевший без моего Плюшкина-Ватрушкина дом в порядок, с тоской думая, что надо бы сходить в магазин. Мастера надо чем-то угостить, а в холодильнике, кроме засыхающих пирогов и кошачьего корма, ничего нет. Девять вечера – ещё не поздно, да и у нас всё же не Чикаго.

Погода начала портиться, небо быстро затягивало грозовыми тучами. Ну, ничего, до магазинчика «24 часа» всего два квартала, успею, должна успеть. Быстро надела свою «униформу»: джинсы, футболка, ветровка и кроссовки. В один карман – деньги и пакет, в другой – мобильник и ключи от квартиры.

Перед выходом бросаю «прощальный» взгляд на своё отражение в стареньком трюмо. Отсутствие положительных эмоций не красит женщину (сама виновата, не надо было отказываться от встречи), особенно в «ягодном» возрасте. «В сорок пять баба ягодка опять», а «ягодкой» я буду уже через несколько месяцев, так что надо быть пободрее и повеселее, самое интересное ещё впереди (ремонт, например). И в таком «весёленьком» настроении я вышла из квартиры.

На лестничной площадке уже горел свет, и, закрыв входную дверь на один замок (на все было просто лень), я стала спускаться по ступенькам (лифт так и не работал), мурлыкая себе под нос: «А он мне нравится, нравится, нравится…» В подъезде было тихо. Большинство соседей разъехалось по дачам, а кто остался дома, сидят у телевизоров.

Громко хлопнула дверь подъезда, и кто-то быстро стал подниматься по лестнице. Выглянув в достаточно широкий лестничный пролёт, я увидела скользящую вверх по перилам руку, одетую в чёрную кожаную перчатку.

Конец мая и кожаные перчатки? – пронеслось в голове.

Я, постепенно замедляя темп движения, продолжала смотреть вниз. Человек, видно, услышав меня, приостановился и посмотрел наверх. Нас разделяло почти пять этажей, но я совершенно чётко увидела резко выделяющиеся на очень бледном лице неестественно большие, чёрные, как провалы, глаза. Не отрывая от меня взгляда, мужчина стал подниматься всё быстрее и быстрее. Не колеблясь ни секунды, я резко развернулась и рванула домой, перепрыгивая через две ступеньки.

«Господи, – стучало в мозгах, – помоги, не дай мне упасть!» Бросив взгляд вниз, я видела, что он тоже бежит и расстояние между нами неумолимо сокращается. Ещё немного, ещё немного, ещё полпролёта.

– Стой, сука! – раздалось почти рядом.

Нас разделял всего один этаж, когда я вставила ключ в замок. Первый раз в жизни ключ повернулся сразу. Распахнув дверь, я пулей влетела в квартиру. В последний момент успела рассмотреть, как он рывком, едва не споткнувшись о последнюю ступеньку, кинулся к моей двери. Захлопнув ее перед самым его носом, я мгновенно закрыла все замки. Вдруг дверь и, кажется, весь дом вздрогнули от мощного удара.

– Открой дверь, стерва! – прохрипел яростный голос.

От ужаса я вжалась в стену.