Из ВДВ СА в аэромобильные войска ВСУ. ВДВ после распада СССР

– Здрасте, товарищ прапорщик. Поздравляю с окончанием училища и присвоением воинского звания прапорщик.

– Владимир Кириллович, я надеюсь, что мы, как два начмеда на одной территории, найдем общий язык?

– А почему тебя Инна, это волнует? Тебе до начмеда батальона нужно еще дорасти. Батальон прекрасно себя чувствовал и во время твоего отсутствия, замыкаясь по медицинскому обеспечению на нашу медицинскую службу. Так что ставим тебя в график, будешь как все фельдшера на нашей территории дежурить. А остальное время можешь находиться в своем батальоне, я на него не претендую.

– Я поняла, спасибо,

– Вот и хорошо, что ты такая понятливая.

Проходит неделя. В понедельник прихожу в медпункт в пять тридцать утра. Наружная дверь медпункта, вопреки всем наставлениям, раскрыта настежь. Захожу внутрь. На месте дневального, склонив голову на тумбочку, без юбки и трусов, спит дежурная, прапорщик Шуликова. Недостающие части одежды валяются рядом, по углам. Возле тумбочки стоит графин с вином. Картина достойная кисти Ильи Репина. Бужу свое новое медицинское пополнение. Дежурная с трудом разлепляет глаза.

– Доброе утро, товарищ прапорщик.

– А, што? Где я? Что такое? Ой, извините, товарищ капитан.

Смотрю, никакого особого стыда на ее запухшем лице, нет и в помине. Я следую на второй этаж. Вот счастье – то мне привалило. Пять лет назад мама кровь пила в течении года. Теперь вот доченькой меня наградила. Звоню из кабинета ее родителям. Выкладываю маме все без всякого менжевания. Через полчаса прибегает папа и пинками гонит любимую дочь домой. Позже оказалось, со слов мамы, что солдаты не только «имели» ее в течении ночи, но и оставили себе в качестве трофеев все кольца и цепочки. А еще через пару месяцев на ней женился командир ее части, сорокапятилетний подполковник Чирков. Она у него по счету официально была четвертая.

Поездка в Житомир.

Хотя мне уже по штату и не положено, но чтобы немного развеяться, беру себе командировку за молодым пополнением. Увы, теперь призыв в дивизию только из Украины, поэтому и плечо моей поездки по сравнению с предыдущими, соответственно, короткое. Едем со старшим команды, начальником разведки полка Серегой П. аж в Житомир. Сначала я, как всегда, по медкнижкам вычисляю солдата, чтобы был из того города, куда нам надо. Быстро такого нахожу и звоню в его роту.

– Он в наряде по столовой, – отвечает дневальный. Иду в столовую и мне вызывают по фамилии того, кого ищу. Подходит боец в таком замызганном комбинезоне, что более грязного даже трудно представить.

– Ты такой – то?

– Я.

– Ты из Житомира?

Родное для него слово, вызывает на лице у солдата кислую улыбку.

– Так точно!

– Дома побывать хочешь?

– А разве это возможно?

– Тебе очень повезло, я беру тебя в командировку за молодым пополнением. У солдата от нахлынувших вдруг чувств даже жирная половая тряпка выпала из рук.

– У твоих родителей найдется где переночевать двум офицерам в течении двух- трех суток?

– Так точно!

– Сейчас идешь в роту, приводишь себя в порядок. Со старшим сбегаешь на почту и позвонишь домой. Завтра утром выезжаем.

Даю команду дежурному по столовой, чтобы отпустил и заменил бойца. Сообщаю по телефону данные на солдата П. И он берет его подготовку на себя.

Утром солдата в парадной форме и с двумя лычками на погонах не узнать. Ему вчера успели и младшего сержанта присвоить, потому, как не к лицу рядовому сопровождать призывников в ВДВ.

Туда добираемся быстро и, как обычно, в купе скорого поезда. Там отбираем свою партию в течении пяти дней. Живем на квартире у своего подопечного, в отдельной комнате. Родители счастливы лицезреть свое чадо. Он пока нам не нужен, поэтому круглосуточно зависает по своим друзьям и подругам. Для нас каждый вечер накрывается пышный стол. Перед отъездом, отец сержанта одаривает меня с П., по пакету мужских носков. Они тогда уже были в жутком дефиците. А хозяин который нас приютил, оказывается, был начальником цеха, где этот дефицит производили. Носил я их потом в течении нескольких лет. Ничего прочнее ни до, ни после не встречал. Оказывается, и у нас умеют делать настоящую продукцию, если для себя.

Назад возвращались на перекладных, электричками. Украинская военная казна за пару лет «нэзалэжности», настолько оскудела, что не на что было перевозить собственных защитников. Это был кошмар. Почти сотню вчерашних пэтэушников, маменькиных сынков и хулиганов нужно было беспрерывно пересаживать с поезда на поезд. Стращаниями, уговорами и обещаниями тянули толпу к месту службы.

Запомнилась ночь, проведенная на станции Козятин. Зазор между электричками был в целую ночь. Держать в повиновении еще совершенно необузданную массу в гражданской одежде, нам трем было совершенно не под силу. Идем к коменданту вокзала. Сорокасемилетний, худой и бледный капитан удивил меня тем, что с порога заявил, мол, я по – русски не понимаю, говорите на украинском. А ведь это еще только осень 92 года.

Серега, мой напарник, родом из Жданова (Мариуполя), тот вообще ни слова на украинском. Пришлось мне, ворочая нижнюю челюсть вручную, переводить разговор между ними. И вышли из положения. Нам предложили провести ночь на продовольственной базе длительного хранения, которая находилась в пару сотен метров от вокзала, за железнодорожными путями. В каком – то классе для политинформаций, на полу и голых столах скоротали мы ту холодную ночь. Там же на вокзале, я последний раз расплатился за булочку с чаем советским рублем с копейками. Наступил период купонов.

Худо-бедно добрались в дивизию без потерь и происшествий. До конца своей службы больше мне в подобные командировки ездить не приходилось.

В девятнадцать тридцать выхожу с территории медпункта, домой собрался.

– Кирилыч, а ты куда? – спрашивает меня старший лейтенант Игорь Накапкин, вынырнувший из-за угла.

– Да домой.

– Так ведь сегодня Лисовой проставляется, приглашал всех офицеров. Он вливается в батальон.

– А я здесь при чем?

– Так мне компанию составишь.

– Ты знаешь, всего Болградского кабэрне еще никто не выпил и не перепьет. Тем более, что он на меня обижен.

– Это почему же?

Рассказал кратко историю, как изгонял его из медпунта.

– И это всего лишь? Да ладно, он нормальный мужик, там и примиритесь.

– Вот пристал, но считай, что уговорил, красноречивый. И только потому, что враги мне действительно ни к чему.

Приходим в один из небольших залов новой солдатской столовой. Ее не смотря ни на что, наконец- то, запустили в эксплуатацию. Смотрю, там народу и присесть – то уже негде. Майор Лисовой, восседавший во главе стола, метнул удивленную молнию в мою сторону, но сдержался. Мы поздоровались, народ подвинулся, присели. Ничего особенного, обычное пьянство без ограничения. Минут через сорок я тихонько сбежал.

Вот и очередная моя зима в Бессарабии наступила. Здесь она тоже, в отличии от Ферганы, бывает достаточно холодной и мерзопакостной. Прохожу мимо большого плаца, иду в медпункт. На нем производится учебно – тренировочная швартовка техники. Кроме мороза под двадцать, еще и пронизывающий северный ветер с колючим снегом. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку, сами знаете что. А тут солдаты с офицерами- вэдээсниками трудятся в поте лица. И кому теперь в этом непонятном СНГ, эта швартовка нужна? Но все занятия, как и в добрые прежние времена проводятся по графику. Независимо от сезона и температуры окружающей среды.

От одной из платформ, на которой стоит зашвартованный Газ-66, мне машет рукой, капитан Вадим Т. Бывший сосед по первой квартире.

– Володя, у тебя чего – нибудь найдется для сугреву? – умоляющим и охрипшим голосом полушепотом произносит он фразу. И щелкает себя пальцами по кадыку.

– Найдется, пошли, сжалился я над бедолагой.

К нему тут же пристраивается старший лейтенант Н.

– Доктор, а меня возьмете? Да пошли, чего уж там. Разделите пополам то, что имею. Поднимаемся ко мне в кабинет. По дороге я даю команду повару, чтобы принес чего- нибудь на зуб. У меня в сейфе было двести граммов чистого медицинского. Разливаю по пятьдесят гостям. Себя игнорирую. Повар заносит все, что было на кухне на тот момент. Тарелку с квашеной капустой. Вадим Т. говорит:

– Ничего, пойдет!

Они с Игорем берут по горсти капусты в левые руки, стопки поднимают правыми.