Из ВДВ СА в аэромобильные войска ВСУ. ВДВ после распада СССР

– Кирилыыыч!!! Ой горе мне горе!

– Да что случилось? —спрашиваю я, выглядывая в окошко. Шуликова за эти годы еще болше состарилась, но свирепый дух по- прежнему не теряет. Боевая раскраска солдатским сапожным кремом, хоть и постоянно осыпается с верхних век, но часть ее еще держится. Жабьи буркала болотного цвета все так же мечут молнии во всех ее потенциальных врагов. Я сейчас по всей видимости из списка врагов вычеркнут, потому что она по- панибратски изливает мне свою черную душу.

– Кирилыч! Ты представляешь что натворила наша сука-дочь!? Ее муженек, подполковник Шуликов, подкаблучник по жизни, топчется рядом, у нее за спиной.

– Так что случилось? – она застопорила машину в воротах, а я тороплюсь проехать, чтобы освободить проезд, но вижу что придется сойти, она просто так не отстанет. Выхожу из машины, боец проезжает метров десять вперед и принимает вправо, останавливаясь.

– Ну, рассказывайте.

Тамара Алексеевна заливается слезами и продолжает:

– Ой, да ты понимаешь, наша же дочь уже на четвертом курсе псковского медицинского училища. И что думаешь, эта сука сделала подпольный аборт! Вот сейчас истекает кровью, а нам надо срочно ехать к ней! И даже не знаем, застанем ли в живых! Вот горе, горе нам!!!

И она начинает заливать слезками мой китель. Я как могу, пытаюсь изобразить сочувствие и утешить ее.

Ведь это она воспитала дочь по образу и подобию своему. Будучи младшим врачом, я видел, как эта доченька еще с седьмого класса заигрывала с солдатами. Доходило до того, что еще тогда мамка ее закрывала и неделями не выпускала из квартиры. Ну, и вот он, закономерный финиш.

– Да ладно вам, Тамара Алексеевна, ваша дочь крепкая девочка, она выживет. Не волнуйтесь, езжайте, все будет хорошо.

Я еле оторвался от истерички и заскочил в машину. Ничего подобного в моей жизни еще не было, чтобы мать о родной дочери орала на весь полк такое. Не хочу никак оскорбить псковских жителей, и тем более женщин, но эта Шуликова, ваша землячка. Дочь не только выжила, а через пару месяцев еще и пришла служить прапорщиком-фельдшером рембата, который располагался на территории нашего полка. Но это уже другая история.

В период службы в Фергане начмед дивизии оформлял представление на досрочное присвоение звания капитан, но тогда дивизионный кадровик сам посоветовал мне не отправлять его по инстанции, потому что до истечения срока оставалось пару месяцев. А документы на досрочное присвоение могли перехлеснуться с теми, которые на своевременное представление. Могло получиться, что даже задержится то звание, которое должно было прийти в срок.

И вот на днях начмед дивизии сообщает мне, что он оформил документы на досрочное присвоение мне звания майора.

– Спасибо, конечно, товарищ майор, что вы обо мне заботитесь, но что – то меня гложут большие сомнения в том, что его реально могут досрочно присвоить.

– Да ладно вам, Владимир Кириллович, будьте оптимистом! – уговаривает меня шеф.

По каким – то делам иду по штабу полка. Случайно захожу в кабинет начальника инженерной службы, а там целая толпа полковых дам прихорашиваются возле зеркала. Когда я служил лейтенантом в полку, то было не более восьми женщин, включая медиков, связисток и секретарш. Сейчас уже около двадцати.

– О, Владимир Кириллович! Заходите, заходите, гостем будете! – изображает бурное гостеприимство Машка Пушулкова, делопроизводитель по штату, стой там – иди сюда. Потому что уже нет такой службы в полку, где бы она не работала. Знает в полку всех и все.

– Да мне нужен НИС (начальник инженерной службы), -не знаете где он?

– Он в штаб дивизии по делам подался, -ответила секретарь инженерной службы.

– А мы слышали, товарищ капитан, что вы скоро майором будете. Это правда? – натягивая улыбку до ушей, изображая доброжелательность, произносит Марина Узун, прапорщик, начальник штабного узла связи.

– И где же это вы, Марина, могли такое слышать, если я сам не в курсе? – изображаю свою неосведомленность по этому вопросу.

– Озерянин до хрена хочет, но ни хрена у него с этого не выйдет, -как ворона прокаркала одна из дам, минимум лет на десять меня старше. Она как раз поправляла свой шиньон перед зеркалом, и в нем увидел ее кривляющее лицо озлобленной старухи. Раньше ее в полку не замечал.

– Очень интересно, кто вы такая и какое вам дело до того, что я хочу или нет, тем более, что если вы имеете ввиду документы на досрочное присвоение, то меня никто не спрашивал, когда их оформляли. Видать, моему начальству виднее.

– Я, Александра Левчук, жена начальника отделения кадров дивизии, полковника Левчука. Знаете такого?

– Конечно, кто же не знает милейшего полковника Левчука. А вот вы в ближайшие дни очень сильно пожалеете за то, что только что здесь произнесли и за сплетни, которые распускаете на основании служебной информации. Бескультурная и вульгарная вы женщина, – сказал и вышел из кабинета.

Надо полагать, что муж постоянно или иногда делился с супругой информацией, которая ее абсолютно не касалась. А та уже решала, кому что кому ничего, а кому шиш через плечо. Я даже представить не мог, что моя личность может каким – то образом заинтересовать самого дивизионного кадровика, да еще и его жену, которую знать не знал. А она мало того, что вникала, но еще и среди полковых баб собирала информацию. Ну, полный крантец. Видимо, я был очень зол, когда кинул ей фразу о том, что она пожалеет о сказанном, потому что тот, кто решает наши вопросы выше, ко мне мгновенно прислушался.

Прошло двое суток. Почти в то же время дня я снова иду по коридору штаба. Навстречу вся в черном двигается та самая мадам Левчук. Вдруг резко поворачивается лицом к левой от меня стене и руками закрывает свою афишу. Я с удивлением, не понимая, что происходит, прохожу мимо. Только внизу, на первом этаже, чисто риторически интересуюсь у дежурного по полку, почему мадам Левчук в трауре.

– Так вчера утром у нее муж умер, а вы разве не в курсе?

– Нет, первый раз слышу, – говорю и выхожу на улицу. Вот как бывает. И ведь теперь, видимо, она на сто процентов уверена, что это произошло после мною сказанных слов. Хотя лично я абсолютно ничего не имел против дивизионного кадровика.

По – прежнему не интересуюсь, и уже даже забыл о том, что на меня послали эти документы. Но будучи в штабе дивизии, сталкиваюсь на улице с капитаном-кадровиком.

– А документы на вас вернулись без результата.

– Да и хрен с ними, – отвечаю, – а с какой формулировкой – то?

– Да пишут, что вот если бы вы были командиром боевой роты или батальона, то это другое дело, а для медиков вообще не мыслимо присваивать звания досрочно.

– Спасибо и на том.

Я убегаю дальше, и вспоминаю, что слышал несколько раз о том, что в вышестоящих кадрах никогда не ценили начальников служб, тем более медицинской.

Это нужно иметь сверхволосатую лапу в верхах, чтобы пробить медику досрочное звание или награду. Да и черт с ними. Когда я сам себя обрек на пожизненную службу в армии, то даже мысли никогда не допускал о каких – то поощрениях. Кадровики всегда и везде кичились своей конторой. Их любимые выражения: «Кадры решают все!»; «Выше кадров только солнце, выше солнца только ГУК!» (Главное управление кадров в армии). Или «Всякая хорошая бумажка должна хорошо отлежаться». То есть, чтобы выжать у ходатайствующего все соки, любое прошение-бумажку, нужно

надолго положить под сукно.

Прощание управления дивизии и офицеров гарнизона с начальником кадров было обставлено с помпой. Он ведь метил стать начальником кадров ВДВ. Было сказано много слов теми, кого он реально продвинул по служебной лестнице, и теми кому было положено говорить по штату. Затем офицерская колонна проводила его гроб в «Урале» за черту города, а далее грузовик отправился с его телом на малую родину. Куда именно, я не вникал.

Иду контролировать обед в солдатской столовой. С 1985 года идет строительство корпуса новой, на две тысячи посадочных мест. Первая заморозка строительства произошла в восемьдесят шестом, потому что все силы бросили на ЧАЭС. Через год продолжили, но потом сорвали строительную бригаду и кинули в Ленинакан, после землетрясения. Теперь в связи с развалом Союза, вообще непонятно, закончат ли, поэтому питание личного состава полка и частей, которые находятся в этом городке, много лет происходит чуть ли не в три смены.

Соответственно, мытье посуды и помещений происходит в постоянной спешке, качество работы нулевое. Здание старое, его уже много лет никто не ремонтирует, потому что надеются на переселение в новую. Вот так все и тянется. Отсюда хроническая заболеваемость личного состава всем букетом кишечных инфекционных болезней.

Во время приема пищи, три раза в день, здесь постоянно присутствует весь суточный наряд офицеров и прапорщиков, а также ответственные по подразделениям. Приемы пищи затягиваются и плавно перетекают с завтрака в обед, а затем в ужин. Личный состав суточного наряда по столовой похож на чертей в преисподней. Робы черные, засаленные, лица, соответственно, такие же. Постоянно где – то идет прорыв старых труб. Помещения заполнены клубами пара. Ходить по залам и подсобным помещениям приходится чуть ли не на ощупь. Полы скользкие от жира и грязи. Того и гляди, можно поскользнуться и расквасить свою физиономию.

Возле входа в столовую сидит бывший ее начальник, старый прапорюга по фамилии О. Он теперь на пенсии, но продолжает работать помощником начальника продовольственного склада. Закинул нога на ногу, газету читает.

– Здравия желаю, товарищ прапорщик! Во что так усердно вчитываетесь? -подначиваю я его.

– Здравия желаю, товарищ капитан. Читаю в окружной газете про своего сына, интересуюсь, что там о нем пишут.

– Он у вас кто?

– Да хвалят тут его, он в Николаеве командиром воздушно – десантной бригады служит.

Я прикусываю язык. Дед меня знает с лейтенантов. Отношения у нас со взаимопониманием.

Пройдет еще пять долгих лет. Его сына снимут с должности комбрига, с понижением переведут сюда в дивизию. Здесь он погибнет в ДТП. Старик от горя умрет преждевременно, а пока оставим его, пусть нарадуется.

Прохожу по всем цехам. Прапор, дежурный по столовой дышит в затылок. Боится, что от моих замечаний может остаться на вторые сутки, поэтому на все мои замечания реагирует мгновенно. Ничего интересного здесь никогда не бывает. Для приличия постоял еще минут десять возле входа. Посмотрел за работой своего дежурного медика. Он контролирует чистоту рук у личного состава, заправку фляг отваром грецкого ореха. Все, как обычно, но все хреново. Ноль один- ноль два процента от личного состава полка, почти постоянно находятся в инфекционном отделении госпиталя.

– Здравия желаю, товарищ капитан! Разрешите представиться, я начмед ремонтно восстановительного батальона прапорщик Шуликова!