Я понял, что хотел спросить мой друг и компаньон: «Как ты догадался?» Он ведь думал, что я просто треплюсь по своему обыкновению.
А все очень просто. Когда я в «поле» – то есть, на задании – все мои чувства обостряются до предела. Даже теперь, на гражданке, стоит мне очутиться в лесу, как тут же включаются какие-то биологические сенсоры, скрытые внутри, и я становлюсь зверем со всеми его реакциями на внешние раздражители.
Это уже неизбывно. Нас так учили…
Я увидел кусочек аркана, который выглядывал из-под листвы. Наверное, ее сдуло ветром – где-то два или три дня назад по этим местам прошлась буря. Сначала я подумал, что это сухая ветка, но, присмотревшись, понял, что ошибаюсь.
– Что это? – спросил Рыжий, тоже потрясенный моим «дедуктивным» методом.
– Приданое твоей невесты, – ответил я довольно легкомысленным тоном.
Крапивин посмотрел на меня, как рублем одарил, и сказал:
– Сомневаюсь.
– И я бы сомневался, – поспешил я «утешить» школьного приятеля. – Такая красотка, добрая душа, почти фея – и грубое орудие убийства. Не вяжется. Но тогда ответь мне на такой вопрос: много ли в здешних лесах шатается мастеров боевых искусств, которые пользуются изготовленными в США приспособлениями? Смотрите – на крюке фабричное клеймо, написано по-аглицки. И ниже прииска – «Made in USA».
– Тут вообще таких нет, – угрюмо буркнул Рыжий.
– Вот и я об этом. А если к этой находке присовокупить крюк с гирькой, что мы нашли в спальне Дженннифер, то картина вырисовывается очень даже интересная.
– Но зачем ей все это, зачем!? – в отчаянии воскликнул Костя.
– М-да… тайны мадридского двора… – Плат уже пришел в себя от изумления и теперь усиленно размышлял.
– А казачок-то был засланный, – сказал я многозначительно. – Вам не кажется, господа?
– Перестань! – окрысился Серега. – Тебе повсюду чудятся шпионы и диверсанты. Никак не избавишься от своих армейских привычек. А пора бы. Давно пора.
– Ага, вот такой я стукнутый по башке, – согласился я весело. – Контузия, братцы, дело серьезное. К тому же наркоз во время операции… Говорят, что он сильно влияет на умственные способности.
– Это относится к тем, у кого мозги в голове имеются, – сердито сказал Плат. – Лучше скажи, чего ты так веселишься? Или что-то еще нашел?
Угадал, бес! Вот ментовская натура… Что значит гены.
– Нашел, – ответил я с вызовом. – Не сумлевайся. Это ты у нас бумажный червь, все документики в папочки подшиваешь и дальше потолка офиса ничего не видишь. А в «поле» я мастер.
С этими словами я подпрыгнул, ухватился за ветку дуба, который рос на краю поляны, где упражнялась Дженннифер, быстро вскарабкался наверх и так же шустро спустился вниз, сделав лихой парашютный прыжок с трехметровой высоты – для разминки.
– Узнаешь материю? – спросил я Рыжего, ткнув ему под нос клочок ткани, явно выдранный из спортивного костюма.
Видимо, Дженннифер, лазая по деревьям для укрепления мышц, не вписалась между веток и оставила этот клок на остром суку.
Я заметил его не случайно. Едва мне попался на глаза аркан, присыпанный листьями, и как только я понял, что это такое, мой взгляд тут же побежал по кронам деревьев. И конечно же, я сразу заметил отметины от крюка-кинжала на ветках, а затем увидел и тряпицу, болтающуюся на суку. Она застряла в расщепе.
– Да… – ответил на выдохе Костя и вдруг грузно сел на землю.
Похоже, ему отказали ноги.
Глава 4
Мы – то есть, я и Плат – оккупировали фитнес-клуб. Нам нужно было выяснить обстоятельства исчезновения Дженннифер. Рассказ Рыжего – это одно, а реконструкция событий на месте, где они произошли, – совсем другое.
Наша малочисленная «опергруппа» приехала сюда после звонка Крапивина, поэтому нас встречали как президента России. Правда, цветов и хлеба с солью не было, но шеф этого козырного заведения выстроил для встречи почетный караул из таких классных телок, одетых в коротенькие снежно-белые халатики, что мне показалось, будто мы попали на конкурс красоты.
Да-а, есть еще на Руси женщины… А ведь все это будущие мамки. Представляю, каких они богатырей родят. Куда там до нас в этом деле гнилому Западу с его гребаной политкорректностью и венчаниями по католическому обряду геев и лесбиянок.
Хвала всевышнему, что наш народ все еще не сдался на милость цивилизации европейского типа, которая ведет человечество в тупик.
– … Оделась и ушла, – закончила свой рассказ статная волоокая девица с крепкими мускулистыми руками.
Это была массажистка. Ее звали Ксана.
– Лапушка, ты о чем-нибудь с нею разговаривала? – спросил я фамильярно.
Ксана состроила мне глазки, – ишь ты, чует голодного мужика за версту! – от чего мое сердце вдруг заколотилось в груди, словно бычий хвост, и ответила не без жеманства:
– Что вы… Она по-нашему ни бельмеса.
– И как же тогда вы объяснялись?
– Что тут объясняться? Она мне «хай!», я ей «здравствуйте!», затем пять секунд любезных улыбок, после чего сняла одежду – и на кушетку. А дальше мне уже не до разговоров, пахать надо. Тело у нее сухое, мускулистое, ни капли лишнего жира, так что любому массажисту нужно здорово попотеть, чтобы отработать каждую мышцу.
– А ежели пофилонить?…
– Нет, с этой дамочкой такой номер не пройдет.
– Почему?
– Она здорово разбирается в искусстве массажа. Как раз на этом Лизка и погорела. (Это моя сменщица). Лизка думала, что иностранку можно запросто обвести вокруг пальца. Она такая юная, наивная… Как бы не так! На третий раз американочка такой кипиш подняла, что Лизку едва с работы не выперли.
– Наверное, ты заступилась.
Ксана многозначительно улыбнулась.
– У Лизки много влиятельных клиентов, – ответила она с затаенной завистью.
– Не горюй, – ответил я, по-свойски похлопав ее по литому плечу. – Какие твои годы. К пенсии обрастешь связями, как дно судна ракушками.
Ксана сделала робкий шажок вперед и, глядя прямо мне в глаза (для этого ей пришлось запрокинуть голову; все-таки росточек у меня ой-ей…), зовущее приоткрыла свои полные чувственные губы.
Эх! Если бы я сейчас был не при делах… Ведь в кабинете, кроме нас двоих, никого не было.
Я сразу просек, что понравился девушке, едва переступил порог массажного кабинета; опыт – великое дело… Наверное, ей редко встречались такие крупные и самоуверенные экземпляры мужской породы, как я. И то верно – с мужиками нонче полный пердомонокль.
Стоящих парней шустрые девицы расхватывают на взлете, когда им под двадцать и в башке еще царит розовый вакуум. А те, что миновали сети Гименея в юном возрасте, потом или вообще жениться не хотят, или наркоту употребляют да горькую пьют на последние гроши, или у них с главной мужской принадлежностью проблемы.
Вот и живы, как хочешь. Жалко баб. Я вот, например, помогаю им, как могу, но ведь силы мои не безграничны…