Понимание

Понимание
Владарг Дельсат

В эпицентре космических тайн и альтернативных реальностей разворачивается захватывающая история…

Группа археологов бороздит просторы вселенной на космическом корабле, но их миссия принимает неожиданный оборот, когда они находят обессиленную девочку Катю. Выясняется, что бедняжка провела восемь лет в альтернативной реальности, где правят Отверженные. Катю спасли, но Отверженные могут мучить и других детей. Отважные герои готовят экспедицию, чтобы спасти невинных.

Владарг Дельсат

Понимание

Каогу, пятое гагарина. Сергей

Я уже делаю шаг к синтезатору, чтобы рассмотреть его тип, ну и наполнение базы, хотя учитывая, кто старший на корабле, ничего непривычного не будет. Прабабушкины блюда мы знаем с детства, и ничего вкуснее пока никто не придумал. И вот я уже делаю шаг, когда звучит сигнал… Или сначала появляется внутреннее ощущение пробуждающегося дара? Трудно сказать. Как и большинство мужчин в семье, я возвратный интуит, то есть чувствую только что-то связанное с собой или семьей, в отличие от обычных интуитов, не чувствующих именно эти вещи.

Я прислушиваюсь к своим ощущениям, когда внезапно оживает мой дар, буквально подталкивая в сторону рубки. И я бегу, конечно, ибо игнорировать дар – идея очень плохая, а пользоваться им меня учили даже очень хорошо. Вот поэтому я, не в силах, да и не желая сопротивляться, добегаю до дверей рубки, вваливаясь внутрь. Не замечая ни тетю Лилю, ни дядю Ли, смотрю на главный экран. На нем вращается какое-то небольшое тело, явно искусственного происхождения.

– Вот и Сережа прискакал, – слышу я голос дяди Ли. – Значит, не все так просто. Ну-ка, Каогу, сканирование объекта!

– Выполняю, – отвечает разум корабля, а я все внимательнее вглядываюсь в странное тело, чем-то похожее на овоид. Точнее, похоже оно на головку сыра, над которой потрудились мыши.

– Ты что-то чувствуешь, Сережа? – интересуется у меня тетя Лиля.

– Там… Кто-то важный… – я пытаюсь понять свои ощущения, но почему-то получается с трудом. Закрыв глаза, как учили, я пытаюсь представить образ, но появляется почему-то Аленка. Это котенок дяди Саши, ее совсем недавно спасли. – Это как-то связано с Аленкой, кажется.

– С Аленкой? – удивляется она, затем на мгновение задумывается, что-то затем поняв. – Внимание! Опасность для жизни ребенка!

Я аж подпрыгиваю, потому что это даже серьезнее, чем боевая тревога. Опасность для жизни ребенка – это абсолютный триггер. Именно поэтому сейчас наш звездолет приходит в движение, но ощущение опасности у меня только усиливается. Причем не для меня опасность, а для кого-то другого. И чем ближе мы, тем более нестерпимо это ощущение.

– Опасно! – выкрикиваю я. – Увеличивается… – объясняю тете Лиле.

– На борту фиксируется один живой, – откликается разум корабля, подтверждая слова тети.

– Каогу, гаси его электронику полностью и быстро бери на борт, – резко, отрывисто командует дядя Ли.

И вот в этот момент чувство опасности почти исчезает, что заставляет меня явственно выдохнуть, а тетя с дядей переглядываются. Я и сам понимаю, что это может значить, поэтому киваю ему, а он мне в ответ. Сейчас наш звездолет берет того маленького в трюм, вскрывая по всей длине, чтобы добраться до ребенка, в существовании которого все уверены.

– Мила, – вызывает тетя Лиля кого-то, видимо квазиживую, – распакуй детский аварийный комплект и иди в трюм. Возможно, у ребенка не было гравитатора, и тогда…

– Вас поняла, – слышится в ответ.

Если не было гравитатора, то это очень плохо. Кости, не привыкшие к нагрузкам, легкие, сердце, еще что-то. Если там действительно ребенок, то ситуация может стать критической очень быстро, так что тетя Лиля права. У нас тут не госпиталь – сплошные автоматы, поэтому нужно будет звать «Панакею» прямо сюда. Кстати, а где мы?

– А где мы, тетя Лиля? – интересуюсь я.

– Система Байюнь, – отвечает мне дядя Ли. – Конец зоны прямой навигации.

– Очень интересно, – киваю я с улыбкой.

Не всем же быть пилотами и навигаторами – сказанное мне выглядит как «много непонятных слов». Вместо того чтобы среагировать на мой саркастический ответ, дядя Ли выводит на экран справку о том, что он сказал, но мне пока не до того – дар тянет прочь, поэтому я просто разворачиваюсь, понимая, куда мне нужно.

– На борту обнаружен робот древнего образца, – сообщает трансляция голосом квазиживой. – Судя по позе на момент деактивации, робот пытался уничтожить ребенка.

– Правильно все Сережка почувствовал, – произносит дядя Ли. – Уже интересно.

– Еще как, – отвечаю я ему, продолжая движение, ибо дар не дремлет и никак не успокаивается.

Скользнув в кабинку лифта, указываю необходимость оказаться в трюме, а сам пытаюсь разобраться в происходящем. Мне почему-то очень важно оказаться рядом с ребенком, а вот отчего так – я не понимаю. Впрочем, учитель на уроках говорил, что так бывает, значит, просто опыта еще нет. Тот факт, что малыша убить хотели при нашем приближении, что-то будит в моих воспоминаниях. То ли деда рассказывал, то ли папа… Не помню, но это что-то важное очень. И вот тут, пока кабинка спускается, я вспоминаю последние трансляции – о детях которые.

Совсем недавно проходили две трансляции, одна типа «потерялся ребенок», а вот вторая очень страшная, там даже аудиторию ограничили, чтобы детей не пугать. В общем, во времена своей дикости Человечество делилось по народностям, и вот представители одних народностей ярко ненавидели представителей других, да так, что занимались всякими непотребствами – убивали, мучили, особенно детей. Почему-то тем, кто затем стал называться Отверженными, особенно нравилось мучить не просто детей, а именно девочек. Эта загадка и по сей день не раскрыта, возможно, какие-то намеки остались на Прародине. Ну так вот…

Мама в детстве была в лагере, где детей мучили, убивали и разбирали на запчасти, ее спас деда. И трансляция недавно именно о таких детях была. Их выкинули в состоянии заморозки несколько сотен, по-моему, лет назад, и они до сих пор где-то болтаются. Проблема в том, что это дети и они могут быть в опасности. Поэтому их ищет весь Флот Человечества и все наши Друзья. Потому что дети превыше всего.

Вот я выхожу из лифта, чтобы увидеть момент перекладывания ребенка в медицинскую капсулу. Это худенькая девочка с очень странным строением тела, как мне кажется в первый момент, а еще она испугана просто до паники. Я подхожу поближе, жестом отстранив квазиживую, уже понявшую, что ситуация непроста, и глажу по голове кажущуюся малышкой девочку лет восьми-десяти.

– Привет, нечетный, – робко улыбается мне ребенок. – А ты Аленку не видел?

И вот тут я застываю, потеряв дар речи. Я просто не понимаю, как правильно ответить, чтобы не напугать ее еще сильнее, но в этот момент незнакомка просто теряет сознание, поэтому капсула реагирует сама, отсекая ее от меня.

Но почему «нечетный»?

***

– Все-таки почему «нечетный»? – недоумеваю я за обедом.

– Все выяснится, – вздыхает тетя Лиля. – Сюда Витя идет, у него и медотсек получше, и опыта побольше, только проблема в другом…

– В чем? – интересуется дядя Ли.

– Малышка, которую зовут Катя, боится любого взрослого, – объясняет она. – Совершенно любого, без исключений. Даже подойти невозможно, не то что… И слово «наш» для нее ничего не значит. Так что как с его мамой, – она кивает на меня, – не выйдет.

– Значит, мне нужно с ней общаться, – понимаю я, кивая, потому что меня же девочка нормально восприняла. – Что у нее с руками?

– У нее со всем очень нехорошо, – отвечает мне тетя. – Она не менее восьми лет провела в условиях отсутствия гравитации.

У меня сейчас волосы дыбом встанут! Это просто невозможно, очень жестоко и совершенно непонятно. В этом районе восемь лет… да не может такого быть, ребенка бы искали! Или я чего-то не знаю, кстати, чего-то связанного с Аленкой. Надо спросить старших, они совершенно точно объяснят.

– Тетя Лиля, а как так? – нахожу в себе силы сформулировать свой вопрос.

– Аленка ее во сне видела, – вздыхает тетя, которая на деле бабушка, но в нашей семье… так принято, в общем. – Девочка о себе знает очень немного, но одно понятно: не просто так она болталась неизвестно где.

– Она боится всех взрослых, причем подсознательно, – замечает дядя Ли, читающий в этот момент с коммуникатора. Видимо, отчет квазиживой пришел. – При этом сердце ее себя ведет так, что нам приближаться просто опасно, а «Панакею» сюда в текущих условиях нельзя.

Я киваю, потому что инструкция на этот счет тоже имеется. Госпиталь мобильный в условиях непонятно чего – так себе решение. Значит, накрылась наша экспедиция, раз дед сюда летит. У него боевой корабль, так что, видимо, планируются приключения, к которым меня просто не допустят.

– Я тогда в медотсек пойду, посижу с ней, – решаю я. – Проснется еще, испугается…

– Правильно, Сережа, – кивает тетя Лиля. – Ты молодец.

Молодец или нет, но идти надо, потому как сейчас дядя Ли разбирается с теми сведениями, что есть на борту корабля ребенка, и мне заняться просто нечем. А малышка Катя, воспринимаемая мною именно малышкой, и непонятно, отчего так, может испугаться кого угодно. Вот то, что у нее страх подсознательный, в разы хуже, потому как означает не самые лучшие вещи. И учебник по психологии почитать еще надо, а то сказану чего-нибудь не того…