Судьбы

– Ты зачем мою дочь проституткой обозвала? Зачем над ребенком издеваешься?

– Да я ее не обзывала, – пыталась оправдаться Вера Николаевна, – я ее просто предупредить хотела.

– Предупредила? А теперь у ребенка истерика. Слезами заливается. Ты мне за это ответишь.

Людмила опять схватила Веру Николаевну за волосы и стала бить ее головой об пол.

– Славка, что же ты смотришь? Защити мать! – обратилась мать к сыну, но тот смотрел на происходящее и улыбался.

Вера Николаевна заплакала, не столько от боли, сколько от обиды на сына. Сколько раз она его спасала? Если бы она его не закодировала, он бы уже давно сам в могиле лежал. А он позволяет сожительнице вот так издеваться над матерью. А Людмила, распаляя сама себя, вошла в раж, била ее кулаками по лицу, душила, и опять била головой об пол. Вера Николаевна больше ни о чем не просила. Она видела только смеющиеся глаза сына и понимала, что ему нравится, как издеваются над матерью.

Когда она очнулась, то не сразу поняла, что лежит не в постели, а в своей комнате на полу. Сознание возвращалось постепенно, вспомнила, как ее избивала сожительница сына, и смеющиеся глаза Славки. Из-за закрытой входной двери доносились голоса Славки и Людмилы.

– А давай ее придушим, – предлагала Людмила.

– Следы останутся, – возразил многоопытный в уголовном деле Славка.

– Ну тогда подушкой, от подушки следов не останется.

– Давай сама, я не буду.

– А ведь они не шутят, – подумала Вера Николаевна, – могут и задушить. Ее любимый и единственный сынок Славка один раз уже пытался это сделать. Это случилось после его первой отсидки. Он тогда сильно напился и начал обвинять мать в том, что это она его в тюрьму посадила. Обвинения закончились тем, что он несколько раз ударил ее по лицу и начал душить. Ей тогда удалось вырваться и убежать из дома. Среди ночи прибежала она в милицию, рассказала, что сын хотел ее задушить. Обратно она приехала с нарядом милиции. Сын спокойно спал в своей комнате и никакой агрессии ни к ней, ни к милиции не проявлял.

– Ты зачем мать избил? – спросил его милиционер.

– Я? – удивился Славка. Да я ее даже не видел.

– А откуда у нее синяки на лице?

– Не знаю. Может на пороге упала. Порог у нас скользкий.

– А она утверждает, что ты ее еще и душил.

– У нее в последнее время с головой проблемы.

– Но ты же пьян?

– Ну выпил немножко после работы, и сплю.

Ни в голосе, ни в поведении никакой агрессии. И милиция почему-то поверила ее сыну, а не ей. Ее оставили дома, а сами уехали.

А на этот раз ее точно задушат. Она потихоньку попробовала встать. Получилось. Тихонько подошла к двери и закрыла ее на накидной крючок. Сын с сожительницей по-прежнему совещались, как лучше от нее избавиться. Она подошла к окну и открыла его. Высоковато конечно, до земли метра полтора, в ее возрасте можно и ноги поломать. Но зато оно выходит прямо на улицу, а не во двор. На ней только ночная рубашка и комнатные тапочки. Обувь для улицы стоит в коридоре, там же и теплая одежда висит. В шкафу, который стоит в комнате, есть ее кофты, но его сейчас нельзя открывать, дверка будет сильно скрипеть, услышат. Перекрестилась и полезла в окно. На землю спустилась почти нормально, только руки и ноги сильно разодрала.

Куда дальше? В милицию? Нет, в милицию она больше не пойдет. Нужно ехать к подруге, Славка не знает где она живет. В комнатных тапочках и в ночнушке побрела на площадь. Оттуда на такси и приехала к подруге, которой пришлось еще и за такси заплатить. Теперь вот уже почти месяц живет здесь, без денег и без документов. Если бы догадалась взять с собой сберкнижку, то пенсию могла бы снимать, но тогда она об этом не думала. А теперь вот сидит на шее у подруги, закончила свой грустный рассказ Вера Николаевна.

Я пообещал привезти ей картошки и денег, и жена заверяла ее, что мы ее не бросим. А пока-что я отдал Вере Николаевне те немногие деньги, которые были у меня в кошельке, на первое время на продукты хватит.

– А Вы в милицию не обращались? – спросила жена.

– Нет, – ответила Вера Николаевна.

– А может вы съездите в милицию и заявите на них? – предложила Вера Николаевна нам с женой.

– От нас заявление не примут, во-первых, мы для Вас посторонние люди, а, во-вторых, сами мы ведь ничего не видели. Нас даже слушать не станут, – пояснил я. – А давайте завтра я отвезу Вас в милицию, и Вы сами напишете на них заявление.

– Нет, сама я ничего писать не буду. Это ведь мой сын все-таки.

Вот она, материнская любовь. Он ее убить собирался, а она не хочет заявлять на него в милицию. Но, в принципе, это ее право.

Мы с женой еще несколько раз навещали Веру Николаевну, привозили продукты, немного денег, картошку и яблоки, чтобы она не чувствовала, что сидит у подруги на шее. Но в последний приезд нам показалось, что отношения между подругами немного разладились, в разговорах между ними уже не чувствовалось того тепла, которое было два месяца назад, а в их голосах был какой-то холодок. Характер у Веры Николаевны конечно не ангельский, возможно она что-то лишнее и сказала подруге. А когда мы приехали к ним в очередной раз, подруга сказала, что Вера Николаевна у нее больше не живет. Приезжал Славка и уговорил мать вернуться домой. Хотелось спросить: «А откуда он адрес узнал?», но мы не стали это спрашивать, возможно сама подруга как-то и сообщила Славке где находится его мать. Как я понимаю, отсутствие матери его вполне устраивало. Прошло уже три месяца как она сбежала, но он и не собирался ее искать. А тут вдруг приехал забирать. Что-то здесь не так. Наверно подруга, может даже из лучших побуждений, пригрозила ему, что в милицию сходит.

На следующий день жена накупила гостинцев, и мы поехали навестить Веру Николаевну дома. На порог дома вышла Людмила. При виде нас, она совсем не обрадовалась. Сказала, что Славки дома нет, а Вера Николаевна не хочет никого видеть. Но через приоткрытую дверь я увидел, что Славка был дома. В дом Людмила нас не пустила, и взять для Веры Николаевны наши гостинцы она также отказалась, сказав, что у нее все есть, и она ни в чем не нуждается. Так, ни с чем, мы и уехали. Было подозрение, что над Верой Николаевной там опять издеваются, поэтому через неделю, я заехал к ней еще раз. На звонок из дома никто не вышел. Тогда я постучал в окно, через которое убегала Вера Николаевна. Чтобы дотянуться до стекла, мне пришлось встать на цыпочки. Да, здесь высоковато. Даже странно, что ей удалось отсюда выбраться не поломав ноги, она ведь сантиметров на десять ниже меня. На мой стук никто не отозвался. Если бы Вера Николаевна находилась в этой комнате, она наверняка подошла бы к окну. Может ее в маленькую комнату переселили? Ну конечно же переселили, они ведь давно этого хотели. Как я сразу не догадался? Но окно из маленькой комнаты выходит на противоположную сторону, в палисадник. Туда можно попасть только через соседний двор. Позвонил к соседям, которые занимали другую часть дома. Мне повезло, соседка была дома, но о Вере Николаевне она ничего не знала, так как не видела ее уже очень давно. Она даже не знала, что та три месяца не жила дома. Пройти через свой двор на участок соседки она мне разрешила. Я долго стучал в окошко маленькой комнаты, но и там никто не отзывался. По всем признакам выходило, что Вера Николаевна не встает с постели и не может подойти к окну. Это было очень странно, ведь три недели назад она чувствовала себя вполне нормально и ни на что не жаловалась. И опять я уехал домой так ничего о ней и не узнав. Попасть к ним в дом больше надежды не было.

Через некоторое время жена где-то встретила Славку, от которого и узнала, что Вера Николаевна умерла.

– А нас то почему на похороны не пригласили? – спросила она его.

– У меня нет номера вашего телефона.

– Но ты же был у нас дома и знаешь где мы живем.

В ответ молчание. Понятно, что нас никто и не собирался звать.

Вот еще одна незавидная женская судьба. Всю жизнь Вера Николаевна прожила ради своего сына, но он никогда это не ценил, ни при ее жизни, ни после смерти.

Павлик

Павлик зашел в море, чтобы искупаться. Он уже отошел от берега метров на двадцать, но воды было ему только по колена. Какое-то оно очень мелкое это море, но зато большое, противоположного берега почти не видно. Где же глубина, чтобы можно было искупаться? Прошел еще метров десять, здесь глубина уже по пояс, можно и искупаться. И тут его сзади кто-то позвал: «Павлик, выходи!». Павлик оглянулся и увидел, что на берегу моря стоит одинокий мальчик, и больше никого нет. А ведь, когда Павлик заходил в воду на берегу было полно народа. Куда же они все подевались?

– Павлик, выходи! – опять позвал мальчик.

Кто он такой и что ему нужно? – подумал Павлик.

– Сейчас, искупаюсь и выйду, – сказал ему Павлик.

– Павлик, выходи! – словно не слыша ответа, опять позвал мальчик.

Павлик открыл глаза и увидел над головой бабушкину люстру. Значит он еще не на море, а у бабушки Любы на даче под Серпуховом. Море ему только приснилось. В комнате было душно, и ему стало жалко, что во сне он не успел искупаться. Он закрыл глаза, пытаясь вернуть этот прекрасный сон. Дрема только начала к нему опять возвращаться, как опять послышался голос: «Павлик, выходи!». Теперь он узнал этот голос. С улицы его звал друг Костя, который тоже жил у бабушки на даче неподалеку.

– Ну что ему нужно? Такой сон перебил, – огорченно подумал Павлик.

Он нехотя встал, подошел к окошку и открыл форточку. Снаружи в комнату сразу ворвалось разноголосое пение птиц и шум Симферопольской трассы, проходящей буквально в сотне метрах от бабушкиной дачи. Днем этот шум как-то не замечается, к нему уже привыкли, а ночью он настолько сильный, что спать с открытой форточкой невозможно, поэтому, даже в жару, приходится спать с закрытой форточкой. Кстати, бабушкина дача находится в деревне Костино, где живет и его друг Костя. Правда интересно получается? Костя живет в Костино.

– Чего тебе? – спросил он стоящего за оградой Костю.

– Ты чего спишь так долго? Выходи гулять, у нас ведь всего два дня осталось, – с грустью в голосе ответил друг.

Действительно, сегодня уже суббота, а в понедельник он с мамой уезжает на море, потом пойдет в первый класс, и они с Костей в этом году больше не встретятся. Костя тоже пойдет в первый класс. Они с Костей одногодки, но Костя выглядит гораздо старше Павлика, хотя Павлик и шустрее, и сообразительнее Кости.