Сезон

– Вставай придурок, если жить хочешь! – заорал Игорь.

Последняя фраза несколько обнадежила и дала понять, что сейчас убивать он меня не будет. Я медленно поднялся на ноги и огляделся, не веря ему. Игорь стоял сзади в двух шагах, держа карабин наизготовку. С такого расстояния не промахиваются.

– Давай монеты! – рявкнул он.

Его лицо было бледным и каким-то заострившимся.

– Как у мертвеца, – подумал я и рассмеялся.

– Чего ржешь?! Давай монеты! – угрожающе сказал он.

Я повернулся к нему лицом, и, достав из кармана куртки какую-то мелочь, бросил под ноги. Он на секунду опустил глаза, рассматривая монеты, и тут меня как будто что-то толкнуло изнутри: «Пора!»

Одним прыжком я очутился за стволом толстой сосны и, развернувшись, со всех ног бросился бежать в распадок, петляя между деревьями. Сзади хлопнул выстрел, и пуля с визгом ушла вверх рикошетом от валуна справа. Я метнулся влево и упал, поскользнувшись на мху. Но тут же вскочил и, не оборачиваясь, побежал дальше пригнувшись. Выстрелов больше не было. Я бежал до тех пор, пока не влетел в кусты, а под ногами не захлюпала болотная жижа.

Тяжело дыша, я остановился и огляделся. Солнце уже зашло, и сумерки опустились над лесом. Вокруг звенели сотни комаров, впиваясь в мое потное разгоряченное тело. Не обращая внимания, лишь изредка смахивая их с лица вместе с кровавыми каплями, я брел по болоту от кочки к кочке до тех пор, пока вода не достигла мне пояса. Небольшой островок, состоящий из переплетенных корней берез, покрытый жидкой травкой светлел впереди. Там я решил остановиться. В голове не укладывалось то, что произошло сегодня. Мне надо было привести свои мысли в порядок и привыкнуть к страшной действительности.

Наломав березовых веток, нарвав травы для подстилки, я устроился на островке, накрывшись своей курткой, и приказал себе успокоиться. Перед глазами стояла картина сегодняшнего расстрела. Тело Айно с простреленной головой, лежащий замертво лицом вниз Витек, кровь на его спине. А ведь еще сегодня утром было все прекрасно. Мы все были друзьями, и у нас был клад! Ну почему все пошло наперекосяк?! Почему Игорь так поступил?! Я же знаю его лет десять, и никогда он не был таким безумно жадным.

Я попытался обдумать ситуацию, в которую попал. Скорее всего, Игорь сейчас ищет меня, чтобы пристрелить как ненужного свидетеля. Сюда он не доберется, а если будет приближаться, услышу плеск воды. Поэтому надо вести себя тихо, а утром пробраться в ближайший населенный пункт, чтобы сообщить в милицию.

Я начал вспоминать расположение дорог на карте, которая осталась в моей машине, но ничего толкового в голову не приходило, потому что невозможно определить в темноте, где север, а где юг. Тогда я попробовал представить себе расположение нашего лагеря относительно меня сейчас. Из этого тоже ничего не вышло, потому что я не помнил, в какую сторону бежал. Больше ничего не придумалось, и я решил, что утро вечера мудренее.

В кармане куртки звякнули золотые монеты, из-за которых сегодня погибло два человека. На душе вновь стало тоскливо и страшно. Где-то в ветвях деревьев шумел ветер, и мерещилось, что вот-вот из кустов выскочит Игорь. Но тут навалилась такая усталость, что я почти сразу уснул, прикрыв лицо носовым платком и не обращая внимания на комаров и мокрую одежду.

Глава 7. От сумы и от тюрьмы…

Проснулся я от голода и еще чего-то непонятного. Это было не движение, не шум, не прикосновение, а какое-то неприятное ощущение, возникшее в районе сердца. Через мгновенье я понял, от чего оно возникло. У моих ног на кочке, озаряемой первыми лучами солнца, свернувшись кольцом, лежала зеленоватая болотная гадюка и внимательно смотрела на меня, подняв свою голову.

Я медленно подтянул к себе ноги и нащупал сзади длинную ветку. Гадюка пестрой лентой скользнула среди березовых корней и исчезла. От такой неожиданной встречи бросило в пот, и я вспомнил, что произошло вчера. Воспоминания принесли страх, но в то же время заставили собраться и начать думать.

– Нет, Игорек, я так просто не дамся! – бормотал я себе под нос, срывая редкие ягоды черники, и отправляя их в рот вместе с листьями.

Голод терзал все сильнее, не дав сосредоточиться. Умывшись коричневой болотной водой, я только сейчас обратил внимание на свои распухшие от комариных укусов руки и лицо. Все тело ныло и болело, как будто его били палками. Моя одежда промокла насквозь, а в ботинках хлюпала вода.

Определив восток, по восходящему солнцу, я решил выбраться из болота, обсушиться и двигаться к населенному пункту. Пробираясь между кочками, по пояс в воде, я прощупывал впереди себя путь длинным и тонким березовым стволом который сломал на острове. Это оказалось не лишним, потому что пару раз меня так засасывало, что приходилось выбираться ползком, цепляясь за кусты и деревца, росшие на болотных кочках. Едва не потеряв ботинок, я стал продвигаться осторожнее, от куста к кусту медленно балансируя с жердью в руках.

Постепенно вода начала убывать, впереди замаячили сосны, а под ногами появилось относительно твердое дно. Выбравшись на пригорок, я в изнеможении повалился на землю. Мысли мои, к этому времени пришли в порядок, страх прошел, осталась только тяжелая ненависть к Игорю. Возникло желание вернуться к лагерю и убить его, но я быстро подавил этот порыв, прикинув мои шансы после ночных скитаний по болоту. Нужно было выходить к людям, пока Игорь далеко не уехал.

Я был уверен, в том, что он воспользуется одной из наших машин. Другого способа быстро покинуть место преступления у него просто не было. Существовал еще такой вариант, что он будет ждать меня в лагере, чтобы пристрелить, а потом спокойно уехать, не опасаясь, погони. Места здесь глухие, искать нас никто не будет еще недели две. Пока на трупы кто-нибудь наткнется, можно проехать через всю Карелию. Но этот вариант я отбросил как маловероятный, поскольку сидеть возле трупов и ждать неизвестно чего Игорь не станет.

Размышляя, таким образом, я развесил свою одежду на кустах, снял ботинки, набив их сухим мхом, и в одних трусах, принялся собирать чернику, чтобы подкрепиться перед дорогой. То, что Игорь будет меня искать, я не боялся. Я заложил по болоту изрядный крюк и рассчитывал на то, что был теперь километрах в пяти восточнее нашего лагеря.

Солнце припекало все сильнее, и легкий ветерок обдувал пригорок, отгоняя комаров. Слегка утолив голод, я оделся в сыроватую одежду и двинулся в путь. По моим расчетам до ближайшей деревни километров восемь, поэтому мне надо было поторопиться. Восстанавливая в памяти страницы атласа, я двигался на восток, стараясь выйти к реке, которую мы пересекали на машинах через брод.

К вечеру я достиг лесной дороги и, приглядевшись, обнаружил на ней свежие следы автомобиля. Первой тревожной мыслью было то, что это проехал Игорь, но колея была немного уже, чем у наших внедорожников, и я успокоился. Если здесь недавно проехали люди, значит поселок близко. Поэтому я пошел вдоль дороги по направлению следов, стараясь держаться среди сосен, чтобы меня было незаметно.

Дорога петляла по лесу и вывела меня к развилке, у которой в кустах стоял зеленый УАЗик с военными номерами.

– Пограничники! – вздохнул я с облегчением.

Сзади послышалось шуршание веток. Я хотел было обернуться, но от резкого удара по ногам оказался на земле, с заведенными за спину руками. Кто-то коленом вжал мою голову в землю, так, что я увидел близко-близко огромного красного муравья, тащившего на себе сосновую иголку. Потом перед глазами появился облезлый солдатский ботинок и на запястьях защелкнулись наручники. Чьи-то проворные руки ощупали одежду и рывком подняли меня на ноги.

Передо мной стоял капитан пограничник в затертом камуфляже и портупее, которую оттягивала висевшая на его боку, кобура. Под руки меня держали двое солдат с автоматами.

– Имя, фамилия, куда следуете? – с прищуром спросил капитан.

Я назвался и начал сбивчиво рассказывать о том, что произошло вчера и о том, что надо срочно задержать Игоря.

Капитан, услышав мое имя, и не дослушав рассказ, почти бегом бросился к УАЗу, в котором шипела рация, а солдаты еще крепче вцепились в меня.

Я услышал как пограничник, с плохо скрываемой радостью почти прокричал в микрофон: «Все в порядке мы его взяли!»

Не успел я и глазом моргнуть, как оказался на заднем сиденье машины, зажатый между двумя солдатами. УАЗик несся по лесной дороге, подрыгивая на ухабах, и уже через час мы были в районном центре у отдела милиции.

Высокий седеющий мужчина, в светлом отутюженном костюме и при галстуке, сидел за скрипящим столом, заваленном бумагами, в маленьком обшарпанном кабинете. Он смотрелся здесь как нечто инородное.

Меня ввели в кабинет и посадили на стул, сняв наручники. Словно сквозь сон я услышал слова мужчины в костюме, который представившись следователем следственного комитета, сунул мне под нос бумагу и сказал, что я задержан по подозрению в убийстве.

Эта новость повергла меня в такой шок, что я не мог вымолвить и слова, а только тряс головой на все вопросы следователя.

Потом еще вошли какие-то люди, меня обыскали и пересчитали золотые монеты, найденные в моих карманах. Находясь в прострации я, молча, смотрел на окружающих, пытаясь понять, что они от меня хотят.

Наконец немного отпустило, и я расслышал голос.

– Что вы можете пояснить по данным фактам?

Я начал торопливо и сбивчиво рассказывать о том, как Игорь стрелял в нас, а следователь, закурив сигарету, достал из портфеля ноутбук и застучал по клавиатуре, записывая мои показания.

Изредка он с интересом поглядывал на меня, задавая уточняющие вопросы, вновь продолжал печатать. Закончив, он выпустил дым в потолок, и, распечатав листы с показаниями, положил их передо мной.

– Прочитайте и распишитесь на каждом листе.

Перечитывая написанное, я успокоился, убедившись, что все записано правильно.

Теперь от меня больше ничего не зависело и оставалось только ждать, что следствие во всем разберется.

Меня вывели на улицу, где уже стоял фургон с зарешеченными окнами и мигалкой на крыше. Машина рванула с места и вскоре выехала на ровную дорогу. Я только успел расслышать разговор конвоиров: «в Петрозаводск».

Сидя в громыхающей железной клетке, я пытался сосредоточиться и понять, почему меня подозревают в убийстве. Все мои попытки выяснить это у следователя не увенчались успехом. На мои вопросы он не отвечал. Приходилось додумывать все самому, но это ни к чему хорошему не приводило.

Камера следственного изолятора, представляла собой узкий пенал с крашенными в зеленый цвет и местами облупившимися стенами. Единственными источниками света было маленькое зарешеченное оконце и тусклая электрическая лампочка под потолком, забранная изогнутым листом железа с дырками. Ничем не отгороженный сливной бачок, возвышался у двери, на постаменте с дырой, предназначенной для естественных надобностей. Нары, железный стол, привинченный к полу, и раковина умывальника в углу завершали картину.

Дежурный, молча, сунул мне в руки скрученный матрац и с лязгом захлопнул дверь снаружи, провернув ключ в замке. Его шаги гулко удалялись по коридору. Я остался один в этом склепе, как будто замурованный изнутри. События сегодняшнего дня пронеслись перед глазами и показались кошмарным сном, который должен вот-вот закончиться. Но сон не проходил. Я с ужасом начал осознавать, что все это происходит на самом деле, а мне грозит тюрьма.

Гнетущая атмосфера камеры давила со всех сторон, и всем своим видом как бы говорила: «Теперь ты здесь надолго! Привыкай к этим нарам, к этому полосатому матрацу, на котором остались разводья то ли крови, то ли мочи твоих предшественников. Привыкай к этой параше в углу, к этому лязгу дверей. Привыкай к этому одиночеству и к тому, что никто тебе не поможет».

– Почему я здесь оказался, и что теперь делать?! – спросил я вслух, и удивился, что мой голос прозвучал как – то тихо и ничтожно среди бетонного каземата.