Индийская мышеловка

– Да, конечно, – полез он в карман коричневой конопляной куртки.

Сема тоже хиппует, как и Маркус. Он не бреется, ходит весь растрепанный в своей мешковатой одежде из конопли и кожаных сандалиях. Тут вообще все хиппуют!

– У Маркуса украли траву.

– Как украли? Всю? – заволновался Семен.

– Нет, нет, не всю. Но большую ее часть…

– А кто украл? Когда? Как это произошло? – не успокаивался он.

– О, я не знаю. Он не запер дверь, и трава пропала. Возможно, это индийские туристы. Они вчера с ним полночи костер жгли. Но я наверняка не знаю.

– Нельзя доверять индийским туристам! – воскликнул Сема и затянулся биди.

– Да я знаю, я это уже тысячу лет назад понял. Ты лучше Маркусу это объясни.

Гончая слопала свой ужин, дала себя погладить и убежала в сторону кафе. Кафе находится почти на самом верху. Там, возле кафе, заканчивается дорога, ведущая из города Y, и начинаются две тропы, по которым можно передвигаться исключительно пешком (само собой, периодически спотыкаясь!). В первый же день, когда мы с Кристиной только приехали сюда, я упал и порезал руку о какую-то ржавую железяку в самом начале тропы, ведущей к моему домику. Упал и возрадовался, что перед отъездом все-таки не поленился сделать прививки!

У кафе с самого раннего утра и до самого позднего вечера торчат таксисты на своих индийских внедорожниках наподобие УАЗ и седанах наподобие ГАЗ-21. Тут горы и прохлада, так что никаких тебе дешевых рикш – только такси. Таксисты – как и местные домовладельцы – не торгуются! Они лучше целый месяц простоят без работы, чем скинут хоть сто, хоть пятьдесят рупий.

Такси привозит туристов прямо к кафе. Туристы бросают там свои гигантские рюкзаки и идут искать жилье. Потом, найдя себе какой-нибудь домик-развалюху, возвращаются, охая и ахая от великолепных видов деревушки X, говорят друг другу: «Итс эмэйзен… оу йеа, еа… оау… итс эмэйзен!.. Этой деревни нет в Lonely planet, мы великие путешественники! Забрались в такое экзотическое местечко! В моей стране я самый смелый путешественник… да, да!..» – «Определенно, во всей Италии не сыскать такого матерого путешественника, как ты, дорогой Помпео…» Они обедают фалафелем, пиццей, лапшой с курицей или еще чем, кормят мою гончую объедками и расходятся по своим домикам.

Я знаю, в кафе гончую неплохо подкармливают. Может, даже лучше, чем я. Но гончая все равно – да, я в этом уверен и уверенность моя непоколебима! – любит меня больше, чем этих глупых богатеев из развитых стран!

На прошлой неделе я застукал гончую за поеданием фалафеля на лужайке перед кафе, продажная она все-таки шкура! Мне показалось… нет, я был просто уверен, что ей стало неудобно! Но я решил не смущать ее, просто купил в магазинчике, рядом с кафе, неспелые помидоры – других здесь не купишь – и ушел к себе. Ну ничего, ничего страшного не произошло. Оно и ясно: я уеду, а гончей тут еще жить. Ей надо налаживать связи. Понимаете? Куда в наше время без связей?! Да никуда в наше время без связей! Даже собака это понимает.

Ну, я стал лопать свой скромный ужин прямо со сковороды. А Сема не стал ничего лопать, он замечательно поужинал в кафе. Мне вот не нравится в этом кафе, там слишком уж шумно. Это для меня чересчур! Все туристы знакомятся и обсуждают свои маршруты, хвалят друг друга, подбадривают, громко смеются, изучают свои толстенные Lonely planet. Они без этой книги – ни шагу не сделают. Все должно быть проверено и одобрено! А если сделают хотя бы шаг, то это уже целая история, которую они еще внукам будут рассказывать! Как же эти люди обожают преувеличивать!

Ну так вот, лопаю я, значит, со сковороды свой великолепный ужин, а Сема лопает крекеры с авокадо, курит биди и все пытается выведать, когда я отсюда свалю.

– А куда, Уильям, ты дальше поедешь? – и улыбается; улыбка в свете костра еще хитрее.

– Хм… не знаю, Семен, не знаю! Может, обратно в Гоа… или в Гокарну. Или, может быть, на север, в Раджастан. Хотя нет, на север я поеду позже… по пути в Непал.

– Да, да, ну и когда же? – лыбится он.

– Не сейчас, я еще не отдохнул… Мне пока что и здесь неплохо.

– Ну да, ну да, здесь неплохо в самом деле, – кивает Сема и греет у костра свои ладони.

С Семой я словно уже сто лет знаком, он вылитый один мой знакомый. У него те же повадки. Этот мой знакомый всегда был спортивным парнем: играл в футбол, ненавидел евреев, ходил на футбольные матчи – в общем, обычный молодой человек из спального района. Он только на свое восемнадцатилетие узнал, что сам наполовину еврей… и тогда сразу перестал говорить о евреях. Вообще перестал! Он просто запутался. Теперь он не знал, куда ему приткнуться и во что верить. Он же не мог обвинять самого себя! Значит, евреи не виноваты! Ни в чем! Так-с, что у нас получается: если во всем виноваты не евреи, то тогда кто? Неясно… совершенно неясно! Может быть, арабы?.. Неясно, нет, непонятно… Ему нужно было время! Ну а к двадцати пяти он стал носить всякие иудейские штучки, съездил в Иерусалим, и у него даже акцент появился. И теперь я каждый раз удивляюсь, когда вспоминаю, что раньше у него никакого акцента не было. Он искал себя – он нашел себя! Вот и вся идеология! Красивый урок, ничего не скажешь.

Сема оставил мне сверток с биди и ушел к себе. В свою конуру на втором этаже. И тоже без печки! Ну, зато у него есть деревянный балкон, и он повесил там гамак, в котором и дрыхнет дни напролет. Я бы тоже хотел гамак, да вот только негде его повесить. Слишком редко растут деревья на этом склоне.

Я выкурил еще одну биди, помыл сковородку в ледяной воде и пошел в дом. Рук я уже почти не чувствовал.

Уселся на стул, открыл дневник, засунул руки под задницу – для тепла и стал перечитывать написанное…

От биди у меня закружилась голова, и я отвел взгляд на оранжевую стену – всю в белых разводах. Эти оранжевые стены вечно пачкают мне одежду, когда я забываю, что нельзя к ним прислоняться. Сейчас разводы медленно плыли по стене… к зеленой раме окна, к замызганной коричневой занавеске. Возле голой тусклой лампочки, торчащей из стены сразу над дверью, они плыли чуть быстрее… Красивый все-таки домик.

Из-за головокружения я решил выйти обратно на воздух. Взял плед, сложил его вчетверо и бросил на бетонное крыльцо, на верхнюю ступеньку. Глубоко вздохнул, заварил чаю и сел разглядывать темноту.

Облака вновь стали подползать к моему дому. Костер мало-помалу потухал, угли сверкали среди крупных камней. Я взял тряпку и затащил несколько горячих камней в дом, а затем вернулся сидеть на крыльцо.

В темноте, ниже по склону, где в земле вырыта яма для мусора, послышался шорох. Ну все ясно, гости пожаловали! Я взял светодиодный фонарь и стал светить в сторону помойки. Из тьмы – из-за тумана свет фонаря лишь слабо вырисовывал очертания громадных туш – на меня уставились три пары зеленых светящихся глаз. Не знай я, что это гауры пришли пощипать травки да порыться в мусоре, – точно бы описался. Раньше я не знал, что в свете фонаря их глаза сверкают зеленым.

Я погасил фонарь, закурил биди (но, почувствовав новый прилив тошноты, погасил и биди) и стал прислушиваться. Быки шарились возле помойки. Без фонаря их совершенно не было видно. Туман подползал прямо к моим ногам; я был готов, если что, рвануть в дом… в два прыжка!

Пару минут гауры торчали у помойки, не привлекая особого внимания – у нас, что называется, пакт о ненападении! – затем издалека послышался лай собак (у них-то нет пакта), а потом и голоса людей. Там, за кустами, на тропе, которая ведет с самого верха, от самого кафе, начал мелькать свет фонарей. Свет приближался, голоса людей и лай собак усиливались. Все вместе они вломились на мой склон и начали лаять и улюлюкать. Послышался шум: какой-то хруст и тяжелый топот копыт. Судя по шуму, гауры бежали вниз по склону, мимо дома Маркуса, а собаки не давали им опомниться. Интересно, а моя гончая тоже была среди них? Кто знает, кто знает…

Некоторое время спустя пришел Маркус и рассказал, что быки ни с того ни с сего вышли из леса и стали бродить по всей деревне. Говорят, их было десятка полтора. Маркус их сам не видел, ему рассказали местные. Какой-то турист наткнулся на гаура прямо на дороге и тотчас поднял панику. Обычно-то быки пасутся в окрестностях, а в саму деревню редко захаживают. Особенно в таких количествах.

– Да они уже недели три каждый вечер приходят, – объясняю я Маркусу.

– Ты уверен? Как правило, они сторонятся людей.

– Они у этой помойки каждый вечер ошиваются. Точно тебе говорю! А ночью и на моем крыльце. Мне даже в туалет из-за них бывает не выйти. Ты вот видел, что за туалетом творится?

– Нет, – мотнул он головой, – а что там?

– Да там у них свой собственный туалет! И не хуже моего будет!

Маркус рассмеялся. Опасность быть растоптанным гаурами – единственный существенный минус пребывания здесь. (Это я тогда так думал. О, наивность! О, юный глупый Страхов! Что стало с этим мальцом? Нет его больше нигде!)

Маркус достал портсигар с самокрутками и раскурил косяк. Мы покурили немного и посмеялись над тем, что Маркус на самом деле верит в Шиву и других. Он рассказал мне про своего мудрейшего гуру и про его ашрам.

– Маркус, у тебя случалось несчастье в жизни? – спросил я в лоб некоторое время спустя.

– Э… – замялся Маркус. – А почему ты спрашиваешь? – спросил он вполне серьезно, ведь его уже отпустило.

– Просто мне кажется, что туристы, кто заигрывает с индуизмом, – у них случалось несчастье в жизни.

– Может быть, может быть… – пробормотал он.

Он замолчал, и мне стало ясно, что несчастье в его жизни – было. Я не стал его дальше мучить. Ну что ж, я не хотел его обидеть, просто забыл, как надо общаться с людьми. Этот навык легко утрачивается в таких местах, как это.

– А у тебя было несчастье в жизни? – спросил Маркус минуту спустя.

– У меня – было, – ответил я.

Когда умерла Ника, я сильно себя мучил, много размышлял… А потом принял это. Ну умерла она, что тут поделаешь?! Все умрут рано или поздно. Даже самые живые из нас – и те умерли. Вот Джеймс Дин, например, тоже умер. А кто бы мог поверить?! До сих пор никто из моих знакомых не может поверить! У кого ни спроси, верят ли они, что Джеймс Дин умер, – все, все, как один, недоверчиво хмурят брови и спрашивают: «Ты это к чему, Страхов?»

А вообще, конечно, не так уж и трудно понять, почему люди ударяются в ту или иную религию. В двух словах: так проще жить! Ведь если ты веришь в Бога или в богов, то в жизни есть смысл. Тогда все не зря! Тогда твое любимое существо не пропало бесследно (в никуда… В никуда! Черт, страшное дело…), и ты тоже не пропадешь. И тогда можно не беспокоиться, что тратишь впустую эту – земную – жизнь, ведь потом будет лучше. А если ты ошибаешься и Бога нет, то ты все равно никогда об этом не узнаешь. Ты в любом случае в выигрыше! Верный, как говорится, вариант! Так-с… Остается только выбрать религию поприятней (Шива, например, коноплю любит и лингамы уважает)… Что ж, это нормально – стараться обезопасить свой разум. Самообман – не всегда такая уж тошнотворная вещь. А иногда, в умеренных количествах, даже полезная вещь! Если подойти к вопросу с умом. Главное – знать меру!

Конечно, все это не ново, все это, может быть, даже банально! Пусть, пусть так, смейтесь, если хотите; держитесь за животики и катайтесь по полу – ваше право. Мне, знаете ли, тоже иногда бывает смешно! Мой любимый комедийный актер – Хамфри Богарт…

И все-таки необходимо напомнить о привлекательности пути наименьшего сопротивления хотя бы себе самому, чтобы понять наконец, как адекватный (как минимум на первый взгляд) человек попадает в лапы так называемых мудрецов!