Судьбы

– Где он так целоваться научился? – неожиданно для себя подумала Нина. – Ведь девушки у него не было.

А его поцелуи ей нравились. И ее губы, как-то неожиданно даже для ее самой, ответили на его поцелуи. А что здесь в принципе плохого? Ну поцелуется она с парнем, ну и что? А Вася ее обнял, гладил по спине, и целовал. Стыдно было самой себе в этом признаться, но это ей тоже нравилось. Молодое тело хотело такой ласки. Но у Васи аппетит разыгрался, и он уже полез не туда, куда нужно. Это ей уже не понравилось.

– Вася, ты обалдел? Ты что делаешь? Прекрати! – грозно, как ей казалось, сказала она. – Коле, что потом скажешь?

– Да зачем тебе этот Коля? Я на тебе женюсь, – сказал Вася, и снова стал ее целовать.

И снова ей было хорошо. Мозг еще сопротивлялся, но тело уже расслабилось и принимало Васины ласки. Да откуда Коля об этом узнает? Вася же не дурак, чтобы ему об этом рассказывать. Ей и самой интересно было, как там дальше будет. Подруги об этом рассказывали, но у нее этого еще ни разу не было. И мозг тоже расслабился и перестал сопротивляться.

Когда Николай вернулся из армии, Нина уже была замужем за Васей, и они ждали ребенка. Все как-то с первого раза получилось. Сначала она хотела оставить все как есть и дождаться из армии Колю, но живот начал расти очень быстро, и пришлось выходить замуж за Васю. А может оно так и лучше. У Васи зажиточные родители, а у Коли одна мать, и живут они очень бедно. Коля правда умный, с ним было интересно говорить обо всем на свете, но ведь разговорами сыт не будешь. А Вася тракторист, и неплохо зарабатывает.

Вася с Колей встретились только один раз.

– Извини, Коля, так получилось, – сказал тогда Вася.

А с Ниной Коля вообще ни разу не виделся. Дома он пробыл не долго, сразу поступил в какой-то институт в Киеве, и уехал туда учиться. Встретились они лет через десять, когда Коля приезжал в гости к матери вместе с женой и двумя сыновьями. Он уже был ученным, кандидатом наук, говорил, что пишет докторскую диссертацию. О том, что Нина не дождалась его с армии, он уже не жалел, хотя сначала конечно же страдал и долго не мог ее забыть. А вот Нина теперь сильно пожалела о своем выборе. Ведь на месте его жены могла быть она, и теперь жила бы в Киеве, а не в селе. И не нужно было бы каждый день кормить скотину и убирать навоз. Ну что она видела за Васей, кроме этой скотины. Одна радость, что дочь растет. Ну, допустим, она нигде не работает, и некоторые ей даже завидуют, но ведь у нее и дома работы полно. Вася с ней уже не такой нежный и ласковый, как раньше, только от него и слышишь: подай да принеси. Он растолстел, но не так, как все нормальные мужики, чтобы живот вырос, а как-то буквально весь округлился, за что и получил кличку «огурец». Народ все подмечает, со стороны он действительно похож на толстенький огурчик. Теперь он – Вася Огурец, а ее все зовут Огурцова Нина. Неправильный она тогда выбор сделала. Да и Николай в этом тоже виноват. Если бы он не попросил своего лучшего друга за ней присматривать, то ничего этого и не случилось бы. В вопросах любви нельзя доверять ни лучшим подругам, ни лучшим друзьям. Теперь она это точно знает. Жаль только, что изменить уже ничего нельзя.

Мстительница

Родители Ювко Володи расстарались, на вечеринку по поводу проводов сына в армию собрали гостей как на свадьбу, больше сорока человек. И всех родственников пригласили, даже тех, которые у них в доме никогда и не были, и конечно же Володиных друзей. Несмотря на осень, погода стояла теплая, поэтому два ряда столов поставили в саду, на свежем воздухе. За одним рядом столов расположились пожилые гости, а за другим – молодежь. Нину К. Володя также пригласил на вечеринку, хотя она была на два года моложе его, и не относилась ни к его друзьям, ни к подругам. Скорее всего, ее пригласили как подругу его дальних родственниц, с которыми она дружила. Нине недавно исполнилось шестнадцать лет, и она училась в девятом классе, но и по фигуре, и по рассудительности, казалась старше своих лет. Она была девушкой среднего роста, довольно симпатичной и привлекательной. Рядом с ней за столом сел Миша, по кличке Мишуня, сосед Володи, парень, пожалуй, самый видный из всех гостей, высокий, сильный и красивый, с буйной копной вьющихся волос. Он лет на шесть старше Нины и уже отслужил в армии, теперь работал в колхозе шофером. Отца у него не было, жили вдвоем с матерью в старенькой, крытой соломой хатке. Даже забора возле хаты не было, так, какое-то подобие ограды из жердей. Если бы не эта мелочь, то он был бы завидным женихом, а так сразу было видно, что из парня хозяина не будет.

Нина Мише сразу понравилась, и он не отходил от нее весь вечер. Почему он ее раньше не замечал? Оказывается, совсем рядышком такая симпатичная соседка выросла. Миша всячески старался за ней ухаживать, и вина подливал, и закуски подкладывал, а уж с комплиментами вообще был неиссякаем. Все танцы с ней танцевал только он, больше никого к Нине и близко не подпускал. Нине его ухаживание нравилось. Она даже не предполагала, что парни могут быть такими внимательными. А какие комплименты говорит, разве от ее сверстников такого дождешься? От выпитого вина и комплиментов она была просто на седьмом небе. Как же ей повезло, что за столом он оказался рядом. Это же просто счастье, иметь такого парня. Народ правда о нем отзывался не лучшим образом, но ведь она своими глазами видит, какой он замечательный парень.

Когда Миша ненадолго отлучился, подруги чуть было не испортили Нине все праздничное настроение. Начали рассказывать ей про Мишу всякие гадости, предупреждали, чтобы с ним не связывалась, так как уже не одна девка из-за него горькие слезы проливала.

– Завидуют, – подумала Нина, – а еще подруги. Еще бы не завидовать, ведь она самого красивого парня отхватила, причем без всяких усилий с ее стороны.

А Мишушя похоже в нее влюбился, ни на шаг не отходит и все в глаза заглядывает, старается угадать каждое ее желание. И опять веселье и танцы до упаду. Миша все время с ней рядом. Как же это приятно, когда за тобой так ухаживают.

Гости начали расходиться поздно, когда уже луна на небе взошла. Миша, конечно же, пошел провожать ее домой, хотя до ее дома было всего триста метров. На перекрестке он предложил Нине погулять еще, ведь стоят последние теплые деньки, да и ночь сегодня такая лунная и чудесная, а выспаться они еще успеют, когда стариками будут. Думать о старости Нине еще не хотелось, она была рада побыть с Мишей подольше.

– А давай на ставок сходим, – предложил Миша, – там сейчас так красиво. Ты, когда ни будь, была ночью на ставке?

Ну конечно же она ночью на ставок никогда не ходила. Что ей там ночью делать?

– Лунную дорожку посмотришь, это такая красота, – расхваливал ночные красоты Миша.

Уходить так далеко от домов Нине конечно же страшновато было, мало ли что у него в голове. Но она ведь не дура, неужели она вовремя не заметит, если ситуация начнет выходить из-под контроля. Если что заметит, то убежит, да и постоять за себя она сумеет. Да нет, пустое все это. Не способен он на подлость, вон какой добрый и ласковый, как говорят в народе: «хоть к ране прикладывай». И Нина согласилась на ночную прогулку, они свернули направо и пошли к ставку на Рокиту.

Утром следующего дня гости опять собрались, чтобы уже окончательно проводить Володю в армию. Пришли правда не все, набралось только на один ряд столов. Нина сидела напротив меня. Слезы ручьем текли по ее щекам, и она никак не могла их остановить. Она бросала жалостливые взгляды в сторону Мишуни, сидящего на другом конце столов и делающего вид, что Нину он вообще не знает. Да, не зря подруги её предупреждали, и зря она им не поверила. Каким же козлом оказался этот Миша! А таким добреньким прикидывался.

Я догадывался о том, что случилось, да и не только я, это понимали все сидящие за столом. Нина была моей соседкой, с которой мы были знакомы с детства, и мне было ее очень жалко. У людей очень злые языки, и через пару дней об этом будет знать половина села. После этого, выйти в селе замуж за нормального парня, ей будет невозможно. А как к этому отнесутся ее родители?

Ее родители построили дом на нашей улице сравнительно недавно, лет восемь назад. Место выбрали не самое удачное, не доходя десятка метров до знаменитой рудки возле Коли Грека. Раньше на этом месте были только огороды, так как еще осенью, в период дождей, низ этих огородов всегда затапливался. Зимой эта вода замерзала, и детишки с удовольствием катались на этом безопасном катке, так как глубина там была не более сорока сантиметров. Родители Нины были не очень общительны. Мать была домохозяйкой, а где работал ее отец, я даже не знаю. В отличие от родителей, Нина была очень общительной. Она дружила с моими соседками Олей и Ниной, и со мной, и с моей сестрой Аллой. В детские игры мы всегда играли вместе, но играли или в нашем дворе, или во дворе Оли и Нины. Я об этом тогда не задумывался, но во дворе у Нины К. мы никогда не играли. Заходили иногда к ним во двор, чтобы позвать Нину играть, но дальше калитки не проходили. А у них в доме никто из нас вообще никогда не был. Я не знаю точно, но наверно ей запрещали приводить в дом своих друзей.

О происшедшем родителям Нина конечно же ничего не сказала, и от соседей они об этом ничего не узнали, так как соседи к ним в дом не ходили. Тяжелого объяснения с родителями ей удалось избежать, и все было бы хорошо, если бы не начал расти живот.

Когда начал расти живот, Нина сходила к Мишуне поговорить, но он ничего и слушать не хотел.

– Да таких как ты у меня десяток наберется. Не могу же я на всех жениться, я ведь не мусульманин какой-то, – философствовал он.

– Так ведь ребеночек будет, – пыталась разжалобить его Нина.

– Это твои проблемы, ну аборт, что ли сделай. Ну куда я тебя приведу, сама подумай, в эту развалюху? – говорил он, показывая на свою хатку. – Чтобы и тебя и мать придавило, когда она завалится? Мне сначала нужно новую хату построить, а потом уже жениться.

Нина ушла ни с чем. Придется все рассказать родителям. Но как это стыдно будет сделать, особенно перед отцом. Разговор с родителями она все откладывала, протянула еще две недели, а потом рассказала все матери. Та была в шоке. От своей умной и рассудительной дочери такого она никак не ожидала. Узнавший эту новость отец кричал на Нину весь вечер: «Ты что, дура? Как ты могла с ним связаться? Про его похождения ведь все село знает. Ты что, ни разу об этом не слышала?» Ну конечно же она об этом слышала, но не поверила. Встал вопрос, что делать дальше? Им такой зять, а Нине муж и даром не нужен, поэтому о свадьбе и речи быть не может. Оставалось сделать аборт, чтобы дочь нормально школу закончила, и забыть все, как страшный сон. Нина в душе еще лелеяла надежду, что Мишуня на ней все-таки женится, но родители об этом и слышать не хотели. А дальше в ход этой истории вмешалась сама судьба. Зимой Мишуня кого-то машиной сбыл насмерть и сел на семь лет. Его мать умерла, когда он сидел в тюрьме, и оставшаяся без присмотра хатка действительно завалилась. Больше о Мишуне Нина ничего не слышала, но злость и на него, и на всех таких как он мужиков в ее душе осталась.

После окончания школы Нина связалась с каким-то женатым мужиком, который поселился с ней в доме ее родителей. Соседи не понимали, почему на это равнодушно смотрят ее родители? Частенько к их дому приходила жена этого мужика, привозя маленького ребеночка на санках, и просила Нину не разрушать их семью, но Нина была безжалостна. Слезы этой женщины ее абсолютно не трогали. Заставив мужика развестись с женой, она его выгнала, и привела домой другого. И опять к дому Нины приходила женщина, везя в коляске девочку.

– Опять эта женщина пришла, – говорила соседка.

– Это не та, это другая, – говорила другая соседка. – У той был мальчик.

Соседи удивлялись, ну как из такой хорошей и миленькой девушки такая стерва выросла? Но Нина себя стервой не считала. Она мстила этим похотливым козлам и за себя, и за других поруганных ими девушек, которым они сломали жизнь. Нина развела и эту семью, и опять выгнала разведенного мужика. Ей уже нечего было терять, и она продолжала им мстить. Сколько так продолжалось, я не знаю. Я уехал из села и очень долго мы с Ниной не виделись.

Через сорок лет после выпуска со школы, я впервые попал на встречу выпускников нашего класса. Мы собрались в помещении нашего класса, в котором учились два года. Здесь я увидел и Нину К. Она просто сидела за одним из столов и слушала наши рассказы о своей жизни за прошедшие сорок лет. Она сильно постарела, и сидела очень грустная. Что она здесь делала было не совсем понятно, ведь она была на два года младше нас, и к нашему классу никакого отношения не имела. Я подсел к ней и спросил о ее жизни за это время. Увидев меня она обрадовалась, но рассказывать о своей жизни Нине явно не хотелось, узнал только, что она была замужем, но детей не было, теперь опять одна.

Через пять лет, на следующей встрече выпускников, я узнал, что Нина умерла.

Мария

Мария проснулась от холода. Провела рукой по постели. Михаила рядом не было. Проспала, что ли? В хате еще темно, и за окнами ненамного светлее. Сколько же сейчас времени? Будильник стоит на столе, и чтобы посмотреть время, нужно еще дойти до стола, а вылезать из-под одеяла в такой холод совсем не хочется. Вчера вечером муж предлагал протопить на ночь печку, чтобы ночью теплее было, но она сказала, что не нужно, мороз не очень сильный. Зря она не согласилась. В ногах, свернувшись калачиком, лежит рыжий кот Васька. Ему наверно тоже холодно. Сделав над собой усилие, Мария встает и подходит к столу. Будильник показывает без пяти минут шесть. Ничего она не проспала. Муж то чего вскочил в такую рань? Ему чего не спиться? Или никак не может привыкнуть к тому, что он уже на пенсии и на работу идти не нужно? Если бы он не ушел, то она, может быть, и не замерзла бы. Мария берет с вешалки тулуп мужа, опять залазит под одеяло и сверху накрывается тулупом. Попробует немного согреться, а потом уже и вставать будет. Торопиться ей некуда, в хозяйстве у них только поросенок и куры, покормить их она еще успеет, а на работу в колхоз она уже давно не ходит. Теперь им уже дети помогают. Они живут в Киеве, у них свои семьи, а дома они с мужем остались вдвоем.

Детей у нее двое, близняшки – Сережа и Нина. Сережа считается старшеньким, тогда, в сорок первом, он родился первым. Почему-то вспомнилась страшная зима сорок третьего года, наверно это от холода, из-за того, что она замерзла. Тогда тоже было очень холодно.

Мужа забрали на фронт в первые дни войны, и она осталась одна с двумя младенцами на руках, а через три месяца в село пришли немцы. Первую зиму они пережили нормально, хватило и продуктов, и заготовленных мужем дров, а вот на вторую зиму пришлось очень туго. Весной сорок второго, она часть огорода лопатой вскопала и немного картошки посадила, а вот дров на зиму, ей заготовить не удалось. Вторую зиму жили впроголодь. Своей картошки хватило только до Нового года, потом пыталась занимать у соседей. Сначала давали, жалко им было деток маленьких, но потом перестали, самим стало есть нечего. Удалось правда договориться, что будут ей отдавать картофельные очистки. И на том им спасибо. На этих очистках и продержалась она с детишками до начала марта. А в марте уже и очистки редко кто отдавал. А с дровами тогда совсем беда была. За зиму она сожгла весь свой плетень, и ворота, и калитку. Вокруг дома больше никакой изгороди не было и сжигать больше было нечего. Те, у кого остались мужчины, в смысле деды и подростки, разбирали заброшенный колхозный коровник, и бревна таскали домой, но куда ей одной бревно притащить. Оставалось только ходить в лес за хворостом. До ближнего, бывшего колхозного леса, всего километр, но там нет хвороста, это сосновый лес, а те немногие палки и сучья, которые упали с деревьев, уже давно подобрали. Ближайший лиственный лес, тоже бывший колхозный, – это ольховник, но до него от дома больше трех километров. Одно хорошо, ветки там растут низко, и ольха легко ломается, не нужно с собой топор брать, и без него тяжело вязанку дров нести. Да и много ли на себе принесешь, максимум на три раза кое как протопить печь хватает. В ту зиму только три раза в лес и сходила, уж больно тяжело туда по глубокому снегу ходить, последний раз думала, что домой вообще не дойдет.

А весной стало еще хуже. Детки по нескольку дней оставались голодными, просили кушать. А что она могла им дать? Иногда что-то удавалось выпросить у соседей, но они теперь делились едой редко, сами голодали. А детки жаловались: «Мама, животик болит. Дай покушать». Скоро они умрут на ее глазах, и она не сможет спасти их от голодной смерти. Тогда то она и решила отвести их в лес.

– Ну, что? Проснулась? – возвращает ее в действительность голос мужа, принесшего в хату охапку дров. – Замерзла небось? Иди, печку растапливай. А я ведь предлагал с вечера ее протопить.

Мария встает и одевается. Чтобы не замерзнуть, пока хата нагреется, надевает еще и жилетку. Странное дело, но жилетка не хочет застегиваться. Растолстела она, что ли? Всю жизнь, сколько себя помнит, была худющей-худющей, а тут живот начал выпирать. Это наверно от климакса. Ей уже сорок пять лет, и у нее, как она понимает, начинается климакс, месячных уже три месяца нет. Нужно бы конечно сходить в больницу и провериться, мало ли, что. Сейчас столько людей от рака помирает. Не дай бог, и у нее там какая ни будь опухоль. Ничего правда не болит, но лучше провериться.

Через неделю она, все-таки, выбралась в поликлинику. Здесь все как всегда – прежде чем направить к нужному врачу, всем измеряют температуру, и для женщин обязательный осмотр у гинеколога, иначе их туда не загонишь. Молоденькая врачиха осмотрела и Марию.

– Женщина, да Вы беременны, – ошарашивает она Марию.

Хорошо, что в это время Мария еще лежала на кресле, иначе она бы упала. Ну как она может быть беременной? Мужу уже шестьдесят один год. В постели они иногда еще встречаются, но уже давно не предохраняются, и ничего такого не могло случиться. Стыд то какой! Что соседи скажут? Бабка забеременела? Грустная пошла домой. А перед детьми как неудобно будет. Сказать то они ничего не скажут, они у нее оба глухонемые. А глухонемыми они стали по ее вине. Тяжкий грех на ней лежит. Вот как раз проходит она мимо церкви, зайти бы помолиться, но церковь теперь не действующая, там теперь продовольственный склад, и крест с колокольни сняли.

И снова мысли уносят ее в март далекого сорок третьего года. Детишки, плакали, жаловались на боль в животиках и просили кушать, но кушать было нечего. Она оббегала всех соседей, прося дать ей хоть корочку хлеба, хотя бы одну картошинку, но никто ей ничего не дал. В хате было холодно, и топить ее было нечем. И рассудок у нее как будто помутился. Она потеплее одела своих двухлетних детишек и повела в лес. В поле снег уже почти растаял, и идти им было легко. Она обещала показать им в лесу птичек, и дети притихли, перестали плакать, и на боль в животиках не жаловались. Зашли в колхозный сосновый лес. Здесь еще лежали остатки снега, но птички уже пели. Чирикали воробьи, и прыгали с ветки на ветку синички. Скоро весна, и тогда будет легче, но она точно знала, что дети до этого не доживут. Их ждет страшная голодная смерть. Нет, только не это. От такой участи она их спасет. Она слышала, что когда человек замерзает, то боли не чувствует, он просто засыпает, и все. Вот так же и ее детишки, уснут, и не проснутся. И никакой боли больше не будут чувствовать. По ночам еще до десяти градусов мороза держится, для ее детишек как раз хорошо будет, сильного холода они не почувствуют.

Прошли маленький колхозный лесок, перешли через дорогу, которая ведет на Хомино, и зашли в большой бор. Этот лес тянется аж до Чернигова. Час они шли в глубь леса, пока не вышли на лесную дорогу.

– Детки, возьмитесь за ручки, и идите по этой дороге, а я вас скоро догоню. И ничего не бойтесь, – сказала она детям.

Когда дети отошли, она услышала, как гудит бор. Поднялся сильный ветер и верхушки сосен сильно раскачивало из стороны в сторону. Оттуда этот гул и доносился. Ей самой стало страшно от этого гула. А как же дети? Они ведь тоже испугаются и будут плакать. Она догнала детей, разорвала подкладку своей фуфайки и вытащила из-под нее немного ваты. Запихнула ее детям в ушки. Все, теперь они не будут бояться. Отправила детей дальше идти по лесной дороге, а сама убежала домой. Сердце ее разрывалось от горя, но больше ничего для них она не могла сделать.

Дома она не находила себе места. Наступила ночь, но уснуть она не могла. Где-то залаяла собака.