Палачи и проходимцы времен аншлюса

Давление опять ослабло. Сенн лихорадочно соображал.

– Много?

– Полторы тысячи франков…

Сенн замер, преодолевая боль. Схватиться за соломинку, выбраться из расстрельного подвала, жить…

– Ты же все проиграл?

– Французы. Пообещали еще…

Над ним усмехнулись.

– Ты высоко ценишь свою жизнь. Что скажешь, Джемини? В конце концов, это тебя эта сволочь собиралась прикончить. Тебе решать…

«Итальянец» снял тяжелый ботинок с груди Сенна.

Микаэль облегченно вдохнул ночной воздух. Черт с ними, с деньгами, лишь бы жить. А дальше он придумает, что делать. Он хитрый… только жить, жить…

Это был его последний вдох. Еле заметное движение ночной тени, его зрачки расширились и глаза вылезли из орбит. Кулак Джемини раздробил его горло.

Микаэль Сенн перестал существовать.

Глава третья

Андреас Шалль родился в Граце.

Его папаша торговал шкурами, держал лавку, крепко стоял на ногах. Выпивал, это правда, мать поколачивал. Ничего необычного Андреас в этом не видел.

Шалль принимал участие в Мировой войне, вернулся и осел в Лингенфелде, в баварском Пфальце. С 1921 года был вовлечен в националистические группировки, боровшиеся с сепаратизмом. Тогда он сошелся с Йозефом Бюркелем, нынешним гауляйтером Вены, и одновременно рейхсштатталь (то есть губернатор, – высокая должность!) региона.

Губернатор, судя по всему, доверял своему человечку. Шалль подвизался в канцелярии губернатора в качестве руководителя местной безопасности, и, безусловно, сотрудничал с гестапо.

Сейчас Уве Клюг сидел в машине, которую вел Шалль, смотрел сквозь стекло на улицы Вены, слушал болтовню штурмбаннфюрера.

– Гениальность фюрера, наряду с другими качествами, – вещал Шалль, ловко крутя руль, – предвидение и прозорливость. Три дня назад Эмиль Гаха появился в Берлине, и согласился на политическое переустройство своей страны. Вчера наши войска вступили в Прагу и теперь оккупируют бывшую Чехословакию, практически без сопротивления. Мы создаем в Чехии Протекторат Богемии и Моравии, а проклятые англичане и французы набрали воды в рот…

Уве покосился на Шалля.

Лицо, – кровь с молоком. Пухлые яркие губы любителя сладкой жизни. На часах восемь утра, но от Шалля пахло хорошим коньяком, сигарой, а на щеке блестел крохотный след помады.

Конечно же, Клюг не подозревал о существовании штурмбаннфюрера Шалля до той минуты, когда сошел с электропоезда, прибывшего на Западный вокзал Westbahnhof (Западный вокзал). О городке Лингенфелде, отношениях с Бюркелем, и много еще о чем рассказал ему сам Шалль.

Он быстро перешел на «ты».

– Жить будешь в роскошной квартире, – сообщил он, поворачивая на углу, где поблескивала витрина большой кондитерской «Захер». – Ты женат?

– Нет, – коротко ответил Уве.

– Везунчик. Ты хорошо проведешь время в Вене.

Уве решил, что при всей своей осведомленности этот любитель жизни состоит при шефе на побегушках. В серьезных делах не участвует.

– У меня на примете есть такая красотка… – мечтательно прослюнявил Шалль.

– Мне надо работать, – сухо напомнил ему Уве. – Для начала полицейские протоколы, – место, допросы, криминология. Могу я осмотреться на месте смерти?

– Я решил, что пока тебе не стоит являться в полицейское управление, – подтянулся Шалль. – Все бумажки получишь с доставкой на дом.

– Мне надо говорить с людьми…

– Обязательно.

Машина уперлась в корму туристического автобуса, с белой крышей и зеленым кузовом.

– Удостоверение «Народного обозревателя» откроет любые двери и почти любой рот, – усмехнулся Шалль. – Скажи-ка мне, эрзац-репортер, ты в футболе разбираешься?

– Как и все, – пожал плечами Клюг.

– Любимая команда есть?

Машина подкатила к двухэтажному кремово-белому дому. Узкая улица пряталась в тени высоких лип, напротив дома тянулась ограда парка.

Уве вспомнил свой календарь.

– «Герта БСК».

Шалль заглушил двигатель.

– А почему-бы тебе не написать большую статью о футболе новой части рейха, и как наши «кузены» влились в бундеслигу?

Уве задумался.

– Да, неплохая идея, – признал он. – Даст возможность встречаться с людьми вокруг футбола.

– Вот и ладно. Со следователем я вас сведу. Идем устраиваться.

В небольшом аккуратном вестибюле немолодая женщина безмолвно кивнула Шаллю, протянула стопку конвертов.

Она стояла у небольшого окошка. Уве с недоверием осмотрелся.

Шалль хмыкнул, просматривая почту.

– Да, дом с консьержкой. А ты думал, такое заведено только в Париже? Вена богатый город. Ты увидишь, как это удобно для жизни…

«И для слежки».

Квартира на втором этаже оказалась и в самом деле приятной, – небольшая, в две комнаты, с кухней и эркером, старой мебелью и коврами на потемневшем паркете.