Вирус

ГЛАВА 6

Пункт 54, статья 5, из «Памятки уцелевшим» (под ред. отдела по противодействию ЧС Всемирной организации здравоохранения):

«Напоминаем, что допустимый уровень шума на территории карантинной зоны 154А, 816F и 714D – 50 дБ в дневное время и 40 дБ – в ночное.

На территории остальных карантинных зон предельно допустимый уровень шума – 30 дБ.

В случае срабатывания пожарной тревоги, автомобильной сигнализации или другого несанкционированного звука всем уцелевшим рекомендуется срочно войти в помещение и не покидать его пределы несколько часов.

Рекомендуется закрыть окна и сидеть в тишине».

Из-за погони я перестаю замечать детали. Пухлые губы фотомоделей, их причёски, зафиксированные влагоустойчивым лаком, пропитанные аргановым маслом брови, глаза, увеличенные фоторедактором….

Из-за погони я пропускаю целую серию жизненно важных установок, которыми делятся с нами рекламные плакаты. Ярким потоком лучей, справа и слева от дороги, пулемётной очередью, оглушая нас оркестровой музыкой, под которую обычно женятся герои дневных мелодрам.

Лили говорит:

– Бензина нам хватит еще на пару километров.

Свет в студии резко гаснет, но я успеваю разглядеть парня, который рекламирует магазин стильной одежды, я вижу его синий пуховик и «пузырь» с текстом, как в комиксах:

«Наши цены – настоящий клад!»

Лили говорит:

– Если нас догонят, то придётся отбиваться вот этим.

Она достаёт из рюкзачка свой блокнот. Свет в студии снова загорается.

Лили сидит за круглым столом. Острым кончиком наманикюренного ногтя она отбивает по стеклянному покрытию ритм своей телевизионной заставки, а потом подносит палец к уху и заталкивает наушник глубоко внутрь. Голос из наушника напоминает:

– Через пятнадцать минут начинается футбольная трансляция. Мы должны закончить к этому времени.

Среди книг – разных цветов и размеров, твёрдых и мягких переплётов – гороскопов, сонников, сборников философских изречений, эзотерических романов и самоучителей по йоге Лили – очаг землетрясения, центр вписанной окружности. В одной руке она держит блюдце, наполненное голубой жидкостью, другая рука нависает над ним.

По студии, откуда-то из чёрной пропасти, пронзая металлическую стену из мониторов и телекамер, раздаётся крик, тревожный и резкий, как свет прожектора.

– Алло! Алло, я дозвонилась?

Голос в наушниках сообщает Лили, что ей нужно убрать со лба распушившийся локон.

Лили говорит:

– Да.

Она говорит:

– Добро пожаловать…

Шёпотом она добавляет:

– …сестра.

Камера приближается к Лили – с мониторов исчезают книжные полки, зеркальные шары, бумажные фигурки Будды – их изображения расплываются на заднем плане, в кадре только Лили, её лицо, оранжевое от пудры и гладкое, как китайский фарфор.

Голос в наушниках сообщает:

– Анна. 53 года. Домохозяйка.

Лили говорит:

– Здравствуй, Анна!

Ворот на пиджаке Лили раздут и поднят вверх, как капюшон кобры в секунды опасности, стрелки на глазах жирной линией расширяются от центра и отступают от разреза, придавая взгляду нежность, делая Лили надёжным другом для миллионов телезрителей. Всемогущая защитница, единоутробная сестра, помоги избавиться от тревог и страхов, притяни счастье, деньги и здоровье, избавь от негативных мыслей, сними камень с души, излечи от молочницы.

– Как вы догадались, что меня зовут Анна?

Голос Анны придавлен железной грудой обид, заброшен камнями разочарований, приглушён болью, затоплен слезами.

– Прошу вас, помогите мне! Я готова отдать всё! Только помогите мне! Я так рада, что дозвонилась. Прошу вас.

Лили спрашивает у телезрительницы:

– С какой проблемой столкнулась твоя семья? Алкоголь, азартные игры?

Из динамиков доносится громкий вздох. Он заполняет собой всё пространство, оседает, как пыль на декорациях, преломляет свет софитов, проникает в провода, распадается на молекулы, со скоростью света долетает до космических спутников, и оттуда, разбившись на миллиарды разных чисел, облачившись в цифровой кодовый сигнал, вторгается в дома сотен тысяч телезрителей.

Лили спрашивает:

– Давай уточним, Анна, что тебе нужно? Снять порчу или открыть денежный канал?

Невидимая Анна набирает в свои невидимые лёгкие воздух. Сотни тысяч телезрителей наблюдают за тем, как невидимые слёзы стекают по невидимым морщинам.

Глядя в камеру, Лили говорит:

– Понятно.

Она заталкивает наушник ещё глубже и говорит:

– Как давно тебе изменяет муж, Анна?

Лили говорит:

– Сделай звук телевизора тише и ответь на вопрос.

Камера переключается на руки Лили, на её тонкие пальцы, браслет из синих бусин. Голос в наушнике предупреждает, что сейчас камера покажет крупным планом глаза Лили, а потом начнёт плавно отъезжать назад. Всесильная заступница, единокровная мать, рассуди и обереги, обними и поцелуй, перевяжи кровавые раны, огради от домашнего насилия, верни на тропу добра и света, свяжись с энергоинформационным полем Земли, гармонизируй отношения, верни мужа в семью.

Из-за погони я перестаю замечать детали: не вижу ни рекламных плакатов, ни дорожных указателей, ни трюка, который выполняет Лили в прямом эфире своего телешоу – переключая камеры, закатывая глаза, пуская плотную слезу по нижней стрелке, прямо по линии роста ресниц.