Будда и Моисей

– Да, – согласился Хотокэ, – во Вселенной очень много всяких чудес, и на нашей земле их не меньше. Ты только подумай, какие электромагнитные поля возникают на земном шаре. Вращение земли вокруг своей оси и вокруг солнца, вращение луны вокруг земли, движение земной коры, перемещение атмосферных потоков, геомагнитные поля – всё это порождает такие завихрения энергии, такие энергетические сферы, которые встретишь не везде во Вселенной. Вся материя, которая нас окружает, – это тоже энергия. И мы с тобой состоим из энергии, только у нас с тобой разные колебания. А представь, что есть такие существа, у которых колебания в тысячи раз быстрее, чем наши, или в тысячи раз медленнее. Тогда они становятся невидимыми для нашего глаза.

– Но тогда и мы невидимы для них, – улыбнулся Хотокэ.

– Вот именно! – воскликнул Мосэ. – А это значит, что вместе с нами существуют параллельные миры, которые находятся в том же пространстве, что и мы. Но мы о них даже не догадываемся. И может быть, наша энергия после нашей смерти перетекает в то их пространство, и начинает просто вибрировать с другой частотой.

– Но это уже из области фантастики, – усмехнулся Хотокэ.

– Вот когда ты смотришь телевизор, переключая с канала на канал, ты меняешь частоту воспринимаемой тобой энергии и не удивляешься. Почему же ты сомневаешься, что если мы научимся менять частоту своего физического состояния, то не сможем перемещаться в другие миры? Возможно, кто-то уже освоил это искусство и стал с нашей точки зрения бессмертным. Ведь что такое бессмертный? Или иными словами даос? Это тот человек, который научился управлять своей энергетикой, переноситься мгновенно на далёкие расстояния, исчезать и появляться, изменять погоду, превращаться в те или иные вещи. Такому бессмертному всё под силу, потому что не им управляет энергия, а он – энергией. Ему и воздуха не надо, потому что его энергия и есть его воздух. Недаром у нас в Японии живёт столько богов.

– Да, – согласился с ним Хотокэ, – Фудзивара Сэйка приблизительно в то же время сказал: «Японский путь богов также исправляет наши сердца, и высшей своей задачей синтоизм считает помощь народу и сострадание в его бедах; приверженцы Пути Юя и Шуня также считали это своей высшей задачей. В Китае такой Путь называют путём конфуцианства, в Японии – Путём богов; названия Пути разные, но его суть – одна».

– Вот видишь! – воскликнул Мосэ. – Это только доказывает наличие многообразия в мире.

Луна поднялась над землёй и приняла бледно-матовый цвет. Глядя на неё, Мосэ заметил:

– Я вполне допускаю, что сейчас Летающий Заяц находится на луне и в данный момент толчёт в серебряной ступке пилюли бессмертия.

Они оба рассмеялись.

Вскоре я их покинул и проник в гостевой домик к моей возлюбленной. В тот ночной час, лёжа рядом с ней недалеко от буддистского храма, я вдруг подумал о бессмертии, вернее, о том пути, который нас вёл к бессмертию.

Но что я представлял собой? И что представляла собой эта прекрасная женщина, спящая рядом со мной? Мы оба были маленькими пылинками огромного мира, дождевыми пузырьками, возникшими в океане жизни, отразившими его красоту и спешащими исчезнуть. Но этот краткий миг жизни нашего существования был наш, и он принадлежал только нам. И я вдруг ощутил всем своём существом реальность этого мира и полное наше присутствие в нём. Я подумал, что также, как неуничтожим этот мир, мы тоже не уничтожимы в нём. И если мы присутствуем в нём в настоящем, то и в прошлом мы всегда находились в нём, и будем в нём и в будущем. Это, наверное, и есть вечность нашего присутствия в этом мире.

Я наклонился над Натали и поцеловал её в щёку. Она чуть пошевелилась, но глаз не открыла, не смогла пробудиться, выйти из состояния забыться. Через некоторое время и я погрузился в него.

Мне снилось, что я попал в воронку, которая постепенно сужалась и уходила в бесконечность. Эта воронка была похожа одновременно на чёрную дыру, на раскрывшийся цветок и на женщину, отдающуюся мужчине. В этой воронке, несмотря на то, что она сужалась, не было ни темноты, ни полумрака. Откуда-то струился свет, но не похожий ни на солнечный, ни на электрический, это был живой свет, как тёплый свет души, свет времени бесформенного существования. И этот свет вливался в меня, наполняя меня своей энергией и жизнью. Я чувствовал себя в нём как в чистом роднике, бьющем из самых глубин древности, где всё ещё было бесформенным и бестелесным. Этот свет походил на сон, а также на летучую материю, состоящую из света, из которой можно было лепить всё, что угодно душе. Я сам был частью этого света, постоянно изменялся и перевоплощался, повинуясь скрытым порывам. И я подумал, что этот сон и есть моё возвращение к первоистокам, может быть, для того, чтобы его увидеть, нужно умереть, как мы умираем каждый раз, когда любим женщину, отдавая им частичку себя. Да, мы превращаемся в мельчайшие семена, корпускулы, растворяемся в этом свете, смешиваемся с другими частичками, меняем свою форму и становимся другими, вместе с тем сохраняя свою сущностную субстанцию.

Где-то растёт моя дочь, которую я ни разу не видел в глаза, но которая каким-то образом является мной в другой изменении, и она чувствует то же самое, что и я, и мы связаны с ней кровными узами, и если у неё будут дети и потомки, я тоже буду присутствовать в них. Поэтому мне так дорога эта женщина, которая лежит рядом со мной, полуобнажённая и прекрасная, потому что она является для меня Вселенной, через которую я могу проявиться и потом проявляться ещё тысячи и тысячи раз, и которая, также как и я, связана с прошлым и будущем. И нигде не обрывается эта связь. Потому что в это Вселенной есть живой свет, который формирует каждый раз нашу душу, и заполняет её собой. И вы в нём перерождаемся каждый раз человеком, птицей или животным. Мы становимся цветами, кустами, деревьями, странствуем в необозримом мире, заполняя всё жизнью. Тысячи раз умираем и тысячи раз рождаемся. Наша единая и единственная душа постоянно путешествует по свету, меняясь и перевоплощаясь. С ней мы плаваем, летаем, бегаем и ползаем, проникая во все уголки мира. Мы, обладая этим светом и этой летучей субстанцией, называемой душой, связаны с единым и вечным, с тем, что является в нашем представлении Богом. Мы сами являемся этим Богом, потому что мы владеем этим миром, являясь его частичкой и постоянно наличествуя в нём. Мы умираем и тут же воскресаем, мы постоянно проходим через эту воронку, напитываясь её энергией. Мы постоянно входим и выходим в этот мир через неё, но обретая каждый раз новую форму, мы отделяемся от этого света и используем только ту энергию, которую получили от рождения. И нам не понятно многое в этом мире, особенно те вещи и существа, которые также, как и мы, получают свою форму. Мы теряем связь с этим первоистоком и строим догадки о том, что может выйти из этой воронки, которая связана, каким-то образом с Сокровищницей Вселенной. И те огромные деревья, которые последние время начинаю исторгать из себя эту живую энергию, принимающую разные формы, нас заставляют задуматься, на какие чудеса способна ещё природа, которую мы совсем не знаем, потеряв с нею связь.

Тут я проснулся. Брезжил рассвет. В спальне ещё по углам прятались ночные тени. Голова Натали лежала у меня на плече. Я осторожно, чтоб её не разбудить, высвободил руку и опустил её голову на подушку. Затем я бесшумно встал с постели, быстро оделся и выскользнул из гостевого домика, чтобы не компрометировать свою возлюбленную.

Но тут я увидел монахов, сидящих в позе лотоса на веранде их хижины. Они сосредоточенно медитировали. На всякий случай я им поклонился. Возможно, что они меня заметили. Я прошёл к своей хижине и привёл себя в порядок.

Через некоторое время появился отец Гонгэ. Услышав его голос, я вышел к монахам. Он говорил им:

– Я договорился с одним судовладельцем, он возьмёт вас на борт своей шхуны и высадит близ Ибусуки. Сегодня утром капитан Тако направляется с грузом в Кагосима. Так что не теряйте времени, быстро собирайтесь и ступайте в порт Оцу-минато.

Увидев меня, он обратился и ко мне:

– Вы тоже можете с ними ехать и взять с собой американку. Завтрак я вам уже приготовил.

Гонгэ положил на пол веранды четыре коробочки бэнто – завтраки, завёрнутые в платок фуросики.

– Это всё, что я могу вам дать, – добавил он посмотрев на монахов, а потом на меня. – Если уж вы отправляетесь в дорогу, то вам придётся жить подаянием, как и полагается странствующим монахам, и заботиться о себе самим. Желаю вам благополучно вернуться ко мне. Буду молиться за вас.

– Учитель, – сказал, виновато опустив голову Мосэ, – простите, что из-за моей прихоти мы покидаем вас.

Отец Гонгэ улыбнулся и сказал:

– Если твоему желанию познания не дать свободу, то, я чувствую, оно сорвёт с фундамента весь этот храм.

– Что вы такое говорите?! – воскликнул, испугавшись, Мосэ.

– Да уж так оно и бывает, – ответил тот и продолжил, – один богач, обитавший где-то у горы Сиги кормил иногда мудреца какой-либо немудрёной пищей. Чтобы не нарушать своего уединения, мудрец неведомым образом направлял свою чашу богачу по воздуху, тот наполнял её чем-нибудь, и чаша тем же путём возвращалась обратно. Однажды богач сидел у себя в амбаре и, видимо, пересчитывал нажитое. Внезапно появилась чаша и, залетев прямо в амбар, остановилась перед богачом. Жадный богач не совладал с собой и в сердцах забросил чашу подальше в угол. Потом он вышел из амбара и запер его, забыв о чаше. По прошествии некоторого времени мудрец решил вернуть чашу назад. Его мистических сил хватило на то, чтобы вместе с чашей поднять в воздух амбар. Благополучно совершив перелёт на вершину горы, амбар приземлился поблизости от хижины мудреца. Летающий амбар видели многие люди, изумлялись от увиденного чуда и приходили в трепет, но мудрец совсем не считал себя сверхчеловеком. Жадный богач просил мудреца вернуть амбар на прежнее место, но тот решил оставить амбар там, куда он прилетел, содержимое же амбара, мешки с отборным рисом, он с готовностью вернул богачу тем же воздушным путём. Они взмыли в небо и подобно птицам перенеслись на прежнее место. Мудрец проявил полное бескорыстие, несмотря на настойчивые предложения богача, он категорически отказался оставить себе больше риса, чем ему было нужно для пропитания.

Сказав так, он повернулся и ушёл.

– М-да, – задумчиво произнёс Мосэ, – как говорил Накаэ Тодзю в своём трактате «Окина мондо» – «Вопросы и ответы старика»: «Путь Великого учения состоит в высветлении светлой добродетели».

Солнце уже поднялось высоко и становилось жарко. Наскоро умывшись и помолившись, Хотокэ и Мосэ надели свою монашескую одежду, а мы с Натали собрали дорожные рюкзаки. Перед уходом мы хотели попрощаться с учителем, но в храме его не оказалось, и мы поняли, что приход настоятеля и был прощанием. Взяв посохи, монахи отправились в путь. Мы последовали за ними.

Через час мы добрались пешком до порта Оцу-минато. Судно уже собиралось к отплытию. Утренний бриз полоскал на мачте какую-то выцветшую тряпку, отдалённо напоминающую флаг. О ржавые бока шхуны бились невысокие волны. С Японского моря тянуло желанной прохладой. Средних лет капитан шхуны с трубкой во рту, но по виду больше походивший на обычного крестьянина, принял нас приветливо. Я узнал в нём одного из слушателей моей вчерашней лекции. Расплывшись в простодушной улыбке, он крикнул нам весело с корабля:

– Забирайтесь, ребята, места всем хватит. Если не утонем, то доплывём. За что же вас отец Гонгэ отправляет так далеко? Провинились, наверное? Едете замаливать грехи?

Монахи ему поклонились, мы с Натали помахали ему рукой. Затем мы поднялись на шхуну. Капитан, не сходя с мостика, показал нам пальцем наше место под тентом прямо среди укреплённых тюков и приказал матросу отчаливать. Монахи ещё раз поклонились, но продолжали оставаться на корме, наблюдая за действием команды. Мы с Натали устроились среди ящиков.

Вся команда судна состояла из капитана и двух человек, его помощников: молодого парня, которого я тоже видел накануне, лет двадцати двух и древнего старика, который едва передвигал ноги. Парень и старик обличием походили друг на друга, как будто это был один и тот же человек, только в разном возрасте. Глядя на них, вспоминалась сказка об Урасима Таро, рыбаке, который когда-то вышел в море молодым парнем и, заблудившись, вернулся домой уже седым стариком. Парень убрал сходни и отдал швартовые, старик запустил мотор, капитан стал выруливать шхуну из порта в открытое море. Через некоторое время, передав руль парню, капитан подошёл к нам и монахам, расположившимся возле нас, чтобы ближе познакомиться.

– Здесь в порту меня зовут Тако (осьминог). Такая моя кличка, – сказал капитан, подавая нам руку. – А прозвали меня так, не потому что я сдаю кровь, а потому что в любую бурю всегда могу удержать шхуну против любой волны. Эти два моих помощника – мой отец и сын, так что этот корабль – наш семейный. Возим всякие грузы на юг и на север, этим и живём. До Кагосимы будем плыть два дня.

– А почему ваш отец и сын не очень похожи на вас? – задал Мосэ не совсем корректный вопрос.

Капитан, рассмеявшись, ответил:

– Потому что я похож на осьминога.

Затем, немного подумав, ответил уже, как будто, серьёзно:

– Когда-то и я был похож на них, пока не попал в лапы чёрта.

– Как это? – удивился Мосэ.

– Был такой период в моей жизни, – сказал Тако.

– Ушёл в море, а вернулся, меня никто не узнал, так я изменился.

– Как Урасима Таро?

– Верно, – ответил Тако и опять рассмеялся. – Только находился я не в подводном дворце у Морского Дракона, а в подводной лодке пирата Тора, который грабил и топил суда в районе индонезийских островов. Захватил он меня на моей лодке в море, когда я рыбачил, лодку потопил, а меня взял к себе в рабство, матросом. Я же потомственный матрос. Мой дед воевал ещё с русской эскадрой адмирала Рождественского в русско-японскую войну. А отец, – он кивнул в сторону машинного отделения, – на подводной лодке топил американские и английские корабли в проливе Гуадалканал, что возле Австралии. Тора работал на Абурауси (Толстую Корову), может быть, слышали?

– Ещё бы не слышать? – охотливо отозвался Мосэ. – Я его сам разыскиваю.

– Поквитаться? – участливо спросил Тако.

– Нет, что вы! Я даже в глаза его не видел. Хотел спросить его об одном учении. Называется «Роккакурон» – «Учение шести углов». Может быть, вы его читали?

Тако покачал головой и сказал.