Возвращение Орла. Том 2

У Семёна опять возникло ощущение, что точно при таком разговоре, и именно про флот-плот, он уже присутствовал – давно, когда его самого еще не было, а уже присутствовал.

– И всё это отсюда, отсюда… – Аркадий постучал теперь ребром ладони по берегу. – Смотри, то есть послушай, сколько притоков, не сразу разберёшь, что во что впадает, Кама в Волгу или Волга в Каму… Что такое простейшее плавсредство? Заметь: имена приходят от простейшего, сначала то, на чём плыли, получило имя, а потом, уже в другом плавании, по времени, оно усовершенствовалось по форме, размеру, но родовое имя всегда сохранялось. А простейшее – это связанные два бревна, на одном, сам понимаешь, неловко… Лучше три или пять. Их надо связать, сплести, сплотить и получим плот. Отсюда и плетень, и все заплоты, сплошные заборы из брёвен, и плотность, грамм на сантиметр в кубе, и сплочённость перед бедой. Плот – сплочённые брёвна для того, чтобы плыть и ловить плотву.

– Камбала поплоще будет, камбалу надо было плотвой назвать…

– Видишь, Сень, достали, неучи! Ты-то что нарыл?

– Нарыл… – Семён не знал с чего начать: убогие с линейкой да картой изыскания в библиотеке дединовского клуба так причудливо вплелись в информацию из Катиной тетрадки и вчерашних снов, что сам уже не мог отличить приснившееся от вычитанного, поэтому начал с самого неглавного. – Малец-то наш закона не нарушал!

– Ты о ком? – удивился Аркадий.

– Екатерина в 1775 году издала указ для всех сословий, запрещающий жениться ранее пятнадцати лет. А наш путник женился в 1771, мог себе позволить в четырнадцать.

– О, господи… всё?

– Не всё. Ты, знаешь, что в 1771 году была издана фундаментальная «Британская энциклопедия», и очень странная в ней Россия.

– Большая или маленькая?

– Как посмотреть… – сделал Семён неопределённый жест. – Россия только с Петербургом, а дальше уже не Россия, дальше уже Тартария с Тобольском и всей Сибирью – слышал про такую страну?

– Что-то слышал, не помню где…

– А вот где, – Семён развернул тетрадочку, – «Тартарскую сшивку откладывать нельзя»! А вокруг – Независимая Тартария с Самаркандом, Китайская Тартария с Чиньяном… Поспешили англичане на свою голову, годок-другой повременили бы – и на будущее бы хлопот себе убавили.

– Не пойму, к чему ты это, – вздохнул ожидавший речной темы Аркадий, зато Николаич, загрустивший было от всех этих ямун и осуг, зашевелил ушами.

– К тому, что уже в 1772 году китайцы, например, уничтожили все книги по cвоей истории, у них ни на одном клочке ослиной шкуры не найдёшь Китайской Тартарии с Чиньяном, не было – и всё. В Британской энциклопедии есть, а у китайцев, которые в этом смысле местные, – нет. Через год у нас начинается двухлетняя якобы крестьянская война, в 75-м, через два месяца, как Емельке голову отрубили, Екатерина опубликовала манифест, в котором пугачёвское восстание предавалось «вечному забвению и глубокому молчанию»; ещё через месяц на другой стороне шарика образовалась страна Америка, США, наш путешественник отправился «сшивать Тартарию», и в это же время она со всех карт и летописей исчезла, а Америка возникла.

– Да мало ли на свете в одно время событий происходит!

– События событиям рознь. Такое впечатление, что в эти годы мир, как вор, своё пальтишко наизнанку вывернул, чтобы не узнали. По России прокатилась волна переименований: Яик в Урал, Белатырь… кстати, Аркань, я Белатырь нашёл – до 1777-го так называлась… Уфа! В те же годы поменяли все гербы российских городов и областей – зачем? А староверы-некрасовцы в 1775-м ушли с Кубани и воевали против нас за турок. Не странно ли?

– Ты скажи лучше, нашёл в Сибири Волгу? – с хитринкой спросил Аркадий.

– Нет, не нашёл… – вздохнул Семён. – Но зато все Оки на месте, и Орлик на байкальской, недалеко от истока, как и наш.

– И уральскую нашёл?

– Конечно. Там как раз мишари, мещерские переселенцы живут, и у главного пугачёвского атамана, Салавата, там ставка была.

– И где она течёт?

– Прямо с горки под названием Южный Урал.

– Слышал я там про две горки, – подал голос Николаич, – Ямантау и Косьвинский камень. Высокие. К нам челябинские спецы с какими-то микросхемами приезжали, намекали, что с тех горок всю землю слышно и видно.

– Выше Лубянки?

– Выше. С Лубянки только Колыму видно, а с Ямантау даже колымскую изнанку. Очень мощное место. Летающие тарелки там – как самолёты в Домодедово: и длинные, и круглые, а в самой горе супергород с туннелями на тысячи километров во все края.

– Но Волгу-то, Волгу? – настойчиво тянул на себя одеяло Аркадий, и неспроста. – Нашего-то бродягу послали на Волгу. Саянская Ока куда впадает?

– Я слышал, сибирской Волгой Лену называют, – подключился к разговору и Капитан.

– А я слышал – Обь. Когда мы в Семипалатинске выезжали на рыбалку, – Виночерпий собрался повспоминать про пьянки на полигоне, но Аркадий перебил.

– Погодите вы – Лена, Обь… твою мать, – его уже распирало, – помните, я вам рассказывал про Ямуну? Что в то время, когда Оку называли Ямуной, Волгу называли Гангой, как главный водный путь – Га-на-га, помните? А уже после, может, через тысячу лет, имя ей стало Ра.

– А потом Итиль, а потом уж и Волга. Знаем.

– Это потом! Но был ещё период, вероятно, очень продолжительный и – более чем вероятно! – очень активный в смысле географических изысканий: период между Гангой и Ра, когда обжившие эту территорию наши предки стали всем водным путям, всем Гангам, Га-на-гам, давать особенные, отличительные от общего массива судоходных рек названия, с обязательным указанием на главное качество, главную ценность реки, как пути – окончание «га». Вот тогда-то, в эту великую творческую тысячу лет, появились и Осу-га, и Моло-га, и Оне-га… да мало ли. Ветлуга, Луга, Мга… сотни рек! Но Волга была особенной Гангой: мало того, что она была главным путём, она ещё была путём на солнце, на юг. Никакой Нил не мог назваться Ра, как бы велик ни был, потому что течёт против Ра, только великая река, текущая на солнце, могла называться Ра… как ты думаешь, Николаич?

– Я по вашим рекам не понимаю, может, Ра, может, Пра. Я физик.

– А физика, думаешь, из других слов сделана? – вспыхнул Аркадий. – Почему мезон – мезон?

– Средний, промежуточный по массе.

– Ну, правильно.

– От древнегреческого ????? – средний.

– Беда с умными! Всё понимают, даже говорят вслух правильно: про-межу-точный. И дальше – стоп, гипноз! Твоё якобы древнегреческое ????? это просто русское между. Как мезолит, средний каменный век, между палео и нео. У твоих древних греков кроме мезос шаром покати, а у нас и промежуток, и межа, и промежность, и мездра.

– Мездра-то тут при чём?

– Как? Мездра – подкожная клетчатка между телом и…

– Дрой? – Николаич захохотал.

– …именно «дрой». Дра – это кожа, шкура, но опять не от латинского дерматина-dermis, которая от якобы греческого ?????, а от жёсткого русского «драть»! Кожа – это то, что драли, сдирали, и драли, когда никаких греков с их якобы древнегреческим в помине не было! Ты, Николаич, такую теорию придумал, а телегу всё норовишь вперёд лошади поставить. Или энтропию свою любимую возьми – откуда?

– От древнегреческого ???????? – поворот, превращение.

– Да я согласен, что от древнегреческого, просто надо же понимать, что всё древнегреческое от русского. Тропа и её обратка, ан-тропа, или как ты говоришь, поворот тропы. Превращение.

– Эк… – Николаич с удовольствием крякнул, – и как всё ложится!

– А Волга весь этот золотой век так и называлась: полностью, как главная артерия, – Ганга, но уже с царственной приставкой Ра. Ганга-Ра. Второе имя Оки, Ямуна, забылось, ушло вместе с будущими индусами-зябликами, Ока осталась, как и прежде, Окой, очень удачное имя, фокусное слово для большой воды, глаза-взгляда, дома-родины и старшинства: океан, око, санскритский окас, во всей Европе вода – ак(в)а, а во всей Азии к старшим мужчинам – приставка «ака»: Рустам-ака, Джамшит-ака, скажи Ген, ты же там бывал… И скорее всего, тогда слово Ока было мужским, означавшим старшую живоносную силу, то есть было в каком-то смысле – а может быть, в самом прямом – синонимом слова Орёл, Батыр-ака. Поэтому и один из первых крупных притоков – Орёл маленький, Орлик. То есть здесь, в самом плодородном, центральном, магическом месте и образовалась троичная именная матрица, в которую вмещалась вся сакральность земли и жившего на нём народа, своего рода троица, три в одном – сын-отец-дед, отец-сын-святой дух, тропа-дорога-путь. Молодого Орлика, которому принадлежит будущее, Орёл-ака, который Ока, выводит на Путь, к главной реке с именем Ганга-Ра. Орлик – Ока – Ганга-Ра. И так через всю евразийскую ширину, на равных расстояниях друг от друга, как крепости памяти, как печати на договоре между Землёй-матушкой и поселёнными на ней людьми: Орлик – Орёл-Ока – Ганга-Ра. И во что бы то ни стало эту матрицу надо было сохранить – навсегда, для потомков, которые должны будут в тяжёлую годину из неё силу черпать, и когда враги ли, иные племена, всё переназовут или исковеркают, чтобы лишить потомков силы предков, можно послать в прошлое ведающего гонца, чтобы он матрицу отыскал, прочитал и вернул земле и людям смысл.

– А в индийский Ганг никакая Ока с Орликом не впадает?

– Может быть. Только в него должна впадать Ямуна…

– С Ямунёнком.

– Да и зачем нам пока Индия? Я же говорю: в саянскую Оку впадает Орлик. Заметьте, у всех остальных притоков имена аборигенские, а Орлик и Ока – русские.