Страна детей

В этот момент в кабинке появился наш новый фотокорреспондент Карим и стал снимать меня на фоне японской знаменитости. Об этом мы условились ранее. Я его просил, как можно больше, сделать снимков с писателем, чтобы потом пустить пыль в глаза всем знакомым и недругам. Выбрав подходящий момент, я шепнул ему на ухо:

– Загляни в соседнюю кабинку. Посмотри, с кем там сидит девушка.

Он понимающе кивнул и исчез.

Через несколько минут я услышал голос Светланы:

– Давай уйдем отсюда. А то что-то появляется много любопытных глаз.

Вероятно, Карим уже осчастливил их своим лицезрением.

– Хорошо. Уйдем поодиночке. Ты иди, а я выйду чуть позже. Расплачусь с официантом.

Прошло несколько секунд, и вдруг тот же мужской голос произнес:

– Постой, мы увидимся сегодня?

– Нет, – в ее голосе чувствовалось смущение, – сегодня не могу. У меня начались месячные.

Затем все стихло. Я сидел, словно в воду опущенный. Обед и интервью закончились. Иноуэ Ясуси с женой стали прощаться. Я поблагодарил их за интервью, они поблагодарили меня за обед, и мы расстались. Я вышел из гостиницы, и у меня потемнело в глазах от яркого солнца. Никогда еще не было мне так плохо.

6. Час овцы (с 13 до 15 часов дня)

В агентстве меня уже поджидал Карим, проявляя пленки.

– Ну что, ты видел его? Кто это был? – накинулся я на него с вопросами, хотя в душе уже знал, кто это мог быть.

– Известная личность. Баранов. Глава школы каратэ «Вадарю». Сэнсэй тигров.

– Сэнсэй облезлых кошек, – повторил я сравнение брата. – Я так и знал.

Карим пожал плечами. Раньше он слышал о вражде этой школы с клубом, о том, что мой брат недолюбливал Баранова, но, вероятно, впервые он увидел мою реакцию на прославленного лидера в этом престижном виде спорта.

– А мне удалось даже сделать их снимок, – как бы между прочим заметил Карим.

– Какой снимок? Ты хочешь сказать, что щелкнул фотоаппаратом, когда заглянул к ним? – я чуть не набросился на него с кулаками. – Да кто тебя просил об этом? Я попросил тебя только заглянуть за занавеску.

– Спокойно. Спокойно, – осадил меня Карим, – никто и не заметил моей съемки, потому что я снимал вот этой камерой.

И Карим положил передо мной на столе миниатюрную фотокамеру, способную уместиться на половине ладони.

– Шпионская камера, – похвастался он, – а пленка чувствительностью в семьсот дин. Можно снимать в полумраке.

– А где же снимки?

– Сохнут в лаборатории.

Мы спустились с ним в фотолабораторию, и он снял с глянцевателя полдюжины фотографий, на которых красовалась моя Светлана за одним столом с Барановым. Я забрал у него все фотографии и заставил его уничтожить фотопленку.

Мне нужно было срочно увидеться с братом и рассказать ему обо всем случившемся. Я вспомнил, что брат собирался повезти японцев на кладбище для панихиды.

– Послушай, – обратился я к Кариму, – если у тебя сейчас нет срочной работы, то я могу взять тебя с собой на японское кладбище. Сейчас там начнется возложение венков на могилы бывших военнопленных членами общества «Ангара-кай». Пока я буду брать у них интервью, ты бы смог сделать несколько трогательных кадров.

Карим тут же согласился. Пока он заряжал камеру, я вызвал из гаража машину агентства печати.

По дороге я не удержался и еще раз посмотрел на фотографии. Баранов сидел за столом в артистической позе, держа двумя пальцами бокал с шипучим напитком. Вина он не употреблял и был вегетарианцем. Это все знали. Да, артистизма и аристократизма ему было не занимать. Белокурая бестия. Его тщательно ухоженная прическа, вельможные манеры никогда не оставались не замеченными прекрасным полом. Не то, что кондотьер моего брата Козлов. Тот больше походил на орангутанга. А по своему простодушию – на слона. Но Светлана? Светлана! Как она могла стать такой двуличной, начать вести двойную игру? Ради чего? Даже на этой фотографии она выглядела чертовски привлекательной. Но что ею двигало, чтобы так предательски действовать против моего брата? А брата я очень подвел. На фотографии глаза у Светланы выглядели несколько испуганными. Но это только добавляло ей шарма.

– Красивая девочка, – заметил Карим, заглянув через мое плечо с заднего сидения.

Я спрятал фотографию и обратился к водителю:

– А поживее вы не можете? Этак мы приедем уже на пустое кладбище.

Шофер и так вел машину на предельной скорости.

Когда мы прибыли на кладбище, панихида уже была в самом разгаре. Японцы зажигали на могилах свечи и курительные палочки. Ряды белых надгробных плит с именами умерших в плену японцев заполняли довольно обширную поляну среди березового леса. Мой брат помогал японцам расставлять свечи. Эта мирная атмосфера кладбища подействовала на меня успокаивающе. Карим принялся щелкать фотоаппаратом с разных точек. Чтобы им не мешать, я в задумчивости бродил среди каменных плит, читая машинально имена умерших.

Но вот мой взгляд натолкнулся на знакомое имя – солдат второй статьи Синдзи Фукуда. Где-то раньше я уже слышал это имя. Так и есть. Этим именем мне представился тот ночной посетитель, крепыш с короткой стрижкой, самый молодой из них, который за всю беседу не проронил ни слова. Я от неожиданности опустился на колени и стер ладонью пыль с металлической пластинки, прикрепленной к каменной плите. Точно. РЯДОВОЙ ВТОРОЙ СТАТЬИ СИН¬ДЗИ ФУКУДА. Я не мог ошибиться. От волнения у меня даже выступила испарина на лбу. Я стал пристально рассматривать другие могилы и вскоре обнаружил такие металлические пластинки с именами и званиями: ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ ТАРО МОРИ, УНТЕР-ОФИЦЕР ХИРОСИ МАЦУЯМА. Да! Точно! Того пожилого звали Мацуяма. Я поманил пальцем Карима и заставил его сделать снимки этих трех могил. Затем на обочине я нарвал полевых цветов и положил им на могилы.

В это время японцы закончили панихиду. Я задал им несколько вопросов для интервью. Когда они ответили, я отвел брата в сторону и рассказал ему обо всем, что произошло в ресторане, показал ему фотографию Светланы с Барановым.

– Но откуда ей стало известно о готовящейся дезинформации, – сделав озабоченное лицо, задумчиво произнес брат.

– Я сказал ей, – признался я.

– Но зачем ты это сделал? – удивился брат.

– Я же не знал, что она связана с Барановым. Утром она позвонила мне на работу и объявила о вашей войне. Чтобы ее успокоить, я ей и сказал, что свиток спрятан в надежном месте.

– М-да, – задумчиво произнес брат, – положение осложнилось. А что у тебя с ней?

– Пока ничего, – пожал я плечами и, кажется, покраснел. – Иногда бегаем с ней по утрам.

– Могу я взять у тебя эту фотографию?

– Нет, – решительно заявил я.– Достаточно и того, что я показал ее тебе. Этот фотоснимок я уничтожу.

– Понимаю, – кивнул головой брат. – Надо предупредить Козлова, а то он положил на нее глаз. Как бы не проболтал чего лишнего. Сегодня он ведет секцию, и они могут встретиться.

– Как? – воскликнул я. – И у него с ней шуры-муры?

– Не совсем так. Я же тебе сказал, что он положил на нее глаз, а не она на него.

И я решил, во что бы то ни стало, побывать на занятиях этой секции.

На этом мы и расстались. Я поехал с Каримом в агентство, а брат повез японцев в гостиницу. По дороге я думал, глядя на злополучную фотографию, что вся эта шпиономания, государственная система слежки друг за другом растлевают людей, превращая ангелов, подобных Светлане, в проституированных Мата Хари.

7. Чвс обезьяны (с 15 до 17 часов дня)