Подобно мысли сообщеньем
Возможно вдруг возжечь меня:
Вослед же моему примеру
Пойдет отважно и другой;
Так дел и мыслей атмосферу
Мы простираем за собой!
И всяко семя роду сродно
Как своему приносит плод:
Так всяка мысль себе подобно
Деянье за собой ведет.
Благие в мире духи, злые,
Суть вечны чада сих семен;
От них те свет, а тьму другие
В себя приемлют, жизнь иль тлен.
Зато некоторые из од духовного и нравственного содержания поражают невообразимыми странностями. Кто бы, например, подумал, что вот эти стихи – Державина, а не Тредьяковского:
Как птица в мгле унывна,
Оставлена на зде (на кровле),
Иль схохленна, пустынна
Сидяща на гнезде
В нощи, в лесу, в трущобе,
Лию стенаньем гул.
А между тем это действительно стихи Державина из оды «Сетованье», начинающейся стихами:
Услышь, творец, моленье
И вопль моей души!
Но огромная поэма, а не ода «Целение Саула» представляет собою пример особенной нестройности. Она состоит более чем из 400 стихов, которые все вроде следующих:
Внимает песнь монарх; но сила звуков, слов
Так от него скользит, как луч от холма льдяна;
Снедает грусть его, мысль черная, печальна,
Певец то зрит – и, взяв других строй голосов,
Поет уж хором всем, но сонно, полутонно,
Смятенью тартара, душе смятенной сходно.
И кто бы мог думать, чтоб за такими стихами следовали вот какие:
На пустых высотах, на зыбях божий дух
Искони до веков в тихой тьме возносился,
Как орел над яйцом, под зародышем вкруг
Тварей всех теплотой, так крылами гнездился.
Огнь, земля и вода, и весь воздух в борьбе
Меж собой, внутрь и вне, беспрестанно сражались.
И лишь жизнь тем они всем являли в себе,
Что там стук, а там треск, а там блеск прорывались;
Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине,
Как катясь, как вратясь, даль и близь оглушали;
Бездны бездн, хляби хлябь, колебав в тишине
Без устройств естество, ужас, мрак представляли.
Впрочем, эти стихи, прекрасные и сильные, несмотря на свою грубую отделку, суть единственный оазис в песчаной пустыне этой поэмы.
Ода «Бог» считалась лучшею не только из од духовного и нравственного содержания, но и вообще лучшею из всех од Державина. Сам поэт был такого же мнения. Каким мистическим уважением пользовалась в старину эта ода, может служить доказательством нелепая сказка, которую каждый из нас слышал в детстве, будто ода «Бог» переведена даже на китайский язык и, вышитая шелками на щите, поставлена над кроватью богдыхана. И действительно, это одна из замечательнейших од Державина, хотя у него есть много од и высшего, сравнительно с нею, достоинства.
Из од Державина нравственно-философического содержания особенно замечательны сатирические оды – «Вельможа» и «На счастие». При рассматривании первой, должно забыть эстетические требования нашего времени и смотреть на нее, как на произведение своего времени: тогда эта ода будет прекрасным произведением, несмотря на ее риторические приемы. Первые восемь строф просто превосходны, особенно вот эти:
Кумир, поставленный в позор,
Несмысленную чернь пленяет;
Но коль художников в нем взор
Прямых красот не ощущает:
Се образ ложные молвы,
Се глыба грязи позлащенной!
И вы без благости душевной
Не все ль, вельможи, таковы?
Не перлы перские на вас
И не бразильски звезды, – ясны:
Для возлюбивших правду глаз
Лишь добродетели прекрасны, —
Они суть смертных похвала.
Калигула, твой конь в сенате
Не мог сиять, сияя в злате:
Сияют добрые дела!
Осел всегда останется ослом,[24 - У Державина: «Осел останется ослом…» В последней строке этой строфы в журнальном тексте опечатка: «Или в тумиху дурака».]
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
О, тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина
Или в шумиху дурака.
Каких ни вымышляй пружин,
Чтоб мужу бую умудриться,
Неможно век носить личин,
И истина должна открыться.
Когда не сверг в боях, в судах,
В советах царских сопостатов:
Всяк думает, что я Чупятов
В мароккских лентах и звездах.
Оставя скипетр, трон, чертог,
Быв странником в пыли и в поте,
Великий Петр, как некий бог,
Блистал величеством в работе: