Сумерки берлинских идолов

Машина подкатила к аккуратной живой загороди. В спутанных голых ветвях скрывалась калитка.

– Да, хочу, – сказал он мягко и коснулся ее локтя. Она отдернула руку, впрочем, не больше, чем на сантиметр.

За забором блестели белые стены двухэтажного домика. Отсюда, из машины, виднелась входная дверь с маленьким окошком, забранным мудрено заплетенной решеткой. Верхнюю ступеньку лестницы украшали два пупса с крылышками по обеим сторонам, – то ли купидончики, то ли ангелочки, из других отделов небесной канцелярии. Пупсы смотрели друга в недоумении, словно спрашивая себя: он что, – опять взялся за старое?

Луна поднялась высоко над крышей. Она все больше светлела и теперь казалась желтым кошачьим глазом, замершим над голыми деревьями.

Он опять положил ладонь на ее руку:

– Пойдем, – сказал Карл тихо.– Может, ты еще захочешь меня застрелить.

Он обошел выступающей перед черными крыльями бампер, открыл дверь и подал руку. Пришлось применить некоторое усилие, чтобы извлечь женщину из машины. Когда это удалось, он захлопнул дверцу, подхватил Хельгу на руки и понес к калитке.

Уже в доме она высвободилась из рук, вздохнула, сняла плащ, сняла платье и в одних чулках и лифчике стала подниматься по лестнице.

Она хорошо знала дорогу.

Карл вздохнул. Столь насыщенная сексуальная жизнь стала утомлять даже его.

Хельга наконец заснула. Она лежала, тихо дыша, словно ребенок, подложив ладошку под щеку. Черные короткие волосы сейчас не напоминали стиль Чикаго. Они были свободны, словно ветер взъерошил их, и так и оставил в беспорядке.

Он с опаской посмотрел на изголовье. Большое резное панно в виде морских барашков давно скрипело и стонало, и сегодня Карлу показалось, – близок час, когда ласковые женские ручки выдернут весь этот прибой из пазов; где, наверное, сотню лет он мирно набегал из левого края изголовья к правому.

Он осторожно встал, взял из кармана маленькую сигару, беззвучно спустился по лестнице. Вышел на крыльцо, осторожно прикрыв дверь.

Луна уже укатила в ту часть небосвода, откуда ее с Акациеналлее увидеть было невозможно. Карл зажег сигару от бумажных спичек, с наслаждением выпустил струю ароматного дыма.

Стояла тишина, будто он не находился почти в самом центре громадного, перенаселенного города, а оказался где-нибудь далеко от цивилизации, – на забытом богом островке.

По небу пробежала светящаяся полоска и исчезла за деревьями. Ветви, колеблемые слабым ветерком, тихо качались.

Он пожелал себе удачи. Помедлил, пожелал здоровья и покоя жене и детишкам. Еще помедлил, и добавил в список Хельгу. Сделал последнюю затяжку, с сожалением затушил окурок в латунной пепельнице.

Огляделся, и прежде чем уйти, погладил правого пупса по каменной голове, а потом повернул его на половину круга, – и теперь ангелочек высматривал что-то в кустах роз, растущих в маленьком садике.

В полдень следующего дня Карл Кюла сидел на скамейке на аллее Зимсонвег, с видом на Бранденбургские ворота и Рейхстаг. В Тиргергардене по аллеям гуляли птицы и няни с детьми. Старики кормили уток.

Солнце грело почти как в сентябре.

На аллее показалась чуть сгорбленная фигура пожилого мужчины в темном, он тяжело опирался на палку. Человек не торопясь двигался вдоль аллеи, заглядываясь на детей, играющих на лужайке.

Отличный образ, подумал Кюла с одобрением. Кто бы мог подумать, что этот унылый старикашка способен бесшумно убить человека на голову выше его, а потом протащить раненого товарища несколько километров.

Пожилой господин достиг скамейки. Немного поразмыслил, принял решение немного отдохнуть. Он сел на свободный край скамейки, и доска жалобно скрипнула под тяжелым телом. Старик облегченно вздохнул, откинулся на спинку. Трость он положил между Карлом и собой, вытянул ноги.

– Притомились, дедушка, – спросил Кюла с усмешкой.

– А ты попробуй, походи, – сгорбившись и шаркая, да с подушкой на пузе, да в этом пальто. Оно весит килограммов двадцать. Берлинские пенсионеры, – выносливый народ, скажу я тебе.

Карл скучающе посмотрел вглубь Зимсонвег.

– Ключ у меня.

– Это хорошо.

– Можно теперь узнать, от чего он?

Человек в черном пальто скрестил ноги.

– Теперь можно. Он от несгораемого шкафа.

– Понятно, что не от шкатулки с брошками одинокой фрау, Бруно. Где стоит шкаф?

– В подвале дома на окраине Берлина, между Фреденау и Штеглиц. Там фирма «Hoechst AG» хранит свои новейшие разработки. Лекарства от головной боли, антибиотики нового поколения, – и еще кое-что, в чем очень заинтересованы наши.

– Так мы отправляемся на грабеж?

– Сегодня вечером.

– А что это за дом?

Человек на другом краю скамейки хмыкнул:

– Павел, ты задаешь лишние вопросы, но так и быть… Образцы хранятся в лаборатории доктора Шредера, -правой руки Йоганна Боудермюллера, чью жену ты обхаживал так долго. Слишком долго. Именно Шредер есть мозг империи «Hoechst AG». Все новые разработки проходят его лабораторию. Химические волокна, пластик, лекарства.

– Лаборатория не охраняется?

– Лаборатория занимает громадный подвал под домом Шредера. Доктор одинок, жена умерла несколько лет назад. А Йоганн Боудермюллер, без своего мозга в деловые поездки не отправляется. И конечно, она охраняется. Снаружи. А внутри всегда есть люди. Работа над препаратами не прекращается, в три смены. Сколько там внутри, я не знаю.

– Так за чем мы охотимся?

– Образец препарата Е-285. Подробнее расскажу вечером, время будет. Теперь так. Нам нужны два армейских противогаза, сможешь раздобыть?

– Конечно. Я же химик. У меня на фабрике небольшой склад химзащиты, могло бы пригодиться французам под Ипром, в 15м году.

– Нам понадобиться только два. Встречаемся на Борнштрассе в половине двенадцатого, – приходи туда пешком. Машину, Павел, оставь за квартал, твоя телега слишком примечательна. Увидишь ремонтный грузовичок на перекрестке.

Собеседник встал и взял трость.

– Никогда не поверю, Бруно, что вы не сможете вскрыть какой-то там бронированный шкаф, – остановил его Кюла.

Старик в черном пальто пожал плечами.

– Тогда зачем я рисковал в доме миллионера Боудермюллера? Когда в лаборатории обнаружат пропажу, он своими руками вытрясет из женушки все подробности!

– Да потому, мой junger Freund, что шкаф этот, – фирмы «Сименс-Шуккерт». У него нет глупостей с часовым механизмом, который можно открыть, слушая щелчки докторским стетоскопом. И порох в скважину не засыпешь. Если замок открыли чужим ключом, или другим способом, -электрическая цепь замыкается, в соседнем полицейском участке на Кайзер Аллее звучит звонок. Технический прогресс. Так что, мой милый Павел, – будь вовремя, и с двумя масками.

Бруно повернулся и, шаркая подошвами, побрел прочь.