Комодский дракон. Поезд призрак. Часть 2

– Ты спишь?

– Нет, я не сплю! Всё, что ты рассказываешь, очень интересно! Продолжай, я слушаю!

– Последующие события показали, что удача отвернулась от Белой армии. Летом девятнадцатого года, Колчаком был организован Восточный фронт, но отступление Белой армии было предрешено. В ноябре без боя был оставлен Омск, и началось повальное бегство Колчаковской армии по Транссибу на восток. Мой полк, после неудач под Красноярском, двинулся в составе колонны генерала Каппеля на север по Енисею. Поход проходил в жуткую стужу, по совершенно необжитым районам, в отсутствии централизованного снабжения, ведя постоянные боевые действия с преследующими нас партизанскими отрядами. Потеряв в этом Сибирском Ледяном походе две трети личного состава, колонна измученных и обмороженных людей, перейдя по льду замёрзший Байкал, в районе станции Мысовая, в начале марта двадцатого года прибыла в Читу. Наш путь пролегал далеко от моих родных мест, поэтому встретиться с семьёй, в тот раз, так и не удалось. Прибывшие части были подчинены атаману Семёнову. Узнав, что он тесно сотрудничает с японцами, я, с остатками своего полка, вслед за Пепеляевым, ушёл в Харбин. По-разному складывались судьбы эмигрантов, приходилось работать извозчиками, грузчиками, плотниками, рабочими рыболовецкой артели. Когда летом двадцать второго года во Владивостоке произошла смена власти, в результате чего «правителем Приморья» стал генерал Дитерихс, сослуживец Пепеляева по Сибири, многие эмигранты, устав от безнадёжности и нищеты, присоединились к создаваемой Пепеляевым «Милиции Татарского пролива», имеющей целью захват Якутска. При переезде из Харбина во Владивосток, я тяжело заболел, попал в госпиталь и не смог участвовать в этом мероприятии. После освобождения Владивостока от японцев в конце октября двадцать второго года, я под чужими документами, направляясь в родную станицу, был арестован в Иркутске, опознан и приговорён к расстрелу. Позже, после очередной амнистии, смертная казнь была заменена семью годами лагерей. Домой добрался лишь в январе тридцатого года.

Леший поднялся с топчана, слышно было, как он стучал крышкой чайника и, булькая, пил. Наклонившись, глянул в оконце, что-то ответил завозившемуся на крыльце Полкану. Вновь улёгся на заскрипевший топчан и удивлённо сказал, вероятно, желая проверить, не спит ли Александр:

– Ты глянь, Луна как прожектор, хоть читай!

– Это точно, – согласился Сашка, – полнолуние!

– Так вот, – продолжил рассказ Леший, – приехал в станицу, под удивлёнными взглядами оставшихся соседей нашёл свой дом, с замиранием сердца открыл калитку – дверь хаты забита, стёкла выбиты, двор пустой, ни родителей-стариков, ни брата, ни жены, ни детей. Пусто! Кругом разруха и тлен! Позже соседи рассказали, что мой отец, стараясь прокормить семью, по старой привычке, подолгу охотился в тайге. И бывало, неплохо охотился, снабжая мясом не только свою семью, но и помогая оставшимся без кормильцев соседям. В лютые крещенские морозы, заночевал в холодном зимовье, простыл и вскоре умер, мама дождалась отправленного мной Василия, но весной девятнадцатого года тоже скончалась от воспаления лёгких. В опустевшем доме остался Василий и моя семья. Части Красной армии, наступающие, следом за отходящими колчаковцами и мятежными чехословаками, остро нуждаясь в провианте, фураже и конях, подчищали последнее у жителей населённых пунктов вдоль Транссибирской железной дороги. В станице то и дело появлялись тыловые фуражиры, ветеринары, и заготовители продовольствия. Однажды на станцию прибыл паровоз с тремя вагонами. Приехавшие тыловики, бодро обходили заранее помеченных в бумагах дворы казаков, без разговоров забирая всех коней. Не слушая стоны и причитания многодетных казачек, о том, что по весне, им не на чем будет пахать землю. Василий за сараями колол дрова и поздно услышал шум в ограде. Когда он прибежал во двор, его любимого Гнедка, мужик с красной лентой на чёрной папахе, уже выводил за ворота. Завязалась потасовка, пришедших было двое, Василий получил мощный удар в челюсть и покатился по земле. Приехавшие реквизиторы, посчитав инцидент оконченным, продолжили движение. Васька вернулся домой, снял со стены отцовскую шашку, догнал их на улице и зарубил обоих. Это послужило сигналом для соседей-казаков, поднялась стрельба, не ожидавшие такого сопротивления тыловики, в панике вернулись на станцию и укатили туда, откуда приехали. Станичники помоложе скидали свой скарб в телеги, с жёнами и детьми умчались в спасительную тайгу. Ближе к вечеру, на путях остановился тот же самый состав, с которого на землю горохом ссыпались моряки в чёрных бушлатах, обвешанные оружием. В станице вновь вспыхнула стрельба. Василий с моей семьёй, отходил одними из последних, он так и не поймал испуганного стрельбой, убежавшего Гнедка. Держа детей за руки, Василий и Татьяна едва успели перебежать мост, ведущий в шахту, как сзади на дощатый настил выскочили несколько краснофлотцев, ведущих беспорядочную стрельбу по убегавшим. Шахта уже многие месяцы не работала, и тяжёлые створки ворот были закрыты. Василий смог приоткрыть одну из них, и беглецы прошмыгнули вовнутрь. Подбежавшие моряки открыли двери настежь, зашли в шахту, и до сумерек пытались найти там убежавших. Но так никого и не обнаружили. Василия, Татьяну и детей, больше никто не видел. Позже, проведённые жителями поиски в шахте, тоже ничего не дали. Моя жена, дети и брат исчезли! Когда я вернулся из заключения шахта, вновь работала, там трудились староверы, живущие на северном склоне горы, на берегу таёжной речки. Но однажды, за одну ночь они исчезли, оставили всё, – скарб, скотину, жилища, забрав только свои святыни и иконы. Говорили, что где-то в горе у них был храм, где они тайно молились. На шахте работал мой сосед, он рассказал, что в одной из боковых штолен появились приезжие, они живут в скале, и не общаются с местными. Уголь там не добывают, но регулярно вывозят в отвал скальную породу. Посторонним, вход в штольню запрещён. Вероятно, чужаки обнаружили тайную церковь и староверы ушли. Другие говорили, что их убили лихие люди из приезжих, прибывшие областные следователи ничего не обнаружили. Сейчас уголь добывают в старых штреках и вывозят раз в день, рабочие, набранные со стороны. Разношёрстная, криминальная публика. Ночью шахта не работает, вход в ночное время охраняют часовые из числа солдат живущих в секретной штольне. Иногда из глубины горы слышен непонятный шум. Я даже не пытался попасть туда, чтобы разыскать хотя бы следы своих родных. С моим послужным списком подобная неудачная попытка могла закончиться новым сроком, а вернее расстрелом.

Отец Иоанн

Утром следующего дня Сашка проснулся от запаха подогреваемой пищи. В крохотном оконце едва брезжил рассвет, уютно потрескивали дрова, на плите что-то варилось. На улице послышались шаги, пригнувшись в проёме двери, с чайником воды в руке протиснулся Леший. В зимовье сразу стало тесно:

– Ну что, проснулся? Как спалось? Сейчас чайку вскипятим и можно завтракать! Дел сегодня много, да и дорога впереди немалая.

За завтраком Александр спросил своего товарища:

– Леший, у тебя казацкие корни и ты, я думаю, прекрасный наездник. Почему же у тебя нет коня, и все свои дела ты осуществляешь пешком? С конём-то быстрее и веселее.

– Что тебе Сашка ответить? Семьи у меня, как ты теперь знаешь, нет. Дома и хозяйства считай, тоже нет, большую часть года живу в тайге. В тайге с конём хлопотно, надо сена заготовить, конюшню, какую ни есть, построить. Зимой, при наших снегах, по тайге коню трудно передвигаться, сподручнее на лыжах ходить. А конь у меня есть, добрый конь, ты его скоро увидишь! Теперь давай за работу, дровишек заготовим на зиму, зимовье подправим, вон один угол просел, трубу печки почистим – утром еле растопил. Перекусим в обед и двинемся дальше.

После обеда, Леший скрылся в кустах за зимовьем и вернулся, держа в руках коротенький кавалерийский карабин и подсумок на широком ремне.

– Надеюсь, ты умеешь стрелять, или в вашем времени уже нет оружия?

– Я служил в армии, но у нас такое оружие теперь только в музее, – ответил Сашка, привычно передёргивая затвор. Драгунская винтовка, – продолжил он, и прочитал маркировку – «Императорский тульский оружейный завод 1905 года».

В подсумке оказалось три обоймы по пять патронов.

– Здесь территория моих угодий заканчивается. Пару дней придётся идти по непроходимой тайге. Там всякое может случиться, без оружия никак нельзя, – пояснил Леший, – демонстрируя, как правильно вставляется обойма.

Два дня они шли по дремучей тайге, питаясь тем, что подстрелили, останавливаясь на ночёвку там, где их застигала ночь. На первой ночёвке, Леший спросил:

– Ты помнишь наш предыдущий разговор? Почему я так много рассказал о себе? Просто, поверил тебе, в наших историях есть много общего – я потерял семью, ты потерял родных, мир, в котором вырос и жил. Удивительным образом наши судьбы сходятся в одном месте, на той самой загадочной скале за речкой. Там пропали мои родные и там же, в нашем мире появился ты. Господь свёл нас и это знак!

С непривычно дальней дороги, ноги Саньки гудели, как телеграфные столбы в поле. На костре, плевался паром их закопчённый чайник, на землю опускалась тёмная ночь. Безразличная, бледная Луна поднялась над сопками.

– Скажи, – продолжил разговор Леший, – ты хочешь вернуться назад?

– Да, – без раздумий ответил Сашка, – хочу!

– Через верных людей я узнал, что община староверов, якобы, ушла в другое историческое время, но один из священнослужителей почему-то остался в нашем времени. Живёт вблизи Северного полярного круга, на загадочном плато Путорана. Каждой весной поднимается по Енисею и Ангаре, встречаясь с живущими там единоверцами, проводя богослужения и прочие обряды, а по осени возвращается назад на север. Считается у старообрядцев уважаемым, святым человеком. Говорят, что он каким-то образом общается со своими ушедшими в другое время земляками. Я хотел бы его спросить, может быть, он что-то знает о судьбе моих родных и существует ли возможность мне соединиться с ними?

– Как же мы узнаем, где он? – усомнился Сашка, – Енисей и Ангара это тебе не ручеёк, который можно за день пробежать от истока до устья!

– Я примерно знаю, в каких сёлах он останавливался два прошлых года. На днях мы выйдем к таёжному поселению местных старообрядцев. Там живёт мой сослуживец, мы прошли с ним через многие события и вернулись из лагеря вместе. Он конезаводчик, в его стаде и гуляет мой, подаренный им же, любимый конь. День, другой отдохнём, и поедем на один из притоков Ангары. Где, если Бог даст, встретим отца Иоанна. Кстати, ты на лошади ездить умеешь?

– Наверное, нет, – ответил Сашка, – по крайней мере, я не пробовал.

– Придётся учиться по ходу дела.

Леший хорошо знал дорогу, и на третий день пути они вышли к небольшому поселению. В широком распадке, на красивом берегу таёжной реки, расположились десятка три, хороших, рубленных дома, с дворовыми постройками, колодцами и большими огородами. Посредине поселка на холме возвышалась скромная деревянная церковь.

– Мой друг, как он сам себя называет, «старообрядец», – сказал Леший, – человек глубокой веры, особых нравов, обычаев и обрядов. Я не могу рассказать обо всех правилах, ограничениях и запретах. Для начала запомни: – в избы этих жителей, без приглашения заходить не надо, кушать и пить можно только из той посуды, которую тебе подадут, из колодезного ведра пить категорически запрещено! В храм тоже лучше не заходить, им это не нравится. Веди себя скромно и на молодых девушек лучше не «таращиться». Моего друга зовут Николай.

Николай оказался крепким, бородатым мужчиной, спокойным и не особо разговорчивым. Друзей разместили в гостевом флигеле. Помыться после дальней дороги пришлось на реке – благо вода была ещё не холодной. Большую часть времени Леший обучал Сашку верховой езде. Ему определили рыжую, флегматичную кобылу по кличке Анджела. Леший красовался на своём серебристо-буланом Янтаре. Вечерами, они бродили по берегу реки, наблюдая, как ребятишки с мостков ловят мелких чебаков и окунишек.

Однажды на закате, гуляя по берегу, они встретили двух, пожилых, явно не местных, мужчин. Один, плотный и низкорослый, с раскосыми глазами, походил на якута, второй, высокий и худой, был, вероятно, европейцем. На плече якута Сашка заметил ружьё, похожее на трёхлинейку.

Не ожидая такой встречи, незнакомцы поспешно скрылись в кустах. Полкан, бегающий по берегу позади друзей, выбежал вперёд и глухо зарычал.

– Что это они так испугались? – удивился Сашка.

– Наверное, есть причина, – ответил Леший, – иначе бы не прятались.

За ужином во флигеле он спросил Александра:

– Ты видел на плече якута дробовик?

– Мне показалось, что это трёхлинейка.

– Нет, это Винчестер, наверное, шестнадцатого калибра, его ни с чем не спутаешь, по ручке для перезарядки под стволом. Я видел такие, у японцев в Харбине.

На следующий день, зайдя в продуктовую лавку возле церкви, они вновь встретились с незнакомцами. Мужчины складывали в мешок рыбные консервы и «тушёнку». Возле покупателей крутился радостный продавец, несказанно счастливый тем, что наконец-то нашлись покупатели на такой неходовой для деревни товар.

Александр более подробно рассмотрел приезжих. Лицо европейца покрывала болезненная бледность, длинные волосы ниспадали на плечи. Сашка обратил внимание на его руки, с аккуратно подстриженными ногтями и золотым кольцом на безымянном пальце, с головой змеи. Мужчина был одет в поношенный кожаный плащ.

– Наверное, такие носят чекисты и лётчики? – вспомнил Сашка советские кинофильмы.

На его голове угадывалось что-то похожее на мятую шляпу. Из-под плаща виднелись стоптанные сапоги.

На «якуте», как Александр окрестил второго незнакомца, был одет поношенный френч военного покроя, с накладными карманами. Такие же армейские брюки, заправленные в сапоги с мягкими, собранными в «гармошку», голенищами. Картуз с лакированным козырьком на коротко подстриженной голове.

– Такие приказчики носили, – подумал Александр.

Когда, нагрузив мешок, «якут» стал завязывать его, Сашка заметил отсутствие указательного пальца на его правой руке.

– От армии «косил», – ухмыльнулся он.

С продавцом, отрывистыми фразами, разговаривал только «якут». Взвалив на плечо мешок, он, стараясь не встречаться взглядами с Сашкой и Лешим, бочком вышел из лавки. Следом торопливо выскользнул худой.

– Хорошие покупатели? – желая завести разговор, спросил Леший у продавца.

– Не бедные люди, – ответил тот, – деревенские консервы не берут. У каждого своя скотина, мясо заготовлено и не хуже, чем этих в банках. Видно далеко ехать собрались, коль столько берут? И мне прибыль!