Уходящее время

Мне повезло – оказалось, что к вечеру будут гости. Вряд ли поводом для этого стал мой приезд, однако, даже если так, мне такое культурное мероприятие будет очень кстати. Только бы без скандала обошлось… Однако началось всё так, что я уже стал сомневался – стоило ли предпринимать этот вояж, чтобы оказаться участником банальной пьянки с завсегдатаями злачных мест, чьи имена не сходят со страниц то ли бульварной, то ли светской хроники. А кто их разберёт?

Уже смеркалось, когда за воротами усадьбы раздались протяжные автомобильные гудки. Кому-то было явно невтерпёж, но чем было вызвано такое нетерпение? Эта массированная звуковая агрессия продолжалось и после того, как открылись ворота, и только когда «порше», разукрашенный, как новогодняя ёлка, подкатил к дому, наступила тишина. Увы, только на несколько секунд.

– Каринушка! Это мы!!! Найдётся рюмка сорокаградусной для тверёзой женщины?

Дама, сделавшая попытку вылезти из автомобиля, вполне соответствовала его раскраске. Под слоем макияжа нельзя было разглядеть не только черты её лица, но и хотя бы примерно, с погрешностью в двадцать-тридцать лет, определить возраст этой женщины. Впрочем, даже тут нельзя быть ни в чём уверенным – хриплый голос обладательницы шикарной иномарки вполне мог принадлежать какому-нибудь биндюжнику или лихачу времён царствования последнего императора всея Руси. Однако Карину всё это не смущало – видимо, уже давно привыкла:

– Любаша! Для тебя найдётся и водка, и закуска, и подушка!

Причём здесь подушка, я догадался лишь после того, как из «порше» на свет явился ещё один гость. Вроде бы юнец, но почему-то с двухдневной щетиной на лице, да и голубые тени вокруг глаз наводили на мысль, что вылезший из машины персонаж ещё недавно был экспонатом питерской кунсткамеры. К счастью, он оказался довольно расторопным, и мне не пришлось участвовать в доставке ценного груза с сидения водителя прямиком к крыльцу особняка. Тут нас и представили.

– Знакомьтесь! Это Любаша, моя лучшая подруга, а это Влад…

– Да кто же Вовчика не знает?! – скользнув взглядом по моему лицу, Любаша бросилась в объятия Карины. – Ну, здравствуй, сестра.

– Привет, родная!

Пока подруги лобызались, я всё пытался сообразить, с чего бы это она меня так назвала. Вроде бы повода я не давал, ну а герой моего первого романа – это дела давно минувших дней. Но больше всего меня удивило то, что Любаша вполне сносно держалась на ногах – возможно, в машине укачало, но вот теперь, ощутив под собой земную твердь, довольно быстро пришла в себя.

Между тем, сцена явления гостей шла своим чередом, причём солировать, в основном, пришлось Любаше, и только Карине удавалось вставить несколько слов:

– Я дико извиняюсь! – прижав руку к груди, вещала гостья. – Вот нагло влезла в ваш интим. Но очень выпить хочется.

– Я тебя понимаю. Вместе будем надираться, – в том ей ответила Карина.

– А как же я?

Вот и у бородатого юнца голосок прорезался.

– Ах, да! Чуть не забыла, у Петечки другие планы, – Любаша ткнула пальцем в грудь своего спутника: – Это Пётр.

– Содом и Гоморра! – не удержалась от сравнения Карина. – Смешение взглядов, лиц, поколений…

– Кариночка! Ты уже пьяна!

– Это не я! Это моё alter ego! Ещё вчера назюзюкалось, чтоб ему пусто стало!

– Тогда вперёд!

Пришлось мне взять на себя обязанности бармена. После бокала вина Любаша вроде бы сменила тему:

– А мы вот только с вернисажа.

– Да ну? – изумилась Карина. – Чем же наслаждались?

– Кофе с коньяком… Ах, да! Там ещё что-то было, – Любаша обратилась к Петечке: – Ты не припомнишь, милый?

– Мы были на премьере фильма. Короче, не слабый такой фильм… Но в общем как бы полное дерьмо!

– Юности свойствен радикализм в суждениях, – глубокомысленно заметила Любаша.

Петечка выпучил глаза:

– Тебе понравилось?

– Понравилось! Но совсем другое, – призналась Любаша, заливаясь смехом. – Я на экран и не смотрела.

– Неправда, – решительно возразил Петечка. – Смотрела фильм как зачарованная. Даже на диктофон что-то там писала.

– Это не я. Это мой профессиональный долг выпендривался. Потом в своём блоге выложу.

– А что за фильм?

Этот вопрос я задал исключительно из вежливости, чтобы хоть как-то увести разговор от постельных и тому подобных тем.

– Так ведь про Вовчика, по мотивам твоего романа! – воскликнула Любаша.

Тут только до меня дошло. Несколько лет назад какая-то кинофирма купила у меня право на экранизацию романа, но дело настолько затянулось, что я их послал куда подальше, мол, делайте, что хотите, а меня оставьте в покое. И вот теперь что-то вылупилось. Кстати, могли бы на премьеру пригласить…

А Любашу снова понесло:

– Да как же фильм-то назывался? – она взглянула на Петечку, но тот только помотал головой. – Ах да! «Измученные и истомлённые»… Что-то про любовь. Кажется, про семейную драму педерастов.

Не успел я выразить протест, поскольку роман мой вовсе не о геях, как Карина подхватила эту тему:

– Везде одно и то же. И в постели, и в политике, и в кино… Везде!

– Если честно, то в кино ещё не пробовала, – отозвалась Любаша, хохоча.

Но Петечке не понравились слова Карины:

– Да всё не так! В политике ещё остались искренние, неиспорченные, порядочные люди.

– Кто бы сомневался! И самый неиспорченный – ты. Ну уж я этого так не оставлю.

Похоже, Любаша в своём репертуаре, и её никому не остановить. Только Петечка пытается:

– Дело не в испорченности. Наше поколение вообще находится как бы вот в таком посттравматическом состоянии…

– В каком, в каком? – переспросила Карина.

– Ну, если сформулировать точнее, то вот примерно в состоянии как бы родовой травмы….

– Ой, я не могу! Петечка жжёт!

Любаша с Кариной хохочут. Да и я с трудом сдерживаю смех.

– Ну я тогда вообще ничего говорить не буду.