Палачи и проходимцы времен аншлюса

Василий Валерьянович достал сигариллы и зажигалку.

– Ну, что там?

Лицо Джемини было равнодушным:

– Сначала говорили о Москве. В основном старший, Никонов. Ничего интересного. Судя по всему, за последний час он выпил несколько рюмок, и язык развязался. Младший почти все время молчит.

– А о чем сейчас разговор?

– После Москвы Никонов распространялся, какие перспективы у его спутника, мол, с таким покровителем, как он, все возможно. Целовались…

Василий Валерьянович хмыкнул:

– Это пока лучше в стенограмму не вносить. Никонов прекрасный семьянин, – хорошая жена, двое сыновей, правда, приемных…

– Сейчас говорят о цели поездки. У Николова заплетается язык.

– А что о поездке?

– Младший…

– Виктор Осин… – уточнил Василий Валерьянович.

– …спросил, а почему Вена. Николов начал хвастаться: какой он ценный сотрудник, – он единственный, кто на совещании с представителями Берлина обладает информацией о наших возможностях.

– Ну-ну. Ты посмотри, у них тут пепельница. Ни плюнуть на пол, ни сморкнуться. Загнивают… ладно, пошли обратно.

В купе номер шесть Василий Валерьяныч сел к столику, надел наушники. В уши вплыл сытый, умиротворенный, спотыкающийся басок.

– Залился по самые жабры, – пробормотал Василий Валерьяныч – Ладно, слушайте дальше, я пошел спать. Через два часа вас сменят Поль и Бульдог.

Работа продолжилась, «итальянец» ушел в свое купе, в соседнем вагоне.

Немного спустя прошел проводник, потом официант из вагона-ресторана, собиравший подносы с грязной посудой. Заказывали, в основном, бутерброды и вино.

Купе номер семь к этому времени превратилось в самое уютное гнездышко на планете.

– Дорогой мой Витенька, – пьяно шепелявил седой человек в парчовом халате, вязаных носках и домашних тапках. – Если мы будем осторожны и аккуратны, все будет хорошо.

Напротив, на диванчике, клубком свернулся молодой парень со смазливым лицом. Футболка «Динамо» и тренировочные шаровары подчеркивали гибкость тела.

– И что же будет? – капризно отозвался парень.

У него был бархатный, сонный и равнодушный голос.

– Если бы только мог понять, насколько важна эта поездка! Руководство оказывает мне большое доверие, и сам председатель поставил мне перед выездом задачу.

Димочка зевнул, словно спаниель, показав идеальные белые зубы. Он потянулся и пригладил короткие темные волосы.

– Хочу конфету, – промурлыкал парень.

Никонов встал, взял из чемодана коробку шоколадных конфет, достал одну, с ромом, поднес к розовым губам Витеньки.

Оближи, – ласково сказал Никонов и сладострастно вздохнул.

Сел на место.

– Эк вас распирает, – сказал парень жеманно. -Вам не отношение нужны, а слушатель, – чтобы восхищался, какой вы значительный…

– А ты бы и послушал, – Никонов закинул ногу за ногу. – Куда мы едем… Эти переговоры займут свое место в учебниках истории…

Парень состроил гримаску и обреченно махнул рукой.

В купе было жарко, аромат французских духов, помады и коньяка пополам с ромом висел в воздухе, словно персидское покрывало.

– Вы пьяны, дяденька.

– Эта встреча, – седой повысил голос. – Может и не станет главной в переговорах нашей страны, но подготовит почву…

Он икнул, потянулся за бутылкой, налил себе на два пальца, расплескав примерно столько же на бутерброд с семгой.

Джемини и молодой стенографист уже спали, лекцию слушала смена, – здоровяк Поль и маленький Бульдог, у которого щеки и губы отвисали к подбородку, и в самом деле делая его похожим на собаку…

Никонов опять налил, и жарко выдохнув, выпил Мартель, как сивуху.

– Ты ничего не знаешь, мальчик. Литвинова скоро уберут из наркоминдела. И кто станет наркомом? Да-да! Именно Вячеслав Михайлович, мой дорогой патрон. А с ним и я поднимусь, высоко-высоко. И тебя, негодника, с собой возьму. Хочешь стать дипломатом?

Витенька Осин опять свернулся клубочком, положил голову на подушку и закрыл глаза. В его мозгу звучали слова капитана Курочкина, сказанные еще в Москве:

«Не мешай старику говорить. Пусть выпьет в дороге, расслабится. Поддакни пару раз, дальше он все сделает сам. Он любит почесать языком, особенно после коньячка. И лучше тебе не вникать в то, что он болтает, иначе язык вырвут тебе…»

А Никонов-то разошелся. Он вещал, словно на собрании:

– Вся Европа убеждена, что Гитлер поднял Германию с колен. Безработица ликвидирована, дороги строит, рабочие получают хорошие зарплаты… но я тебе скажу одну вещь.

Он посмотрел на Витеньку и тот ответил ему мягким взглядом синих глаз.

– Гитлер, – идиот. Он профукал то ли 140, то ли 170 тонн золота, чтобы ублажить своих бюргеров. Ему нужны деньги. Ему нужна наша помощь. И ради сырья и продовольствия рейхсканцлер будет прыгать через веревочку. Они печатают бумажки вместо марок. И теперь у него голая задница…

Последние слова изменили направление его мыслей.

– А ну-ка снимай штаны, – сказал седой игриво.

Он попытался подняться, но ноги не повиновались, он завалился обратно на диван и долго смотрел осоловелыми глазами на пустую бутылку. Ему показалось, что у него двоится в глазах. Бутылок было две.

– Что-то я сегодня перебрал…

Голос в купе затих. Раздалось шуршание. Это Витенька Осин укладывал спать своего престарелого любовника.