Новая история города Чуханска. Однажды в городе

– Я тебя хочу держать в руках, а не себя, – громко сказал Степан и, провернувшись, как мальчишка, на одной ноге, запел:

В том саду, где мы с вами встретились,

Ваш любимый куст хризантем расцвел.

И в моей душе расцвело тогда,

Чувство нежное светлой любви.

– Ты, оказывается, любитель русского романса.

– Обожаю!

– Вот и наши туристы явились! – воскликнул Валентин, увидев выходящих к дому Степана и Жанну. – А стол давно накрыт. Мы с дядей Мишей уже пропустили по стаканчику, для поднятия настроения. Жанна, проходи на веранду, а ты, Степан, захвати сумку с вином из багажника.

Стол накрыли на веранде, где было просторней, чтобы всем хватило места. Шашлыки получились отменными. Особенно, если учесть, что поедались они на свежем воздухе и запивались хорошим вином. Валентин постарался от души и заслуженно принимал похвалы сидящих за столом.

Послеобеденное солнце заливало веранду, отражаясь в картинах, расставленных вдоль стен, и от этого казалось, что персонажи на картинах оживают, становясь участниками общей трапезы.

– Жанночка, – обратилась к ней Саша, – я тут, пока вы гуляли, посмотрела картины Михаила Игоревича, это что-то грандиозное! Мне кажется, если устроить выставку в Москве, это будет фурор. А сколько денег можно заработать, ведь в Москве уже давно сформировался слой достаточно богатых людей, интересующихся живописью.

– Саша, для этого необходимы большие деньги, – ответила Жанна.

– А может, с финансами нам поможет Валентин?

– Вы видели, на какой машине я езжу? Будь у меня достаточно денег, стал бы я ездить на этом ведре. Наш город нельзя сравнивать по доходам даже близко с Москвой. Там за день прокручиваются суммы большие, чем у нас за год.

– Вот так. За что ни возьмись, все упирается в деньги.

– Эх, Саша, Саша, – включился в разговор Михаил Игоревич. – Уж лучше в деньги, их все-таки можно заработать, а не в какого-нибудь чиновника или идеологию, как это было в наше время.

– Дядя Миша, – обратилась Саша к Михаилу Игоревичу. – Покажите, какую картину вы сейчас пишете.

– Да я, милая моя, сейчас почти ничего не пишу, глаза стали плохо видеть, и в руке твердости нет. Иногда возьму кисть, постою перед холстом, сделаю несколько штрихов и чувствую: не получится. Очень слаб я стал, а живопись требует большого напряжения сил.

– А как же вы один-то живете? – поинтересовалась Саша.

– Ко мне из соседнего хутора женщина ходила, где надо, приберет, белье постирает, покушать приготовит, но вот уже две недели не приходит. Тут давеча мальчик прибегал из хутора, говорит, что заболела. Но не это пугает. Кашу сварить или чайку я еще способен сам. Меня больше беспокоит судьба моих картин, сколько трудов в них вложено, сколько дум передумано и души отдано. Можно сказать – в них вся моя жизнь и весь мой опыт. Очень не хотелось бы, чтобы все это пошло прахом и не послужило людям. Раньше я все надеялся, что у тебя, Степан, появится интерес к моим работам, но, видимо, у тебя другое предназначение. Хотя сейчас и не до искусства, времена другие, все грызутся да делят имущество, будто собираются жить вечно. Только я почему-то уверен, что и на картины придет спрос. Вот набьют брюхо, удовлетворят примитивные потребности, тогда и появится интерес к искусству.

– Давайте выпьем за дядю Мишу, – предложил Валентин. – У меня даже тост созрел: «За человека, сильного духом, который шел своей дорогой и не сворачивал с нее в угоду временщикам. Творил не ради славы и денег, а ради высокой истины духа; той истины, которая только и делает человека свободным!»

Никто не ожидал от Валентина такой пламенной речи. Все были несколько ошарашены его напором, а дядя Миша даже прослезился.

– Спасибо вам, молодые люди, большое спасибо. Утешили старика. Вы тут веселитесь – что еще молодости надо? А я пойду отдыхать. Устал я за день.

Дядя Миша встал из-за стола, попрощался со всеми и двинулся в спальню.

– Спокойной ночи, дядя Миша, – вслед ему сказала Саша.

Тихо и незаметно приблизился вечер. В окна веранды было видно солнце, заходящее за верхушки берез.

– Вы посмотрите, какая великолепная картина! – обратилась ко всем Жанна. – Жить рядом с такой красотой – это просто счастье!

– Жанна, ты просто давно не выезжала на природу, – уверенно сказал Степан. – Вот поживешь здесь месяц-другой и привыкнешь к этой красоте, тут тебе и захочется новых впечатлений. Человек неистребимо стремится к новым ощущениям, чувствам, впечатлениям, так как дух наш находится в непрерывном беспокойстве и деятельности. Если исходить из того, что человек стремится к счастью, то ему необходима непрерывная деятельность и смена впечатлений.

Они еще долго сидели за столом на этой чудной веранде, много говорили о жизни, о любви, о живописи, никому и ничего не доказывая и не опровергая. Познакомившись буквально вчера, они чувствовали себя давно знакомыми друзьями.

– Пора заканчивать посиделки. Мы с Сашей идем спать в дом, – глядя на Сашу, сказал Валентин, – а вам предоставляем веранду. Надеюсь, на диване, вдвоем, да еще под одеялом, вам не будет холодно.

«Как быстро Валентин умеет находить общий язык с женщинами, – подумал Степан. – Похоже, пока мы гуляли по лесу, они уже все решили».

– Я рассчитываю, что Жанна не даст мне замерзнуть в одиночестве, – произнес Степан, пристально глядя в глаза Жанны. Но лицо ее было непроницаемо, только в глазах были заметны веселые искорки.

Валентин и Саша ушли в дом. А Степан сразу почувствовал, как откуда-то изнутри стала подниматься горячая волна желания, она распространялась по всему телу, заполняя каждую клеточку. Степан не выдержал напряжения, встал и подошел к Жанне.

– Прости мою самоуверенность. Я совсем перестал соображать, – тихо произнес Степан и, обняв Жанну за плечи, стал страстными поцелуями осыпать ее лицо и шею.

– Подожди, подожди, Степа. Здесь есть, где ополоснуться? А то после машины и прогулки не совсем комфортно себя чувствую.

– Разве что в бане. Я отнесу тебя, – сказал Степан и подхватил Жанну на руки.

В кромешной темноте, держась за руки, они добрались до бани. Степан долго искал ручку двери, наконец, нащупав ее, открыл и шагнул в проем. Но второпях недостаточно наклонился и сильно ударился головой о косяк.

– Степа, сбавь темп, аккуратней….

Степан включил свет и помог войти Жанне.

– Дай я посмотрю, как там твоя голова… Ого! Еще не занимались любовью, а уже травмы имеются.

– Пустяки… до свадьбы заживет. Были бы мозги – получил бы сотрясение.

Степан сел на скамейку, привлек к себе Жанну и стал лихорадочно расстегивать кофточку.

– Подожди, Степа, я сама, – прошептала Жанна и легким движением скинула кофточку, а затем расстегнула и сняла джинсы. На ней осталась только узкая полоска бикини. Степан скинул кроссовки и брюки, встал и обнял ее, с наслаждением гладя грудь и целуя шею, затем рука его скользнула ниже, за резинку бикини. Желание его было максимальным, и, когда рука Жанны легко коснулась его, он вздрогнул, как от удара. Взяв Жанну за плечи, он наклонил ее чуть вперед и вторгся в нее, словно одержимый. Их движения походили на судорожное биение пойманных птиц. Возбуждение Степана достигло пика, сознание куда-то провалилось, господствовала только страсть.

– Еще, еще, еще, – бормотала Жанна, двигаясь ему в такт.

Горячая волна пошла по телу Степана. Казалось, вся сила и энергия, которые были в нем, стремились освободиться. Волна экстаза захлестнула обоих одновременно. Жанна выгнулась, стараясь прижаться как можно ближе, и издала глухой стонущий звук. Оргазм потряс Степана до глубины души. Его слегка трясло, и он, нащупав скамейку, медленно опустился на нее. С минуту они сидели молча.

– Степа, ты разбудил вулкан.

– Мне кажется, я же его и потушил.

– Всего лишь притушил, а где здесь вода?

Ополоснувшись прохладной водой и наспех вытершись полотенцем, которое прихватила Жанна, они вернулись на веранду.

– Одеяло теплое есть? А то, я чувствую, мы действительно замерзнем.