Тень Торквемады

– Тогда, с вашего позволения, мы обыщем судно.

– Ищите, – устало сказал капитан, ругая себя последними словами за нечаянный порыв.

Инквизиторы не любили, когда на них повышали голос. Это могло окончиться печально для капитана «Ла Маделены».

Солдаты Эрмандады заглянули в самые потайные уголки на каравелле, но штурман словно в воду канул. Впрочем, скорее всего, так оно и было, Альфонсо Диас вдруг вспомнил плеск воды за бортом. Похоже, Жуан Алмейда не стал дожидаться, пока его арестуют…

– Вы пойдете с нами, – непререкаемым тоном приказал монах-доминиканец; солдаты мигом окружили капитана и забрали у него перевязь со шпагой.

– Почему?! – воскликнул Альфонсо Диас, совсем утратив самообладание. – Нет, нет, я не могу… Я не могу оставить судно! Здесь у меня товар, я должен отправить его на склад, затем нужно рассчитаться с командой… Я не могу!

– На ваше судно наложен арест… до выяснения всех обстоятельств дела. – Доминиканец снова принял кроткий вид. – Вы не беспокойтесь, сеньор капитан, его будут охранять. Что касается вас, – тут инквизитор перевел взгляд на дрожавших от страха матросов, – то вам придется пройти в кордегардию[29 - Кордегардия – караульное помещение, гауптвахта, помещение для стражи.] и дать там необходимые показания альгвасилу[30 - Альгвасил – в Испании младшее должностное лицо, ответственное за выполнение приказов суда и трибуналов, в соответствии с законодательством. В средневековой Испании альгвасилы исполняли роль полицейских. Кроме того, существовала почетная и уважаемая должность «великий альгвасил» – судебный пристав в верховном совете инквизиции.].

На пристани капитана ожидала тележка, в которую был запряжен унылый старый мул. Он даже не реагировал на полчища мух, облепивших его словно сдобный медовый хлебец. Альфонсо Диаса усадили на тележку, которую тут же окружили солдаты. Монах-инквизитор, подоткнув сутану, взгромоздился на невысокую послушную лошадку, и вся эта небольшая процессия направилась на окраину Севильи, к замку Трианы. Число севильских инквизиторов было настолько значительным, что определенный для их проживания монастырь оказался слишком тесным, и трибунал разместился в замке.

Старинный замок Трианы имел и другое название – Святая Обитель. Так обычно именовали тюрьму инквизиции. Вследствие мавританского влияния, все еще доминировавшего не только в архитектуре, но и в повседневной жизни города, Святая Обитель была обращена на улицу глухой стеной. Еще совсем недавно арабская речь звучала на улицах Севильи так же естественно, как испанская, пока не вышел специальный указ, запрещавший горожанам говорить по-арабски. Поэтому и мориски, и мараны[31 - Мориски – в средневековой Испании и Португалии мусульмане, официально (как правило, насильно) принявшие христианство. Мараны – термин, которым христианское население Испании и Португалии называло евреев, принявших христианство, и их потомков, независимо от степени добровольности обращения.], для которых арабский был вторым, почти родным языком, говорили на нем лишь дома, между собой, при этом стараясь не повышать голоса.

Длинная каменная стена замка была мрачной и непроницаемой, как лица инквизиторов, которые трудились в замке не покладая рук, утверждая чистоту Веры. Широкий портал замка, исполненный в готическом стиле, закрывался двойными массивными воротами из дубовых плах с рельефными железными украшениями. Над порталом висел щит с изображенным на нем зеленым крестом – два грубо срубленных сука, на которых еще остались веточки с набухшими почками. Под крестом был начертан один из девизов святой инквизиции: «Exsurge Domine et judica causam Iuam» – «Восстань, Господи, и защити дело свое».

В одной из створок ворот была прорезана калитка, а в другой – на уровне человеческого роста – зарешеченное оконце, откуда выглянул привратник и впустил процессию во двор замка. Через главный вход в готическом стиле Альфонсо Диаса провели в облицованный камнем зал. Деревянная лестница слева вела на второй этаж, а в дальнем углу зала чернел вход в мрачный коридор, похожий на туннель. В начале коридора находились каменные ступени, ведущие в подземелье, где помещались погреба и темницы.

Оцепеневший от непреходящего ужаса, капитан все же сумел рассмотреть через вторую дверь зала – кованую, в виде решетки с металлическими розами, – залитый солнцем внутренний дворик: аккуратно подстриженные зеленые кусты, много цветов, виноградные лозы на шпалерах, поддерживаемых гранитными колоннами, фиговое дерево у кирпичной стены. А дальше его взор привлек тонкий мавританский ажур крытой аркады. Там медленно расхаживали парами монахи-доминиканцы в черно-белом облачении, читая молитвы. Из дальней часовни доносился запах ладана и воска.

Казалось, что в Святой Обители царят мир и покой. Любой злосчастный иудей, заблудший мавр или христианин, подозреваемый в ереси, доставленный сюда служителями инквизиции, чувствовал, как страх уходит, а взамен появляется уверенность, что в таком месте с ним уж точно ничего плохого не может случиться. То же чувство испытал и Альфонсо Диас. Пока капитан томился в ожидании тюремного надзирателя (им тоже оказался монах-доминиканец), в его душе, истерзанной дурными мыслями и предчувствиями, наступило временное просветление. В чем его могут обвинить? Разве что в приятельских отношениях с Жуаном Алмейдой. Так ведь человеку в душу не заглянешь. И потом, он понятия не имеет, в чем инквизиция обвиняет штурмана.

Его определили не в подземный каземат, чего больше всего боялся Альфонсо Диас, а в камеру на первом этаже с небольшим зарешеченным оконцем под самым потолком, где были стол, стул и тюфяк, набитый свежей соломой. Мало того, капитану даже принесли несколько лепешек и кувшин воды, чтобы он утолил голод и жажду. Но есть ему совсем не хотелось, он лишь пил воду и неустанно метался по камере, как загнанный зверь. Ночью капитан почти не спал, и когда утром его повели на допрос, он мысленно попрощался с белым светом и приготовился к худшему.

Альфонсо Диас не был трусом, отнюдь; ему не раз приходилось сражаться за свою жизнь, – как в драках, которые не раз случались в портовых тавернах, так и с пиратами, но будь у него возможность выбора, он предпочел бы смерть от навахи[32 - Наваха – большой складной нож; Наваха появилась в Испании из-за запрета для простолюдинов на ношение длинных кинжалов.] какого-нибудь цыгана, нежели суд инквизиции.

Увидев, КТО его будет допрашивать, капитан помертвел. Это был сам Великий инквизитор Испании, его высокопреосвященство дон Фернандо Вальдес. Капитану уже приходилось однажды видеть этого страшного человека – во время аутодафе. В момент своего нового назначения главным инквизитором дон Фернандо Вальдес уже был епископом Сигенсы и председателем королевского совета Кастилии. До этого он являлся членом административного совета архиепископии Толедо, каноником митрополичьей церкви Сант-Яго в Галисии, членом государственного совета, епископом Эльны, Оренсе, Овьедо и Леона и председателем королевского апелляционного суда в Вальядолиде. Судя по этим должностям, дон Фернандо Вальдес был человеком незаурядным.

Тем не менее, пройдя все эти места и должности, он так и не смог получить кардинальской шляпы. Это обстоятельство сильно огорчало Великого инквизитора, и из-за этого он был чересчур жесток и немилостив к подследственным. Под его управлением святая инквизиция наводила ужас не только в Испании, но и в сопредельных государствах. Шпионы дона Вальдеса рыскали по всему Пиренейскому полуострову, и не было от них никакого спасения.

Широкие окна небольшого судебного зала с белеными стенами выходили во дворик. Они были расположены высоко и давали много воздуха и света, однако через них Фернандо Диас видел лишь клочок пронзительно голубого неба. За длинным сосновым столом с распятием и Евангелием в кожаном переплете меж двух высоких свечей сидели трое судей в сутанах с капюшонами. В центре находился Великий инквизитор, дон Фернандо Вальдес, по правую руку от него – священник епархии, а по левую – помощник прокурора.

Сбоку от них, судя по перьям, листам плотной желтоватой бумаги и чернильнице, сидел нотариус трибунала, а рядом с ним – человек, который, по идее, никак не мог присутствовать на заседании трибунала. Это был боцман «Ла Маделены», которого звали Педро Гонсалес. Дело свое он знал хорошо, но был чересчур льстив и угодлив, поэтому отношения между ним и капитаном всегда были официальными – потомственный идальго Альфонсо Диас де Альтамарино инстинктивно сторонился таких людей, тем более, что боцман был выходцем из района Трианы, расположенного неподалеку от замка, где в основном проживало одно отребье.

Судя по тому, что Педро Гонсалес весьма вольготно расположился на своем табурете и на его плоской обветренной физиономии нельзя было заметить ни тени страха, вполне понятного и оправданного в этих стенах, он был доносчиком; а скорее всего – шпионом инквизиции.

Инквизиторы молча смотрели на Альфонсо Диаса, приближающегося к столу. Священник и помощник прокурора были в капюшонах, и их лица скрывались в тени, зато худое аскетическое лицо престарелого дона Вальдеса капитан мог рассмотреть во всех подробностях – Великий инквизитор был простоволос. Он милостиво кивнул головой, и стражник заставил капитана сесть на табурет перед столом. Сделать это было непросто – ноги Диаса стали деревянными и не сгибались в коленях.

Сначала последовали вопросы, обязательные для любого следствия, которое проводилось святой инквизицией: имя, фамилия, родители, место жительства, общественное и финансовое положение. Спрашивал помощник прокурора, а ответы на них, поскрипывая гусиным пером, записал секретарь-нотариус трибунала. Затем начался допрос; вел его дон Фернандо Вальдес.

– В каких отношениях вы были с Жуаном Родригешом Алмейдой?

– Он штурман моего судна…

– Это нам известно, – мягко перебил капитана Великий инквизитор. – Отвечайте свободно, вы ПОКА ни в чем не обвиняетесь. Но нам нужна правда, только правда, и ничего, кроме правды.

Дон Вальдес говорил низким ровным голосом, мягким и вкрадчивым тоном, внушая непредвзятому человеку доверие и даже симпатию. Его голос был на редкость благозвучным. Не доверять человеку с такими интонациями, бояться его было просто невозможно; голос его высокопреосвященства был тверд, но порой в нем звучала почти женская нежность. А круглые очки на узком и длинном лице с небольшой остроконечной бородкой, уже изрядно тронутой сединою, и вовсе навевали умиротворяющие мысли. И голосом, и манерами дон Фернандо Вальдес напоминал патриархального дядюшку, читающего любимому племяннику нравоучительные нотации, которые у того обычно пролетают мимо ушей.

Тем не менее именно с подачи этого «добряка» в очках святая инквизиция усовершенствовала технику уничтожения еретиков и прочих инакомыслящих. В поле, за городом, где происходили казни, был построен специальный помост – таблада, давший название тому месту, с которого произносились приговоры. А поблизости для костра было воздвигнуто из камня лобное место. Этот эшафот назывался кемадеро – жаровня. На кемадеро возвышались четыре большие каменные статуи библейских пророков, к которым привязывали еретиков, приговоренных инквизицией к сожжению. Статуи были сооружены на пожертвования ревностных католиков. Весь этот антураж для отправки еретиков на небеса был задумкой изощренного ума дона Фернандо Вальдеса.

– Я не замечал за Жуаном Алмейдой никаких еретических проявлений! – Капитан «Ла Маделены» наконец вернул себе смелость и здравость мысли. – Он верный сын католической церкви!

– Вы это утверждаете категорически? – Во вкрадчивом голосе главного инквизитора Диасу послышалось змеиное шипение.

Это отрезвило приободрившегося капитана, и он осторожно ответил:

– Полностью ручаться я могу только за себя.

– Наконец мы услышали верный ответ… – Дон Вальдес мягко улыбнулся; священник и помощник прокурора согласно закивали капюшонами. – Скажите, а вы не замечали за штурманом каких-либо странностей?

Альфонсо Диас метнул быстрый взгляд на боцмана. Капитану показалось, что тот подмигнул ему (чего ради?!); мысли понеслись вскачь, и он ответил полуправду – все равно Педро Гонсалес не даст соврать:

– Замечал. Он подвержен быстрой смене настроения. Особенно плохо на него действует штормовая погода. Тогда Алмейда просто места себе не находит, становится раздражительным и злым.

– И это все?

Капитан «Ла Маделены» пожал плечами и подтвердил:

– Все.

– Немного. Жаль, что вы не хотите сотрудничать с трибуналом. Очень жаль… – Тон Великого инквизитора был настолько зловещим, что у Диаса внутри все опустилось. – Что ж, придется освежить вашу память.

Он кивнул секретарю, тот взял из кипы бумажный листок и начал читать:

«Верный Святому престолу человек докладывает:

1. Штурман Жуан Алмейду настоял, чтобы “Ла Маделена” зашла на остров Готланд якобы для пополнения запасов провианта. Однако в этом не были острой необходимости. Продуктов при разумной экономии нам должно было хватить до самой Севильи.

2. На острове, когда мы стояли в порту города Висби, он перепоручил закупку продовольствия корабельному повару, а сам тайком отправился на встречу с неким господином. Встреча состоялась в развалинах церкви Святого Олафа, которую в свое время разрушили и сожгли любекские купцы.

3. О чем шел разговор, верному человеку подслушать не удалось. Но он узнал имя человека, с которым встречался штурман Алмейду. Его звали Адемар Монтегю. Он был не местным и проживал на постоялом дворе “Голова мавра”.

4. Всю обратную дорогу сеньор Алмейда был в отвратительном настроении – кричал на матросов и ругался нехорошими словами. Видимо, он получил какую-то плохую весть».

– Достаточно, – остановил секретаря Великий инквизитор. – Что вы на это скажете?

Альфонсо Диас растерянно молчал. Все было верно – именно так, как изложил «человек, верный Святому престолу», скорее всего, шпион инквизиции боцман Педро Гонсалес. Продовольствия и впрямь вполне хватало, но капитан согласился с мнением португальца, которого уважал, потому, что надеялся остатки продуктов выгодно продать в Севилье (что, впрочем, может и не получиться, особенно с солониной, которая, как оказалось, немного испортилась).

Знал Диас и о проступке штурмана, – с точки зрения порядка на корабле – поручившего вести денежные дела не очень грамотному коку. Правда, тот был человеком честным и с делом справился неплохо – наверное, выучил все наказы Жуана Алмейду наизусть. Вот только с солониной ему не подфартило. Больно уж купчишки ушлые на Готланде, все, что угодно, могут всучить за чистую монету.

Но капитану ничего не было известно о встрече штурмана с Адемаром Монтегю. Кто этот чловек? Может, просто знакомый? Мало ли кого можно встретить в портовых тавернах, когда долго плаваешь по морям. Однако, судя по доносу шпиона, они встречались тайно. Тайно! А это уже наводило на определенные мысли…

– Ничего, – честно ответил капитан «Ла Маделены». – На Готланде за штурманом я не следил и вообще никогда не следил, про его встречу с неизвестным мужчиной не знаю, а что касается остальных фактов, изложенных в донесении, то я с ними согласен, почти все правильно.

– Значит, вы подтверждаете, что продуктов на каравелле вполне хватало до Севильи? – Голос Великого инквизитора снова стал мягким и вкрадчивым.