– Доченька, милая, вот до чего довёл нас твой проклятый отец! Разве я этого хотела содома, разве я об этом мечтала? О, господи, прости меня окаянную! – и она вытягивала руку на угол, где висела икона Богоматери, будто призывала ту в свидетели.
После этого наступали дни отрезвления. Таисия усердней прежнего бралась за работу: мыла, чистила квартиру, приводила её в надлежащий порядок. Из детсада, где работала поваром, её уволили, и теперь убирала в магазине. Но зарплаты уборщицы и алиментов не хватало, чтобы в достатке кормить и одевать двоих детей. Да и самой хотелось выглядеть прилично.
Раза два Таисия сходилась со случайными мужчинами, но, кроме пьянства, у неё ничего с ними не выходило. Правда, однажды встретила серьёзного, прожила с ним в трезвости несколько месяцев. И какие это были дни! Думала, к старому больше не вернётся. Отчасти он знал её историю. Но он ушёл, когда увидел её на улице с другим мужчиной. И как она ни уверяла, что встретила его случайно, что между ними ничего больше нет, он не поверил. Хотя Таисии казалось, что он бросил её вовсе не из-за этого, просто его отпугнули её дети. А ведь как она убеждала сожителя, дескать, всё у них изменится, если он всегда будет с ней. Однако пустыми обещаниями она уже не внушала ему доверия и полагала, что он наслушался от соседей о ней разных сплетен. И ей ничего не оставалось, как опять искать утешение в вине…
И новые загулы привели бедную женщину к тому, что уже нельзя было закрывать на неё глаза. И наступил день, когда её лишили материнских прав, а саму отправили на принудительное лечение…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
…Кражи в детдоме в порядке вещей. У Шуры Брыкиной пропала библиотечная книга, воспитатели стали доискиваться и обнаружили злополучную пропажу в тумбочке Дианы.
– Где Крестова? Кто видел Крестову? – спрашивала суровым тоном старшая воспитательница Роза Викторовна Кротова, ещё очень моложавая средних лет женщина.
– А к ней мать приходила. Наверно, она во дворе, – ответила Луиза Дубинина, кровать которой стояла по соседству с кроватью Крестовой.
– Луиза, сбегай живо и пришли её ко мне! – резким тоном приказала Кротова.
– Ещё чего, что я крайняя? Пошлите Шуру, это её книга, – неожиданно отрезала та, хотя редко прекословила старшим, умея с ними ладить, чего ни от кого не скрывала.
– Как тебе не стыдно, Дубинина! От тебя я этого не ожидала! У кого ты перенимаешь этот дерзкий тон? Да, верно говорят, с кем поведёшься от того наберёшься! – констатировала Кротова и продолжала: – Если сейчас же мою просьбу не исполнишь, я велю перевести тебя в спальню к старшим девочкам, они быстро приучат к утерянной вежливости…
Луиза была полненькая, симпатичная с умными карими глазами. И она хорошо понимала, что ей грозило за непослушание, если будет проявлять упрямство. Однако Диану сколько раз переводили к старшим девочкам, и на неё это нисколько не влияло…
Но, слава богу, в этот момент Диана явилась сама. На всех девочках одинаковой простой расцветки вылинявшие платьица, одного фасона туфельки. В детдоме подраставших красавиц никогда не баловали нарядами. В положенный срок всем поровну выдавали одинакового фасона и покроя обновы. И в такой жалкой почти однотонной одежде все воспитанники обоего пола производили безликое впечатление, впрочем, дети в казённом заведении иначе не воспринимались, а как только близнецы и близняшки.
– Итак, Крестова, ты понимаешь, что опустилась до гнусного воровства? – спросила Кротова вглядываясь в строптивую воспитанницу.
Диана, ещё не понимая, о чём идёт речь и в чём её вновь обвиняют, состроила удивлённую мину и загадочно молчала, разглядывая в руках у Кротовой книгу Гайдара «Школа мужества».
– Что вы имеете в виду, Роза Викторовна? – спросила недоумённо Диана. – Неужели есть ещё и не гнусное воровство? А я этого не знала? – насмешливо сказала она, чем немало смутила воспитательницу.
– А ты не передёргивай слова, не видишь, что я держу в руках и вытащила из твоей тумбочки? – воззрилась она возмущённо.
– Но прежде, чем так заявлять, вы докажите, что эту книгу я украла? – с язвительной улыбкой отрезала девочка.
– Посмотрите на неё, какая наглая и бесстыжая! Я только что при Луизе и Шуре, а также Натэлле Ивановне достала её из твоей тумбочки!
– Я нашла эту затрепашку в умывальнике, Роза Викторовна, – бросила Диана, с дерзким вызовом.
– Та-ак, – протянула она. – Луиза, позови Шуру Брыкину, я кому говорю? – как бы Дубинина была сейчас не покладиста перед воспитателями, однако она тоже чтила неписаные правила детдома. Поэтому Кротовой пришлось повысить тон, чтобы упредить непослушание воспитанницы, и которая под угрозой наказания поплелась из спальни искать Брыкину.
«Значит, тут Шуры не было?» – между тем подумала Диана.
Пятиклассница Шура Брыкина, с рыжей чёлкой и обильными под глазами веснушками, робко вошла в чужую спальню. А следом за ней пожаловал директор Марусьев, плотный, несколько грузноватый, с выступавшим брюшком, бросив свои казённые дела.
– Нашли уже виновницу, Роза Викторовна?
– Да, Александр Александрович, вы как в воду глядели, Крестова… И вот стоит и нагло отпирается, голову нам морочит…
– Очень отвратительно с её стороны. Ведите Крестову и Брыкину в мой кабинет, – приказал решительно он.
В кабинете, загромождённом книжными шкафами, диваном и двумя канцелярскими столами, поставленными посередине буквой «Т», с застеленным дорогим ковром паркетным полом, было тихо и уединённо. Со стены, за спиной директора, высоко смотрело портретное изображение основателя учреждений для детей-сирот – Антона Макаренко, который, казалось, невольно думал о не всех воплощённых его педагогических мерах воздействия на непокорных и непослушных детей. «Не дали, не дали довести до ума педагогическую практику, хоть ты, Сан Саныч, что-то сделай. Но сумеешь ли, как я?» – кажется, говорил директору корифей педагогической мысли. Хотя сейчас ему было не до этого.
Шуру и Диану директор Марусьев усадил на диван, а сам оседлал перед ними мягкий стул. Кротовой он предложил сесть где-то позади себя, хотя в душе желал, чтобы беседа с воспитанницами состоялась исключительно наедине. Так бы он и сделал, если бы между ними не было личного нюанса отношений…
– Крестова, тебе известно, в кого ты превращаешься? – спросил Марусьев.
– Нет, в этом вся беда Александр Александрович. Диана думает, что мы к ней несправедливы, – вмешалась Кротова, на которую директор слегка недобро покосился. – А ещё она считает, что ничем не хуже нас с вами.
– Что-о? Это правда, Крестова? А может, дело в том, что мешаем привыкать к воровству, не так ли, Крестова?
– Мне известно одно: я расту! А когда вырасту, буду не хуже вас. Нет, даже лучше, потому что я знаю цену обидам и унижениям. А вы этого не знаете, и я всегда у вас в чём-то виновата. А это совсем не так, – отрезала она. – А вашу книгу я нашла в умывальнике и не успела объявить о находке, потому что… – тут она запнулась, ведь не хотелось говорить о тайном приходе к ней матери. Но и этого было достаточно, чтобы почувствовать в душе боль и раздражение.
– Ну, чего ты недоговариваешь? Или нечего сказать, так как факт деяния налицо! – проговорил директор самодовольно, забыв о её недавних словах.
– Шурочка, ты где читала книгу? – спросила Кротова.
– В комнате для приготовления уроков, – тихо проговорила та, с опущенной головой.
– Брыкина хорошая девочка, и я уверена – она говорит правду. И чтобы она делала с книгой в сыром умывальнике?
– Откуда я знаю, это вы у неё спросите! – вспылила Диана.
– Тогда зачем положила книгу в свою тумбочку? В таком случае, могла бы занести мне! – жёстко проговорила Кротова.
– Я не догадалась. Конечно, я бы всё равно её вернула. Такая скучная книжка мне не нужна и даром…
– Что ты такое говоришь, Диана? Эта книга лучшего детского писателя, – в испуге изумилась Кротова. – Тогда какие ты предпочитаешь книги?
– Наверно, про любовь, да? – цинично усмехнулся Марусьев, блеснув по-молодому серыми глазами, и с пониманием перехватил, направленный на него взгляд старшей воспитательницы.
Кротова, видно, этих окрашенных иронией слов директора не ожидала, так как слегка покраснела. Ведь перед ними как-никак были дети. Хотя Крестова уже строила из себя раннюю барышню. И ей вполне хватило бы ума уловить непристойную двусмысленность Марусьева, и он это тоже понимал.
– Положим, для тебя книга скучная, тогда зачем взяла? – снова повторила Кротова, глядя на Диану.
– Чтобы не намокла! – с вызовом бросила Диана, вскидывая голову, смеясь одними глазами. А её широкий рот тоже вытянулся в неприкрытую усмешку.
Однако Диане самой было интересно, отчего это вечно задумчивая Шурочка, известная, будто бы как, вообще не умеющая врать, стала вдруг говорить неправду?
И после нудного допроса директора, когда они вместе вышли из кабинета, Шурочка несколько растерянно утверждала, что она читала в комнате. Но потом ей приспичило в туалет, а когда вернулась к оставленной книге, то её уже там не было. И тут Брыкина осторожно боковым зрением посмотрела на Диану, дескать, не могла ли она сама исказить истину в свою пользу?
Так что история с книгой ни к чему не привела. Диана была уверена, что её кто-то подстроил, но кто была (или был) тот человек она не стала гадать…
* * *
…Переменчивая природа взглядов среди детей, особенно под влиянием обстоятельств, обычное дело. Если, к примеру, с утра ты был честен, то к вечеру во мнении окружающих вдруг становишься вором. Если в дружбе слыл надёжным товарищем, то произвести в предателя могли в два счёта.
Ипполит Ивашечкин приносил Диане абрикосы, черешню. И, принимая от названного брата угощения, она никогда не расспрашивала, откуда он притаскивал столько плодов и фруктов. Собственно, по соседству с детдомом, не считая его большого сада, почти во всю длинную улицу тянулся частный сектор. И у каждого тамошнего хозяина при усадьбе нарезана своя земля, отведённая некогда под сады. Так что детворе оставалось только не зевать, чем Ипполит и пользовался, состоя во главе своей компании подростков.