– Нет уж, мне непривычно.
– Ну Борисович я.
– Значит, Павел Борисович, очень приятно познакомиться. А я Яков Данилович, потомственный казак, из этих мест. Но вернулся сюда недавно.
Хозяином Павла оказался известный до революции в художественных кругах пейзажист Минченков. С конца прошлого века и до 1918 года он был директором-распорядителем выставок Товарищества передвижников, самого большого сообщества русских художников – жанристов и пейзажистов.
Теперь Минченков работал учителем рисования на каменских педагогических курсах и при детском городке, а также преподавал историю искусств в местной школе и в педагогическом техникуме. Он устраивал там вечера воспоминаний, посвященные большим мастерам русского живописного искусства, рассказывал и показывал литографии.
* * *
Любознательный Павел подружился с хозяином и когда не был в поездках по краю, стал тоже ходить на эти вечера, с интересом слушал его рассказы о прошлых временах и таких разных людях. А затем и дома беседовал с высокообразованным Минченковым.
– Вам, Яков Данилович, теперь-то, при новой власти, тяжелее небось жить? Вас, наверное, опять в столицы тянет.
– Нет, наше Товарищество передвижных выставок распалось, ничего больше не выставляем и не организуем. Наверное, доживу свою жизнь здесь. Мне много не надо, на жизнь и на краски денег хватает, а доля учителя рисования всем известна: кто стал учителем, тот похоронил себя как художника.
– Почему, Яков Данилович?
– Так ведь отрываешься от художественной среды, от чистого восприятия художественных произведений. И еще потому, что нет времени для самостоятельной творческой работы.
– Но ведь вы же рисуете ваши этюды.
– Пишу, Павел Борисович, – красками не рисуют, а пишут. Но все же это не то. В провинциальном городке не видишь ничего, кроме собственных работ. Поэтому останавливаешься в развитии, а потом начинаешь быстро катиться назад.
– Яков Данилович, чего я хочу вас спросить: вы картину «Три богатыря» когда-нибудь видели?
Минченков заулыбался:
– Конечно, видел. И художника знал, Виктора Михайловича Васнецова. Картина эта – шедевр русской живописи, в ней воплощена вся былинная мощь наших предков. Вы почему спросили?
– Да так, один знакомый говорил, будто похож я на Алешу Поповича с той картины.
Минченков присмотрелся к нему:
– А верно, сходство есть, правильно подмечено.
В другой раз Павел спросил:
– Яков Данилович, а художников-евреев вы знали?
– Как же не знать – конечно, знал. Левитана, Исаака Ильича, знал.
– Значит, есть все-таки евреи-художники. Ведь еврейская религия запрещает изображения живого мира.
– Да? – я этого не знал. А вам откуда это известно?
– Да потому что я еврей и в детстве учился в еврейской школе, в хедере. В семье моего деда, раввина, не было никаких изображений, и в синагоге тоже никаких художеств.
– Ну, признаюсь, вы меня удивили. Евреев-художников я знал, а вот еврея – командира красной кавалерии вижу впервые.
– Яков Данилович, кто был этот самый Левитан?
– О, это великий русский пейзажист. Тяжелую жизнь прожил – рано осиротел, был страшно беден, будучи бездомным, ночевал под скамьями Училища живописи, в котором учился, питался на три копейки в день. Бедняк из бедняков. А в искусстве поднялся до недосягаемой высоты. В молодости поддерживал Левитана его товарищ Василий Часовников, тоже художник, делился с ним всем. Кстати, когда Левитан был уже известным художником, его хотели выселить из Москвы как еврея, и тогда Товарищество передвижников вступилось за него. А писал он удивительно, умел находить в природе мотив, умел овладевать им. Пейзажисту ведь надо иметь не только верный глаз, но и внутреннее чутье, надо слышать музыку природы и проникаться ее тишиной. Все это у Левитана было врожденное, его породила сама эпоха и вынянчила страшная нужда.
– Яков Данилович, он ведь писал с русской природы?
– Конечно, с русской, с такой русской, какой нигде в мире больше нет.
– Вот мне и непонятно – откуда к еврею могло прийти такое чувство русской природы?
Минченков как будто поразился вопросу, задумался:
– Да, это правда – откуда? Я-то сам, конечно, не знаток еврейской души. Но Левитан очень интересный феномен. Был в русском искусстве еще один великий еврей – Антокольский, Марк Матвеевич, самый великий русский скульптор. Это мировая величина.
Павел видел раньше очень мало картин, но скульптур не видел никогда. В те годы еще не было скульптур Ленина, который только недавно умер, и скульптур Сталина, который еще не успел возвеличить себя. Павел видел несколько памятников на площадях небольших городков и скульптурные композиции низкого качества на кладбищах. Об искусстве скульптуры у него было еще более смутное представление, чем о живописи. Он поразился:
– Как это – еврей был великим русским скульптором? Чего же тут великого – памятники на площадях да на могилах делать?
По лицу Минченкова пробежала улыбка:
– Да, памятники он создавал тоже. Но главным его делом были скульптуры исторического содержания, которые он выставлял на художественных выставках и в музеях. Вы, Павел Борисович, недооцениваете искусства скульптуры, потому что вам не довелось с ним познакомиться. Скульптура – это самый монументальный вид изобразительного искусства, она берет начало от египетских и месопотамских скульптур, а потом уже появляются работы греческих и римских зодчих.
– Про Египет, Грецию и Рим я читал немного. А что это такое – «месопотамское»?
– Это область на Ближнем Востоке, междуречье двух рек – Тигра и Евфрата. Там много тысяч лет назад зародилась колыбель цивилизации.
– Колыбель цивилизации? Спасибо, что сказали. Надо мне почитать. Так этот Антокольский, сам-то он откуда?
– Он родился и вырос в бедности, в еврейском городке Вильно. А вот сумел же превратиться в самого знаменитого русского скульптора. Никто лучше него не передал самую сущность великих исторических фигур – Ивана Грозного, Петра Первого, Ермака, летописца Нестора. Да и в других скульптурах он непревзойден. Его Сократ, Спиноза, Иисус Христос…
– Еврейский скульптор делал фигуру Христа?
– Ваял из мрамора! Если попадете в Москву, обязательно сходите в Третьяковскую галерею, там много картин Левитана и скульптур Антокольского.
– Если попаду, обязательно пойду. Но что такое Третьяковская галерея и где она в Москве?
– Ну, там вам каждый покажет. А названа она так по имени купца Павла Михайловича Третьякова, собирателя картин и скульптур. Он собрал их тысячи и все это передал в дар городу Москве. Да, великий был меценат.
Павел не знал многих слов из богатого лексикона Минченкова и опять, конечно, переспросил:
– Меценат – это кто?
– Ну как вам объяснить? – это состоятельный человек, который своими средствами поддерживает художников, да и вообще всех работников искусства.
– И тот русский купец Третьяков тоже поддерживал евреев Левитана и Антокольского?
– Еще как поддерживал!