Комодский дракон. Поезд призрак. Часть 2

Со временем, Леший стал брать Александр в свои дальние походы. Как охотник-промысловик, занимающийся заготовкой пушнины, он имел свои закреплённые охотничьи угодья. Громадный участок тайги, обойти который можно было, вероятно, за несколько недель.

В разных местах участка, имелись построенные ещё прадедами, землянки, как Леший их называл – «зимовники», с простенькой печуркой из камней, лежанкой, запасом дров, круп и соли. Где уставший за день охотник мог найти тепло и приют. Ремонтом зимовок, засидок и лабазов, Леший занимался ежегодно, в последние тёплые дни осени, в чём ему, в этот раз, охотно помогал Сашка.

Уходили от своего зимовья на несколько дней. Валили сухостой, пилили и кололи дрова, ремонтировали землянки, приводили в порядок лобазы – крепко срубленные из брёвен хранилища для припасов, поднятые для защиты от диких зверей, над землёй. Куда, с первыми морозами, Леший, на нанятой лошади, должен будет завезти всё необходимое.

У Лешего в посёлке Павловка был хороший дом, в котором он бывал крайне редко, родных и близких, как понял Сашка, у нового товарища не было. Иногда по своим делам Леший уходил в посёлок и оставался там, на пару дней, возвращаясь с покупками.

Через несколько дней после появления Александра, возвратившись из посёлка, Леший рассказал, что там произошли большие перемены. Милиционера линейного отдела милиции на транспорте, после побега японского шпиона, вместе со старшим лейтенантом государственной безопасности, допустившим побег, следующим утром увезли, прибывшие сотрудники областного НКВД.

Работая в тайге, мужчины сдружились и давно перешли на «ты». К событиям на вокзале, связанным с появлением Сашки, больше не возвращались.

Однажды, под вечер, когда не по-осеннему жаркое солнце, клонилось к горной гряде на западе, друзья добрались до очередного зимовника. Осталось только спуститься в уже наполненный сумерками глубокий распадок.

– Давай отдохнём, – предложил Леший, садясь на ствол поваленной сосны, – что-то я притомился!

Александр опустился рядом.

С вершины открывался прекрасный вид. Прямо под ногами, по склону сопки, высились разлапистые кедры, у подножия их сменяли ели и сосны. Зелёное таёжное море, в лучах заходящего солнца, убегало дальше к заливным лугам, простирающимся до следующей таёжной гряды. Там, далеко, в дымке наступающего вечера, из стены однообразных покрытых зеленью сопок, далеко в луга, выступала громада одинокой скалы, будто пытавшейся побыстрее убежать от своих безликих сестёр.

Сашка узнал знакомую скалу и сказал:

– Какая странная и угрюмая скала. Где она находится? Рядом с посёлком?

– Да, ты её видел, но только с противоположной стороны – от станции. В ней угольная шахта, а рядом мост через реку.

– Ты веришь в чудеса? – спросил Сашка друга.

– А ты? – удивлённо спросил Леший.

– Я расскажу тебе одну историю, – продолжил Александр, – не подумай, что я вру. И не прими меня за сумасшедшего!

– Интересно, – улыбнулся Леший, – слушаю!

Александр рассказал всю историю своего появления на железнодорожной станции Павловка. Начиная с детства, друга Мишки, рыбалки, старика паромщика «деда Боги», скалы с древними рисунками, пещеры со ступенями, оставленного староверами храма, странного свечения под куполом церкви, блуждания в темных лабиринтах засыпанной шахты.

Леший внимательно слушал его рассказ. Сашка вспомнил своё чудесное спасение из-под завалов и ночь на берегу реки в стоге сена. Паровоз, выползающий из ещё вчера заваленной шахты, милиционера на коне, своё утреннее появление на станции, исчезновение Мишки, первый допрос, и понимание того, что он очутился в другом времени. Рассказал о строгом сотруднике госбезопасности, о свирепом милиционере, о своё спасении и побеге в тайгу.

Долго сидели молча, думая каждый о своём.

– У тебя есть семья, дети? – наконец спросил Леший.

– Был женат, семейная жизнь не сложилась, детей не нажили, возможно, это и стало причиной развода. Сейчас я, как говорят, в поиске!

– Расскажи о своей жизни, – попросил Леший.

– Родился в здешних краях, через три года после окончания войны. Все мои родственники проживали и сейчас живут на соседней узловой станции. Дед работал машинистом паровоза, участвовал в строительстве Кругобайкальской железной дороги, участник Гражданской войны. На станции Мысовая, был приговорен белочехами к расстрелу за саботаж, но расстрел по какой-то причине был отложен, и его освободили ворвавшиеся на станцию красноармейцы. Отец дошёл почти до Берлина в Великой отечественной войне. И до сих пор трудится в железнодорожных мастерских. Старший брат отца – Степан, работал шофёром, был призван в армию вместе с автомобилем и погиб в июле тридцать восьмого года в боях с японцами у озера Хасан. Я видел его только на фотографии в старых документах

– Как говоришь твоя фамилия? – с интересом спросил Леший.

– Карпов, – запнувшись на первом букве, удивлённо ответил Сашка.

– Я, наверное, знаю твоего деда, – невысокого роста, крепкий, с бородкой, ходит прихрамывая?

– Я его не видел, – ответил Александр, – он был на фронте, водил поезда по ледовому мосту через Неву в Ленинград, и погиб под бомбёжкой. Про ту войну я тебе потом расскажу, она длилась четыре долгих года.

Некоторое время сидели молча:

– Я окончил школу, институт, – продолжил Сашка, – живу в городе Братске, которого в ваше время ещё не было. Работаю на железной дороге.

– Ты христианин? – неожиданно спросил Леший.

– Не знаю, предки были верующими, помню, папина бабушка Тая, часто вечерами зажигала свечку и молилась перед образами. В Советском Союзе не приветствуются верующие. Вероятно, многие в душе верят, но стараются это не афишировать. Я материалист, но когда стараюсь понять, как и из чего возник мир, в котором мы живём, прихожу к мысли, что существует некто всемогущий и умный. Я бы сказал, – «Вселенский разум»! Создавший космос, солнечную систему, планеты, Землю, моря, реки, горы. И наконец, самого человека! Иначе откуда бы всё это взялось?

Есаул Леонид Краснощёков

Медный диск заходящего солнца в багровом зареве коснулся дальней горной гряды. От ближайших таёжных сопок поползли на луговину причудливые тени. Собеседники вновь надолго замолчали.

– У казаков, христианская вера в Бога, это основа всей жизни! – прервал молчание Леший, – нас, – казачат, в детстве крестили, и родители в праздники брали с собой в храм. Я бы никогда не поверил в то, что ты явился из будущей жизни, но названное тобой имя, заставляет задумать. У меня есть хороший, старый друг, мы вместе росли, учились, воевали, встречаемся и по сей день, это Петр Богатов. Сызмальства, с той самой поры, когда мы вместе с ватагой друзей гоняли коней в ночное, все звали его Богой. Теперь он стал уже «дедой Богой», мы почти ровесники. Поэтому, я хочу познакомить тебе с другой, не менее интересной историей о себе, и вон о той скале, с непонятными рисунками.

Шумная стайка спешащих к ночлегу птиц мелькнула над головами:

– Вот так и наша жизнь, промчалась, промелькнула, как один день, оставив воспоминания о радостях и печалях, – горько усмехнулся Леший, – я родился в семье казачьего офицера. Мои предки пришли на эти земли с воеводой Василием Сукиным, и обосновали на месте бывшей столицы Сибирского ханства город Тюмень. Участвовали в строительстве Томска, основали Енисейск. С казаками Петра Бекетова осваивали Прибайкалье, заложили Якутск. Позже прадед вернулся в Сибирь и обосновался в здешних местах. Казаки всегда стремились иметь своих собственных, казачьих офицеров. После учёбы в Омском кадетском корпусе, я продолжил учёбу в Оренбургском казачьем училище, в 1900 году был выпушен в чине хорунжего и направлен в Забайкалье. В составе Забайкальской казачьей дивизии, участвовал в Русско-японской войне. Офицером Первой отдельной Забайкальской бригады, воевал на фронтах первой мировой войны. В семнадцатом году деморализованная русская армия, устав воевать, оставляла фронт. Солдаты беспорядочно разбегались, бросая оружие. Забайкальские казаки тоже не стали держать фронт, но даже в этом хаосе оставались управляемыми воинскими подразделениями. Они не стихийно бросали позиции, а снимались целыми подразделениями, не оставляя обоз и артиллерию. Это были люди, связанные многолетней дружбой, родственными связями и землячеством. Кроме того, у каждого был боевой конь, лучший конь в табуне, красивый, выносливый, быстрый, который не раз уносил от преследователей, вражеских пуль и смерти. Его нельзя было бросить! Пробираться в одиночку, на другой конец страны, в такое смутное время, даже на коне, было бессмысленно. На казачьем круге было решено возвращаться в родную станицу слаженной боевой единицей. Самое трудное в этом деле, – заполучить эшелон. Во главе полков стояли не «отцы-командиры», а избранные полковым собранием комитеты, которые правдами и неправдами выбивали эшелон, а затем в каждом губернском городе организовывали пищевое довольствие для казаков и фураж для лошадей. Меня, – есаула Леонида Краснощёкова избрали председателем полкового комитета. – Помолчав, охотник продолжил, – через несколько месяцев прибыв в Забайкалье, сдав в арсеналы тяжёлое вооружение, казаки разбрелись по домам, прихватив с собой проверенные в боях кавалерийские карабины. Я тоже вернулся к семье, в родную станицу, в отчий дом.

Какие-то приятные воспоминания, как лучик света, на мгновение осветили лицо Лешего, и он продолжил:

– Свою будущую жену, казачку из нашей станицы, я присмотрел, ещё будучи кадетом старших классов, приезжая летом на каникулы. Свадьба состоялась сразу после выпуска из Оренбургского училища. Вскоре молодожёны отправились к новому месту службы. В Забайкалье на свет появились дети, – сын Егор и дочка Мария. Первая Мировая война разделила семью – я отправился на фронт, Татьяна – так зовут жену, с детьми, уехала к моим родителям, в родную станицу. В стране творилась полная неразбериха. Власть в городах по нескольку раз переходит от представителей одних политических движений к другим. В конце семнадцатого года власть в Томске оказалась в руках большевиков. Тайная офицерская организация, опираясь на недовольство населения новой властью, используя выступление корпуса пленных чехословаков, эшелоны который растянулись по Транссибу, в мае следующего года свергла большевиков. Я примкнул к восставшим, вступил в корпус Пепеляева, двигающийся по железной дороге на восток, освобождая города от большевиков. Осенью власть в Сибири перешла к правительству Колчака. К августу восемнадцатого года, освободив Красноярск, Иркутск, Верхнеудинск, корпус Пепеляева на станции Оловянная соединился с Забайкальскими казаками атамана Семёнова. Среди которых было много моих бывших сослуживцев и однополчан. Осенью восемнадцатого года корпус Пепеляева перебросили на Урал.

Солнце уже скрылось за зубчатой линией горизонта, оставив окрашенный багровым светом небосклон.

– Пойдём к зимовью, вечереет, надо подумать о ночлеге. Расположимся, разожжем костёр, приготовим подстреленных чирков и продолжим разговор, – предложил Леший.

Они спустились к зимовью, Александр разжёг костёр, Леший занялся подстреленными по дороге чирками. Вскоре нехитрый ужин был готов. Потягивая из кружки обжигающе горячий чай, заваренный на бруснике, продолжили разговор:

– У меня есть, а может «был», младший брат Василий, – глядя на танцующие языки пламени, подбирая каждое слово начал Леший, – он младше на шестнадцать лет. Родившись в семье казачьего офицера, он, тем не менее, не видел себя военным, его никогда не тянуло к оружию. Он уклонялся от обязательной программы обучения казачьих детей военным наукам. К тому же, Василий был слаб здоровьем и часто болел. Но с малолетства его тянуло к лошадям, он помогал ухаживать за жеребятами, лечить и обучать их. Отец определили Василия в Казанский ветеринарный институт. Где он приобщился к революционным идеям, широко распространённым в то время в студенческой среде. Как я случайно узнал, в революционных событиях брат, учась на выпускном курсе, примкнул к большевикам. Моя служба в Забайкалье, мировая война, февральская и октябрьские революции, гражданская война, раскидала родственников по просторам России. Мы не виделись с братом многие годы.

Яркие искры от костра взмывали вверх и таяли там, в бездонной пустоте неба. Какое-то время сидели молча, собравшись с мыслями, Леший продолжил:

– Иногда вспоминая о нём, я думал, что не узнаю брата, неожиданно встретив, где-нибудь на улице. 25 декабря восемнадцатого года войска Пепеляева заняли оставленную большевиками Пермь. Было взято в плен около двадцати тысяч человек. По приказу Пепеляева, рядовые красноармейцы были отпущены по домам. С командным составом разбиралась специально созданная комиссия. Как-то проезжая верхом мимо старинного здания занятого под штаб, я обратил внимание на небольшую группу пленных, которых, под усиленной охраной, собирались куда-то конвоировать. И поинтересовался у одного из часовых, кто эти люди? Мне ответили, что это красные командиры, приговорённые комиссией к расстрелу. Посмотрев на измождённые лица этих людей, в одном из перевязанных окровавленными бинтами пленнике, я узнал своего брата. Он тоже узнал меня и отвернулся. Я подумал, что обознался, объехав группу с другой стороны, встретился глазами с этим человеком, он вновь отвернулся, и я понял, что это Василий!

Последовала команда, осуждённые, подгоняемые конвоирами с примкнутыми штыками, тронулись по улице. К этому времени я уже был полковником, с Анатолием Николаевичем Пепеляевым нас связывали дружеские отношения, мы оба окончили Омский кадетский корпус. Я поспешил к командующему. Пепеляев находился, в только что занятом кабинете, кругом лежали папки с документами, сновали адъютанты, связисты тянули провода телефонов. Командующий был в прекрасном настроении, поздоровавшись, расспросил о полковых делах, поинтересовался размещением в городе, боевым охранением и количеством потерь. Я ответил, что потерь практически нет, расквартировались на окраине, охранение организовано. Анатолий Николаевич удивился, что красные сдали город почти без боя и никакого организованного сопротивления не оказали. Я, поддержав разговор, сказал, что сейчас видел на дворе группу красных командиров приговорённых к расстрелу. Эти люди производят жалкое впечатление, они деморализованы, испуганы, и не удивительно, что такие «полководцы» не смогли должным образом организовать оборону города. Больше бы таких руководителей и нам воевать было бы не нужно – сами разбегутся! Командующий задумался и ответил, что согласен со мной. Тут же приказав адъютанту вернуть осуждённых к штабу. Я с замиранием сердца ждал возвращение офицера, опасаясь услышать, что приговор уже приведён в исполнение. Тот достаточно долго не возвращался, а вернувшись, доложив, что догнал расстрельную команду почти на месте казни, в заброшенном карьере, в настоящее время красноармейцы построены во дворе. Командующий попросил меня с казаками охраны, сопроводить помилованных за пределы города, дабы наши бойцы не перебили их в шаге от свободы. Печальная процессия двинулась по пустынным улицам города. Пленные не понимали, почему их вернули и куда ведут сейчас. Казаки, сопровождавшие меня, получив приказ конвоировать осуждённых, предполагали, что им придётся участвовать в расстреле этих людей. Поэтому никто не торопился, и казаки и пленные старались протянуть время. За весь путь, Василий единственный раз оглянулся, и мы встретились глазами. Когда окраины города остались позади, колонна остановилась, люди стояли, понуро опустив головы в ожидании смерти. Обратившись к ним, я сказал, что дальнейшее сопротивление большевиков бессмысленно, они не имеют необходимых сил, знаний и поддержки народа. О чём красноречиво говорит бездарно организованная оборона города. Напомнил, что в этот день, сто двадцать восемь лет назад, великий полководец Суворов штурмом взял крепость Измаил. В ознаменование этой даты, командующий, данной ему властью, отпускает их по домам, и надеется, что они больше никогда не возьмут в руки оружие. Пленные стояли, молча, не веря в своё спасение, и не пытались уйти, предполагая, что могут быть порублены казаками. Я, приказав конвою доставить Василия в расположение полка, вернулся в штаб, казаки поехали в сторону города, освобождённые исчезли в надвигающихся сумерках.

– Пойдём Саша спать ложиться! – предложил Леший, поднимаясь с бревна, заменяющего скамью, – утро, вечера мудренее!

Убрав посуду, притушив костёр, в темноте зимовья, расположились на топчане. Лёжа на спине, положив руки за голову, глядя на квадратик освещённого лунным светом оконца, Леший тихонько продолжил разговор:

– К моему возвращению в полк, Василий, перевязанный свежими бинтами, сидел в маленькой комнате под охраной часового. Я приказал привести его в помещение, выделенное для командира полка. После того, как часовой закрыл за собой дверь, брат уткнулся лицом в мою грудь и заплакал. Я обнял Василия, он судорожно всхлипывал, вздрагивая всем телом, пытаясь что-то сказать. И показался, в этот момент, мне тем маленьким, беззащитным мальчуганом, который не раз, обиженный другими пацанами, прибегал ко мне, прося защиты. Ординарец принёс ужин, я с жалостью смотрел, как он жадно ел кашу, запивая сладким чаем. Василий рассказ, что диплом об окончания ветеринарного института, выпускникам выдали без обязательных экзаменов. В институт пришёл агитатор большевистской партии, многие из друзей записались в Красную армию, и он последовал их примеру. Как попал в командиры? Почти все бывшие студенты-ветеринары, были назначены командирами, так как, владели грамотой и могли читать документы. В настоящих сражениях поучаствовать не удалось. Красная армия, потерпев поражение на реке Чусовая, отступала, сдав Кунгур, без боя оставила Пермь, куда накануне были переброшена часть, где служили бывшие студенты. Все попали в плен. Вчера была осуждена и расстреляна первая группа красных командиров, там были его друзья. Васька спрашивал о своём любимом жеребце Гнедке – лучшем в табуне. Я отвечал, что сам давно не был дома и не знаю, как там дела. Утром следующего дня, мне удалось пристроить Василия в санитарный поезд, идущий в Омск, со справкой, о том, что он направлен после тяжёлой контузии для лечения по месту проживания. Расставаясь, я взял с Василия клятву, что он больше не будет ввязываться в войну, и на него возлагаются все заботы о престарелых родителях, моей семье, и хозяйстве.

Леший замолчал, прислушиваясь: