Багаж императора

Я встал из-за стола и накинул на гимнастерку тужурку, которая оказалась мне как раз. Учитывая, что мы с ним были одного телосложения, то и брюки должны были подойти.

Он с умилением посмотрел на форму, зачем-то с тоскою погладил рукав и тяжело вздохнув, сказал:

– Ну что ж, забирайте.

Приняв от меня одежду, он сам завернул ее в бумажный сверток и перевязал шпагатом. Протянув все это мне, он крепко пожал мне руку и провел до выхода, где меня ждала пролетка. Еще раз пожав друг другу руки, мы расстались.

На обратном пути я заскочил в гостиницу, оставил там сверток с вещами и подъехал к дому, где меня ждали ребята. Кратко обрисовав им задачу, я циркача и краснобая отправил вечерним поездом в Бахмут, поставив задачу распространять слухи о большом кредите Свицына, а остальных двух направил в трактиры Юзовки заниматься тем же самым. Логика этих действий была проста: если у банды есть информатор, то он не сидит в ресторанах, а ошивается в трактирах, собирая нужные сведения. Таким образом, чем больше широта распространения слухов, тем большего эффекта они достигают. Один источник дополняет другой и так далее. Сам я, чтобы скоротать время до утреннего поезда в Бахмут, решил сходить в ресторан, который располагался на скотопрогонной улице.

Двигаясь по проулку вниз, я прошел мимо здания аптеки Лаче и в следующем доме увидел призывные огни местного ресторана. Прогулка по поселку доставила мне удовольствие. Несмотря на то, что печи завода ежеминутно выбрасывали клубы дыма, он не накрывал город, и воздух был свеж и прохладен. Как никогда, думалось хорошо, и быстрая ходьба разогрела мое тело. Подойдя к ресторану, я услышал классическую музыку. Очевидно, это был женский оркестр, о котором говорил мой попутчик в поезде. Мне было даже очень любопытно посмотреть, что представляют из себя оркестранки. При входе в ресторан меня встретил швейцар, не такой, как в Петрограде, но все равно представительный с большими усами, видно, из отставников. Увидев офицера, он весь подобрался и, вытянувшись в струнку, гаркнул:

– Здравия желаю, ваше благородие!

– Полноте, братец, ? сказал я ему, подавая свою фуражку, ? ведь мы не в армии.

– Рад стараться, ваше благородие, ? сказал он невпопад, принимая ее и пристраивая в гардеробной.

– Ты вот что скажи мне, братец, ? обратился я к нему. ? Как у вас кухня, сносная, можно заказать что-нибудь такое необычное?

– Повар Палыч у нас отменный специалист. Готовит очень вкусно, служил на флоте, на камбузе, а потом работал в Москве в ресторане, а теперь значится здесь, у нас. Я бы предложил вам заказать котлеты «по-юзовски». Это он придумал. Нигде таких нет. Я пробовал, мне очень понравились. Там внутри их много всякой всячины напихано, так и тают во рту.

– Ну спасибо, братец, за рекомендацию, ? сказал я и направился в зал через дверь, которую открыл мне швейцар.

Народу было и не очень много, и в то же время и не мало. Очевидно, часть посетителей уже ушла, а основная часть только начинала заполнять зал, в надежде хорошо провести время. Кроме местной публики, которая сразу бросалась в глаза своей одеждой и манерами поведения, было очень много командировочных специалистов различных ведомств.

«Вот и хорошо, ? подумал я, ? можно здесь посидеть, не привлекая особого внимания». Мне хотелось понаблюдать за местной публикой, выявить специфические черты ее поведения, что не помешает мне в дальнейшем общении с нею, которое мне еще предстоит.

Прикинув возможную диспозицию, я облюбовал столик недалеко от эстрады, на которой выступали четыре миловидные девушки. Две из них играли на скрипках, одна на контрабасе и последняя томно раскачивалась за роялем. Играли Чайковского. Его чарующие мелодии плавно проскальзывали сквозь дымовую завесу, находя путь к избранным слушателям. Один из них, откушав графинчик водки, с осоловевшими глазами пытался дирижировать вилкой. Другой спал лицом в стол, пытаясь своим храпом попасть в такт мелодии. И когда затихали аккорды мелодии, раздавался его тоненький храп как вступление в следующее звучание оркестра. Находились, правда, и настоящие ценители музыки, которые, выпив уже граммов двести, под действием алкоголя, действительно, входили в транс и, затаив дыхание, слушали эту классическую мелодию.

Лавируя мимо столиков, я подошел к намеченому мной и присел за него. Минут через пять нарисовался пожилой, очень важный официант и, поприветствовав меня, положил тисненное меню из красного картона. Раскрыв его, я был немало удивлен: все названия блюд шли на французском языке. И хотя я хорошо знаю французский язык, я не мог понять, что же означают те или иные названия приведенных здесь блюд, хотя на соседних столиках была обыкновенная ресторанная еда. Так и не разобравшись до конца, я пригласил официанта и заказал ему борщ и котлеты «по-юзовски», и для того, чтобы все это было легче впихнуть в себя ? бутылку красного французского вина и соответствующие закуски. Он принял заказ и с достоинством удалился на кухню.

Тихонько осмотревшись по сторонам, я понял, что не представляю никакого интереса для собравшейся здесь публики. Каждый занимался или собой, или соседом, или соседкой. Приняв это к сведению, я развернулся и стал изучать музыкальных барышень. Все они были одеты в пышные платья с кружевными оборками на воротниках и рукавах. По манере игры чувствовалось, что они имеют какое-то музыкальное образование. Волосы у них были присобраны сзади на испанский манер. Двигаясь в такт мелодии, они разливали чарующие звуки скрипки по залу, которые плавно опускались на слушателя, заставляя его умолкать, уходить в себя и вспоминать что-то свое, очень сокровенное и тайное, которое есть в каждом из нас. «Да, чародейки», ? подумал я, с удовольствием вглядываясь в их молодые, порозовевшие от напряжения лица. И не думал я, что в такой глуши может быть такое открытие.

Вскоре принесли мой заказ, и под звуки вальса Шопена я стал уплетать борщ. Надкусив котлету «по-юзовски», я немало был поражен ее деликатным вкусом. В ней было всего понемногу: и французской приправы, и ореховой пасты, и специально подобранных овощных составляющих, которые все в комплексе создавали непередаваемый вкус. «Ай да повар, ай да Палыч, настоящий кудесник !» ? подумал я, уплетая котлету.

В этот момент к оркестранткам, которые закончили играть вальс, подошел средних лет полковник, который скромно сидел с дамой за столиком в углу и, пошептавшись о чем-то с кареглазой девушкой, протянул ей ассигнацию. Она взяла ее и что-то на ухо прошептала своим подругам. Те сразу засуетились и стали настраивать свои инструменты. Затем, переглянувшись друг с другом, они взяли на изготовку смычки, а кареглазая вышла на середину сцены в накинутой на плечи шали и, придерживая ее за концы двумя руками, буквально взорвала зал своим прекрасным голосом. Над залом поплыл романс о любви «Только раз бывают в жизни встречи …». Зал замер, впитывая в себя эти простые, такие всем понятные слова. Женщины притихли, замерев на месте, а на лице некоторых мужчин появились предательские слезы. Один подвыпивший посетитель даже не стал скрывать своего состояния, а опустив голову на руки, просто рыдал. А голос несся ввысь, доставая до каждого сердца, вбрасывал туда новую порцию тоски по прошлому, вещая: «Где же ты, желанная когда-то? Где во мне будившая мечты?».

Я украдкой посмотрел в сторону столика, за которым сидел полковник. Он держал руку своей дамы и смотрел ей в глаза, и такая в них была невыносимая тоска, что дрожь пробирала по коже. Реакцию дамы трудно было определить, так как она сидела спиной ко мне. Но судя по ее вздрагивающим плечам, эта песня и взгляд полковника ей были не безразличны.

Когда затихли последние слова песни, в ресторане наступила тишина, которая затем взорвалась бурей аплодисментов. Мужчины бросились целовать ручки певицы, выкрикивая «богиня!», «неподражаемо!» и выкладывая перед ее ногами ассигнации. Она скромно улыбалась и только кланялась в ответ, приговаривая «спасибо», прижимая руки к своей груди. Потом были еще песни, но эту переплюнуть они не могли. Очевидно, девушка вложила в ее исполнение что-то личное, пропустив слова песни через себя.

Вскоре у меня закончилось вино, которое я потихоньку потягивал, и слегка начала кружиться голова. Это был признак того, что, как ни странно, я восстановил свой энергетический потенциал и готов встретить наступающий день во всеоружии. Расплатившись с официантом и добавив ему пять целковых на чай, я вышел на свежий воздух и медленным шагом дошел до гостиницы. Было далеко за полночь. Договорившись с дежурящими здесь извозчиками о завтрашней поездке на вокзал, я приказал портье разбудить меня в пять утра и отправился спать.

Атаман Маруська

Осторожный стук в дверь, который прозвучал ранним утром, моментально оторвал меня от сладкого сна и вверг в реальную действительность, которая начала сразу диктовать правила своей игры. Это был старт той операции, которую я задумал. Подготовительный этап был проведен вчера, а сегодня начался основной. Быстренько одевшись в вещи, переданные мне Свицыным, я, оставив за собой номер на ближайшие дни и взяв необходимый минимум вещей, поехал на вокзал.

Поезд, отправляющийся в шесть тридцать утра, представлял собой четыре старых вагона, в которых разместилось не очень много народа. Дело в том, что он прибыл недавно и привез людей, которые работали в Юзовке, собирая их на всех полустанках.

Пройдя внутрь третьего вагона, я расположился в углу на деревянной скамейке, стараясь быть не сильно замеченным. Это целая наука. Когда специально прячешься, то, наоборот, становишься заметным, а когда крутишься пред глазами, не слишком назойливо и с внутренней готовностью к взятой на себя роли, то взгляд постороннего человека вроде бы отмечает тебя как данность, но не фиксирует как предмет, представляющий интерес. И если потом, в случае необходимости, приходится что-то восстанавливать в памяти, то она отказывается выдавать детали, а дает какой-то расплывчатый образ, который трудно с чем-то сравнить. Вот был кто-то, да ехал, а какой он ? трудно вспомнить.

Это такой своего рода внутренний дар, который отрабатывается годами. И я могу подойти к человеку, достаточно долго беседовать с ним, но потом он все равно не сможет вспомнить, как я выгляжу.

В данном случае это мне было необходимо, так как сидячий вагон постепенно наполнялся людьми. Вот трое рабочих с завода, после смены, вот женщина с детьми расположилась недалеко. Это хороший фактор, так как внимание людей всегда фиксируется на детях, потому что их непосредственное поведение отвлекает от всего остального и его мы воспринимаем каждый по-своему.

Наконец народ заполнил вагон, и пришло время отправления. Ударил станционный колокол, паровоз прокричал «привет» своей трубой и дернул состав. Постепенно набирая скорость, мы помчались к Бахмуту. По пути мы высаживали и набирали пассажиров. И когда мы прибыли в город, их состав претерпел коренное изменение. Теперь большинство в вагоне составляли крестьяне и ремесленники. За все время поездки никаких подозрительных личностей я не зафиксировал.

В Бахмут мы прибыли часам к одиннадцати. До встречи с управляющим у меня оставалось еще достаточно много времени. Я решил пройтись по городу, чтобы изучить обстановку и потолкаться в людных местах с целью сбора слухов о банде. Кроме того, следовало зайти к полицейскому исправнику, чтобы хоть что-то узнать о самом атамане.

На станционной площади активно функционировал небольшой рынок, предлагавший разнообразные изделия из глины. А глины, оказывается, здесь были отменными. Народ покупал в первую очередь товар, который был нужен в повседневной жизни: макитры, кувшины, тарелки, кружки. Все это было сделано качественно и с любовью.

Рядом продавался красный кирпич различных мелких купеческих заводиков. На каждом кирпиче стояло клеймо производителя. И если какой-нибудь из кирпичей, не дай Бог, в ходе кладки вдруг треснул, моментально менялась вся партия с извинениями. Тут же располагались представители страховых компаний, старейшей из них была компания «Саламандра». Если кто-то собирался строить дом, то он страховал его и в фундамент закладывалась чугунная плита с номером страхового полиса, которую трудно было уничтожить, в то время как бумаги имели тенденцию сгорать и потом трудно было восстанавливать документы. Кроме того, здесь торговали всякой снедью, поэтому я решил совместить приятное с полезным.

Подойдя к лотку, торгуещему горячими пирожками с требухой, картошкой, капустой, я взял несколько штук, заказал чашку чая из горячего самовара и, пристроившись, стал прислушиваться и удовлетворять свое чувство голода, которое начинало давать знать о себе деликатным бурчанием в желудке. Из общего базарного шума постепенно стали выделяться нужные мне сведения, которые могли быть полезными в дальнейшем. Один крестьянин другому доверительно сообщал:

– Так вот, я тебе и говорю, кум, вчера налетели на хутор Калиновский, пожгли, забрали все припасы, да еще плетьми отпороли, хорошо, что еще не постреляли. А власти нет, она ничего не может. Вот мужики, говорят, сами стали вооружаться, чтобы, значит, того, от бандитов отбиться. А то житья от них нету. Пьянствуют там в лесу и грабят, вот и все, на что они способны.

А рядом стоящая женщина, выбиравшая себе на кухню глечики, говорила своей товарке:

– А глаз свой поганый эта Маруська ложит на молодых и красивых мужиков. Вон у Катьки из Ивановки забрала мужа и целую неделю не выпускала его. Насилу сбег. Страсти рассказывает, жуть. Будто в банде одни разбойники, воруют девок и забавляются с ними, голыми на лошадях заставляют скакать и танцевать перед ними, когда они пьют и жрут. А Варька, как узнала об этом, так сама побежала к ним. А они ее прогнали, говорят, старая карга, кому ты нужна, а какая она карга ? ей и тридцати годков еще нет. Я и спрашиваю ее, а где ж они обитают. Так она мне по секрету поведала, что на Семеновском хуторе, это там, за излучиной реки они находятся, ? и посмотрев по сторонам и как бы выдавая страшную тайну, добавила, ? а Варька сказала, что еще раз к ним пойдет, и будет ходить, пока не примут. Да ведь и понятно, мужика-то у нее давно нет, ? и тяжело вздохнув, как бы сочувствуя своей знакомой, она выбрала два глечика и положила их в свою корзину.

Так по крупицам я узнал достаточно ценную для меня информацию о месте расположения банды, ее составе и нравах, царящих в ней.

Доев оставшийся пирожок, я решил направиться к полицейскому исправнику. Но не хотелось идти к нему в участок, это могло вызвать подозрения. Надо было где-то перехватить его в не очень людном месте. Как раз наступало обеденное время. И наверняка он как служивый человек придерживается четкого расписания приема пищи. Надо воспользоваться этой ситуацией. И я, покончив со своим перекусом, стал потихоньку дрейфовать в центр города.

Пройдя по центральной улице, я миновал гостиницу «Бристоль» и вышел на Малую Харьковскую улицу к двухэтажному зданию Азово-Коммерческого банка. Здесь Свицын должен был получать свой кредит. Осмотрев здание со всех сторон и изучив подходы к нему, я чуть наискосок заметил вывеску полицейского участка. Обеденное время уже заканчивалось, и у меня было два варианта: или исправник не выходил на обед и находится в участке , или он вот-вот должен вернуться с обеда. И в том и в другом случае мне были нужны терпение и выдержка.

У меня в этом плане в свое время были серьезные тренировки. Ставили нас в муравейник голыми ногами с полным стаканом воды на голове. И ты должен был там простоять минимум час, не разлив ни капли, и запомнить наизусть какой-нибудь текст, который в письменном виде размещался перед тобой или определенные предметы и дать им потом соответствующую характеристику. Это было ужасно, так как муравьи полчищами ползали по твоему телу, забираясь во все мыслимые и немыслимые места, непрерывно кусая, взбираясь на твое лицо и норовя попасть в глаза, рот, уши. А ты должен стоять смирно, не шелохнувшись, ибо если ты только начинал двигаться, то вода расплескивалась и все начиналось сначала. Только научившись абстрагироваться от действительности, как бы подниматься над собой, превратив себя в бесчувственное тело, можно было выдержать это испытание. И как ни странно, когда ты научился впадать в такое состояние, муравьи, как бы чувствуя перемену переставали жалить тебя и мирно ползали по всему телу. Такие тренировки проводились не только с муравьями, но и с другими всякими насекомыми и животными, которые в конечном итоге подчинялись тебе.

Но как показала жизнь, самое трудное ? это приручить эмансипированную женщину. Тут все наработки оказывались бессильными, и в дело вступал индивидуальный опыт.

Я решил подождать исправника в расположенном поблизости с банком скверике. Купив газету у мальчишки-разносчика, я уютно пристроился на скамейке и стал читать бахмутские новости, периодически поглядывая в сторону полицейского участка. Минут через тридцать на противоположной от меня улице нарисовался белый мундир полицейского исправника. Был он достаточно упитанным, невысокого роста и шел вперевалку, держа руку на эфесе шашки, которая болталась сбоку. Дойдя примерно до уровня банка, он неожиданно, словно вспомнив что-то, резко развернулся и направился в здание.

Я понял, что как раз наступил мой момент. Быстро вскочив со скамейки, я словно куда-то спеша, бросился ему навстречу. В это время он замедлил ход, приостановился и, сняв свою форменную фуражку, начал платком вытирать вспотевший от быстрой ходьбы внутренний ободок. Я, проходя мимо него, словно споткнувшись, выбил его фуражку из рук, которая покатилась в сторону. От неожиданности он оторопел. Не давая ему опомниться, я подхватил фуражку и с тысячами извинений протянул ему ее. Он закрыл рот, видимо придя в себя от неожиданности, взял фуражку и, отряхивая ее, с укоризной произнес:

– Надо бы поосторожнее, молодой человек, а то ведь так ненароком и зашибить можно.

– Простите, господин исправник, замечтался, ? и тут я снова привел его в состояние прострации, произнеся пароль доступа.

Дело в том, что по роду службы, связаной с обеспечением безопасности царской семьи, мы периодически имели дело с жандармерией. И она давала нам коды доступа к различным должностным лицам и тайным агентам. Они были разными в зависимости от уровня посвящения. У меня он был высший, и поэтому пароли, которыми я обладал, нацеливали партнеров на беспрекословное подчинение и неукоснительное выполнение моих распоряжений.

Услышав пароль, исправник сначала не понял, о чем идет речь. Очевидно, в его голове прозвучало что-то знакомое, но редко используемое в жизни значение. И он сразу не определил, что это за сочетание слов. Но по мере узнавания этих значений выражение лица его менялось от удивления до понимания значительности событий, которые с ним будут происходить сейчас. Он еще раз машинально протер фуражку и, решительным жестом водрузив ее на голову, спросил:

– Чем могу служить?

– У вас, господин исправник, нет случайно сведений о банде атамана Маруськи и о ней самой?

Лицо его приняло выражение преданного служаки.