Повелители волков

– Нет, сегодня. Прямо сейчас. Время не терпит.

– Будь осторожен.

– Обязательно буду. Теперь от меня зависит не только моя жизнь…

Пока Ивор ужинал, Радагос облачился в панцирь, состоящий из железных чешуек, рядами нашитых на кожаную основу так, что один ряд закрывал до половины другой (такой панцирь плотно прилегал к телу, не стесняя движений воина), и широкий боевой пояс с приклепанными к нему узкими металлическими пластинами. Это было несколько необычно – защитное оружие у припонтийских племен не имело широкого распространения; оно являлось принадлежностью лишь знатных воинов, и редко встречалось у рядовых. Видимо, Радагос принадлежал к знати, вот только какого племени?

Затем он прицепил к поясу два длинных меча – справа и слева, накинул на плечи серый плащ, надел на голову шлем из прочной многослойной кожи, и, прихватив горит с луком и стрелами, поспешил к коновязи, где его ждал молодой сильный конек скифской породы. Радагос с оружием не таился – уже начало темнеть, к тому же на окраине не очень праздновали порядки, установленные магистратом. Вскоре цокот копыт коня Радагоса затих вдали, и его фигуру скрыла серая пелена глубоких сумерек.

Глава 4

Большой царский прием

Основная часть войска для похода на заморских саев собиралось в Сузах, бывшей столице эламитов. Остальные должны были присоединиться по дороге. Окрестности Суз превратились в военный лагерь – шумный, дымный и суетливый, но царь Дарий не захотел перенести большой прием по случаю празднования Новруза – зороастрийского Нового года – в Парсастахру, для чего он построил там дворец. Парсастахра была скорее церемониальным святилищем, нежели престольным городом.

Столицей Ахеменидской державы царь Дарий избрал Сузы, памятуя о той славе, которой этот город пользовался в древние времена. И хотя царский двор был кочующим – осень и зиму он проводил в Вавилоне, лето – в Экбатанах, весну – в Сузах, а время больших праздников – в Пасаргадах и Парсастахре, весь центральный аппарат государственного управления находился в Сузах.

Царь встал очень рано. Предстоял тяжелый, наполненный церемониями день, и ему захотелось немного размяться на свежем воздухе. Дарию оседлали коня, и царь, в сопровождении лишь одного хазарапатиша Артагерса, поднялся на невысокую гору, откуда хорошо были видны военный лагерь и его новый дворец. Старая крепость, где был убит лжецарь Гаумата, стояла запущенной, и Дарий уже подумывал разобрать ее по камешку, чтобы на этом месте разбить рощу.

Проезжая мимо ападаны – залы для торжественных приемов, Дарий не смог, чтобы не остановиться и не полюбоваться стелой из полированного мрамора, на котором искусные мастера-ионийцы вырезали и позолотили надпись – перечень, откуда шли материалы и кто строил новый дворец в Сузах.

Дворец строили все сатрапии империи, и для казны он обошелся совсем недорого, не без некоторого самодовольства подумал Дарий. Пусть его и называют за глаза торгашом, но если ему приходится тратить на нужды государства один дарик, то потом он кладет два на его место в сокровищнице.

Просторный величественный дворец располагался на высокой террасе, имел сто десять комнат, коридоров, внутренний двор и огромный парадный зал для приемов – ападану. Все дворцовые постройки были окружены мощной крепостной стеной. Склон террасы царь велел засадить деревьями хвойных пород, и теперь они радовали глаз яркой зеленью.

Царь гордо расправил плечи и тронул повод коня – у него был повод гордиться собой. Норовистый мидийский жеребец, словно почувствовав возвышенное состояние хозяина, ступал ровно, даже торжественно, не пытаясь встать на дыбы или выкинуть какое-нибудь другое коленце…

Дарий не скупился на дорогие подарки и присвоения почетных званий верным людям. Особенно щедро он вознаграждал тех, кто приносил ему интересные сведения. Царь приучил видеть в соглядатайстве доходное дело, и многие быстро смекнули, каким образом можно хорошо заработать. Кроме того, Дарий выслушивал каждого, кто полагал, что ему есть о чем сообщить царю. Отсюда и пошла молва, что у Дария много глаз и ушей. Люди боялись сказать о царе что-нибудь нелестное, словно он сам мог слышать их речи, или сделать то, что могло причинить ему хоть какой-то вред. Подданным повелителя персов казалось, будто он вездесущ. Поэтому никто не только не осмеливался отозваться о царе без должного почтения, но каждый вел себя так, словно был окружен теми, кто являлся глазами и ушами Дария.

При дворе существовала особая служба, которая производила первичный отбор поступивших сообщений, а в особо важных случаях устраивала доносчику аудиенцию у царя. Ее возглавлял уже немолодой Тирибаз, который и к старости не утратил острого ума и проницательности. Что касается мастигофоров-кнутоносцев, которые стояли шеренгами с кнутами в руках по ходу процессии и стегали каждого, кто хотел протиснуться сквозь толпу поближе к царю, то они находились в подчинении сотника-сатапатиша, помощника Артагерса.

Глядя, как военный лагерь постепенно просыпается, Дарий вспоминал, настолько туго ему пришлось, когда он взошел на трон. Не будь с ним его верных друзей и помощников, с которыми он пошел против Гауматы, Персия уже развалилась бы на куски, а его тело склевали бы грифы-падальщики.

Сразу после захвата престола Дарием против него восстала Вавилония, потом Персия, Мидия, Элам, Маргиана, Парфия, Саттагидия, сакские племена и Египет. А все потому, что его считали узурпатором, который не имел никаких прав на царский трон. Началась долгая, жестокая и кровопролитная борьба за восстановление державы. И, видят боги, он сражался не хуже Кира Великого. Подавив все восстания и восстановив мир в государстве, Дарий подчинил своей власти Фракию, Македонию и северо-западную часть Индии. Теперь границы державы Ахеменидов простирались от реки Инд на востоке до Эгейского моря на западе, от Армении на севере до Эфиопии на юге…

Царь очень удивился бы, узнав, что не только он оказался ранней птичкой. В небольшой комнатушке дворца, неподалеку от женской его половины, происходило совещание, больше похожее на заговор. «Заговорщиков» было двое – один из руководителей тайной стражи, престарелый Тирибаз, и жена царя Атосса.

– Уважаемый Тирибаз, я не понимаю, почему Дарий идет воевать каких-то варваров? – говорила Атосса, стараясь заглянуть в глаза старику. – Я пыталась его отговорить от этого похода, убеждала прежде всего завоевать богатую Элладу. А что мы можем получить от нищих кочевников? Дикие земли? Но у нас земель и так больше, чем достаточно. Новых данников? Так у нашего повелителя казна ломится от ценностей. Почему?!

– Сие есть большая тайна, – строго сказал Тирибаз. – Скажу тебе, царица, по секрету – наш благословенный повелитель даже военачальникам не раскрывает истинную цель похода. А уж кто ему ближе, как не Гобрий и Мегабаз? Я думаю, царь просто хочет сокрушить мощь заморских саев, которые угрожают границам Персии…

– И для этого он послал к царю саев Иданфирсу посольство с предложением сочетаться браком с его дочерью, – с горькой иронией подхватила Атосса.

– Все это так, – согласно кивнул Тирибаз. – Наш царь, да будет благословенно его имя, мудрый политик и стратег. Иногда осел, нагруженный золотом, может заменить целую армию. Но ты еще не знаешь, что Иданфирс отказал нашему повелителю в его просьбе.

– Отказал?! – изумилась Атосса. – Да этот варвар просто сумасшедший!

– Возможно. Тем не менее, я думаю, что поход будет не из легких. Наши осведомители из колоний эллинов на берегах Ахшайны хорошо потрудились, и военачальникам в общих чертах известен путь, по которому будет идти армия, и сила, с которой им придется столкнуться. Она совсем не маленькая.

– Это меня как раз и пугает. Пусть простят меня боги за мрачные мысли, но что будет, если нашего пресветлого царя постигнет участь моего отца? Военный поход – это всегда большие опасности и трагические случайности. А тебе ведь известно, что Артобазан спит и видит себя на троне.

Ксеркс, сын Атоссы и Дария, не был самым старшим из всех сыновей царя; у царя были и другие сыновья – дети от жены, с которой он сочетался браком еще до восшествия на трон. Самым старшим из них был Артобазан, который по этой причине уже заявил свои права на престол – скорее всего, по подсказке матери.

– Артобазан добродетелен, простодушен и не очень честолюбив, – осторожно сказал Тирибаз. – К сожалению, это не те качества, которые нужны повелителю нашей огромной страны. Однако он старший из сыновей Дария, и по закону наследования имеет полное право претендовать на трон.

– Ксеркс – внук Кира! – резко возразила Атосса. – Я считаю, что именно он законный наследник престола.

Тирибаз невольно поежился – Атосса затронула самый болезненный вопрос, который мучил Дария с того дня, как он взял в руки царский скипетр. Атосса конечно же была права, поскольку Кир основал империю и являлся ее законным властелином, а Дарий не имел наследственных прав на престол. Он был всего лишь высокопоставленным вельможей, однако не царской крови. Это не лишало Дария права властвовать при жизни, но после его смерти трон по законам Персии должен был унаследовать Артобазан.

– Девочка моя… прости, царица, что так тебя называю. Но я имею на это право, потому что качал тебя на своих коленях, когда ты была еще совсем крохой. Так вот, мой тебе совет: обратись к Демарату. Он в чести у царя, и Дарий всегда прислушивается к его советам. Конечно, поход на заморских саев состоится, тут уж ничего не поделаешь. Царь своих решений не меняет. Но что касается прав Ксеркса на трон, то здесь без помощи Демарата тебе не обойтись.

Демарат был правителем Спарты. Дарий пригласил его в качестве почетного гостя, чтобы вместе отпраздновать Новруз. Демарат был опытным военачальником, и царь надеялся получить у него несколько дельных советов. Спартанцы и скифы (как греки именовали будущих противников Дария) давно установили дружеские связи, и Демарат знал, как воюют варвары.

– Чем может помочь Демарат? Ему вряд ли известно, как мы живем и какие у нас порядки.

– Царь ценит его за ум и знание законов. Не секрет, что у эллинов очень развито законодательство, и наш великий повелитель не гнушается почерпнуть из этой кладези древней мудрости малую толику в интересах нашего государства. Демарат как-то рассказал мне, что по принципам наследственной преемственности власти, принятым в Элладе, Ксеркс является наследником не только Кира, но и Дария, поскольку он старший сын, рожденный после его восшествия на престол. А согласно греческим законам сын имеет право наследовать то положение, которое отец имел в момент его рождения. Поэтому ни один из сыновей, рожденных до воцарения Дария, не имеет права на персидский трон. Артобазана можно рассматривать лишь как сына вельможи Дария, тогда как Ксеркс – сын Дария-царя. Но прежде я поговорю с Демаратом, а тебе нужно пригласить его на свой прием и дать ему понять, что столь ценная услуга, оказанная царевичу, в будущем может обернуться для лакедемонянина большим, благом.

Атосса схватила за руку престарелого царедворца и горячо воскликнула:

– Ты подарил мне надежду! Я последую твоему совету. И поверь, твоей доброты я никогда не забуду, и если Ксеркс станет царем, – а он им станет! – то будет к тебе более чем благосклонен.

Она радостно выпорхнула из комнаты словно птичка, оставив после себя запах дорогих индийских благовоний. Тирибаз сокрушенно вздохнул и пробормотал:

– Главная милость царей – это когда они не покушаются на твою голову. Но мне в мои годы уже бояться нечего. Собственно, как и ждать больших милостей. Обычно они достаются юным. – Тут он озабоченно нахмурился. – Однако хорошо бы позаботиться о безопасности и Ксеркса, и Артобазана. Похоже, разгорается нешуточная драка за престол, в которой они могут сильно пострадать. Чего очень не хотелось бы – мне импонируют оба. Приставлю я к ним своих людишек. Они будут понадежней «бессмертных», которые могут только щеки надувать от важности, да на парадах щеголять своими красивыми одеждами и дорогим вооружением.

Тирибаз покинул комнату в приподнятом настроении. Вчера, поздним вечером, в Сузы прибыл один из лучших его шпионов, финикийский купец Итобаал. Похоже, он, как обычно, привез важные новости, и Тирибаз уже мысленно прикидывал, какую награду получит от Дария за ценные сведения, добытые купцом из Сидона в землях заморских саев…

По случаю большого царского приема, ападана была украшена зелеными ветками и цветами, а стены и пол покрывали потрясающей красоты ковры. Посреди зала было установлено искусственное дерево с позолоченными и посеребренными листьями; на ветвях висели плоды, украшенные драгоценностями и заполненные душистыми веществами. Царь сидел на своем троне, скрытый златотканой шторой. Сатрапы, их свита, придворные, иноземные гости и слуги двора располагались с другой стороны шторы на расстоянии, предписанном правилами; протокол даже уточнял это расстояние в локтях для каждого из присутствующих.

Царская охрана, – «бессмертные» – выстроенная шеренгами, с оружием в руках и позолоченными поясами, сдерживала толпу. Над головой царя, подвешенный к потолку на золотой цепи, висел тяжелый венец весом около двух талантов, покрытый золотом и серебром и инкрустированный жемчугом, рубинами и изумрудами. Охрана шторы была поручена самому красивому придворному, сыну вельможи, звание которого звучало как «Будь радостен!». Когда он тянул штору, чтобы показать собравшимся пресветлый лик царя царей, никому не разрешалось делать даже малейший жест. Люди должны были опустить глаза к земле и низко поклониться.

Человек, допущенный Артагерсом лицезреть Дария, получив разрешение, завязывал белым платком рот, чтобы его дыхание не осквернило царское величество, а приблизившись, должен был упасть ниц и оставаться в таком положении до тех пор, пока царь не прикажет ему встать. В зависимости от своего ранга, он оставался стоять или получал разрешение сесть на пол ападаны, на мягкие дифр, обшитый золотой парчой, или даже рядом с Дарием, если имел перед ним большие заслуги. Затем, пожелав счастья и многая лета повелителю персов, он припадал к его руке, кольцу, трону или к полу перед троном и пятился назад.

Только спартанский царь Демарат, так же как и шестеро бывших заговорщиков против лжецаря Гауматы, имел право общаться с Дарием, не закрывая рот повязкой и не падая ниц. Демарат поздравил повелителя персов с Новрузом одним из первых, и теперь скромно стоял за спинами придворных, которые пытались отпихнуть друг друга и пробраться вперед, чтобы царь обратил на них внимание. Лицо спартанца было сумрачным, а думы – невеселыми, хотя радушный прием, оказанный ему Дарием, располагал совсем к другому настроению.

Демарата лишала сна и покоя вражда между ним и его соправителем Клеоменом. Царские распри не шли на пользу Спарте и оказались причиной нескольких крупных военных неудач. Чтобы досадить ненавистному соправителю, Демарат отвел войско от Элевсина, чем оказал большую услугу афинянам. А затем, воспользовавшись походом царя-соперника на Эгину, – Клеомен хотел наказать там сторонников персов – не дал ему захватить заложников. Демарат вполне здраво рассудил, что негоже ссориться с таким сильным правителем, как Дарий, и старался наладить с ним, в противовес заносчивому Клеомену, дружеские отношения.

Он и приехал-то в Сузы только потому, что его пригласил повелитель персов. К сожалению, время для поездки было крайне неудачным. Клеомен вступил в союз с Левтихидом, который был из того же рода, что и Демарат. Он пообещал, что возведет его на престол вместо Демарата. И вот Левтихид, этот сын гиены и осла, по наущению Клеомена, под клятвой обвинил Демарата, утверждая, что тот не сын царя Аристона и поэтому незаконно царствует над спартанцами. Левтихид напомнил суду слова, вырвавшиеся у Аристона, когда слуга сообщил ему весть о рождении первенца. Тогда царь, сочтя по пальцам месяцы со дня женитьбы, поклялся, что это не его сын. Свидетелями Левтихид вызвал тех эфоров[42 - Эфоры – в Древней Спарте, а позже и в Афинах выборные должностные лица (всего было 5 эфоров), обладавшие широким и не всегда четко зафиксированным кругом полномочий.], которые заседали тогда в совете вместе с Аристоном и слышали слова царя.

Забурлили страсти, искусно подогреваемые Клеоменом, и в конечном итоге совет принял решение вопросить оракула в Дельфах – Аристонов ли сын Демарат. Из-за приглашения царя Дария поездку делегации в Дельфы удалось отложить на неопределенный срок, но Демарат совершенно не сомневался в том, что Клеомен подкупит дельфийских жрецов и добьется своего. Он очень сожалел, что не в состоянии опередить соправителя, но ничего поделать не мог. Оставалось уповать лишь на судьбу…

– Демарат, а, Демарат! – Кто-то теребил царя Спарты за полу праздничного плаща-палудамента. – Послушай!

Рослый Демарат невольно вздрогнул и посмотрел вниз. На него смотрели большие черные глаза мальчика лет десяти в богатой парчовой одежде, затканной золотом. Это был царевич Хшаяршан; лакедемонянин переиначил его имя на свой лад и звал Ксерксом.

– Что хочет твоя милость? – вежливо спросил Демарат.

Он знал, что Ксеркс – первенец Дария от Атоссы, дочери Кира. А значит, не исключено, что именно Ксеркс после смерти своего отца займет место на престоле персидской империи. Поэтому Демарат, искусный дипломат и большой хитрец, относился к мальчику как к равному, и не только по положению, но и по годам. Ксеркс был очень любознателен, однако, как успел подметить царь Спарты, чересчур изнежен и бесхарактерен.