Армейские рассказы

– Я пообещал их на армейский узел связи устроить после выпуска.

– Так это ты мзду собрал, а не благодарность! Только не борзыми щенками, а продуктами. И сразу два ящика.

– Второй ящик для Помогалова, – оправдывался Саша.

Какая трогательная забота подчиненного о начальнике. Даже странно, что он до сих пор майор, ведь желание угодить начальству всегда было его неотъемлемой чертой.

Нам с Владленом Петровичем, в благодарность за работу, дали по бутылке бальзама «Стрижамент», и мы были очень рады. Я потом целый год им «лечился», понемножку добавляя его в водку.

Ночь перед выпуском из училища

В советское время было принято проводить коммунистические субботники. Чаще всего их проводили весной, когда уже весь снег растает и из-под него вылезет весь накопившийся за зиму мусор, чтобы весь этот мусор убрать и потом было приятно смотреть на прорастающую чистенькую зеленую травку. Обычно этого мусора было немного, но под некоторыми окнами его были кучи, особенно много было окурков. Кому-то было лень выносить мусор на мусорку, и он выбрасывал его в окно. Мне было как-то странно наблюдать это явление, ведь во всех квартирах жили только офицеры и прапорщики. Я грешил на прапорщиков, не могли же офицеры выбрасывать мусор в окна, такое поведение офицера у меня просто в голове не укладывалось. Многие годы я оставался по этому вопросу в неведении. Картина прояснилась, только когда я приехал в Серпухов. Оказалось, что курсанты старших курсов военного училища, проживающие в общежитии, выбрасывают мусор в окна. В казарме это в принципе невозможно, так как окна там не открываются, а фрамуги расположены очень высоко, и что-то в них выбросить очень сложно. А вот в общежитии для этого есть все условия, открывай окно и выбрасывай, это ведь гораздо быстрее, чем спускаться по лестнице с девятого этажа и нести мусор на мусорку. Поэтому, здесь каждое утро выделялись уборщики территории, которые этот мусор вокруг общежития и собирали. Мусора собирали много, два или три мусорных контейнера. Для меня все это было очень странно. Я заканчивал Харьковское училище, у нас мусор в окна никто и никогда не выбрасывал, никаких уборщиков территории на старших курсах и в помине не было. Один раз, я правда наблюдал, как из открытого на четвертом этаже окна, вылетел пустой треугольный пакет из-под молока, в которых тогда молоко продавалось. Но его не выбрасывали, он просто стоял на подоконнике и его сдуло порывом ветра. Легкий пакет немного покружился в воздухе, как бумажный самолетик, и, очередным порывом ветра, его занесло в открытое окно второго этажа. Я думаю, хозяева очень удивились, когда потом обнаружили его в своей комнате. Был я и в Ставропольском училище. И там курсанты из окон ничего не выбрасывали, и, естественно, никаких уборщиков территории не было.

На очередном субботнике по уборке территории вокруг своего дома в Серпухове, под окнами одного из подъездов я обнаружил кучу окурков. Я попросил других офицеров, вышедших на субботник и живущих в этом подъезде, рассказать мне, чьи окна, из курящих жильцов, выходят на эту сторону дома. Оказалось, что курящий только один, подполковник, выпускник Серпуховского училища. До чего же живучи вредные привычки, дослужился до подполковника, воспитывает курсантов, а курсантская привычка, выбрасывать мусор в окно, осталась. Теперь понятно, кто выбрасывал мусор из окон в Бершети и Оренбурге, зря я грешил тогда на прапорщиков, это были офицеры, выпускники Серпуховского, а может и некоторых других училищ.

Я в очередной раз заступил в наряд, на этот раз дежурным по общежитию. Это был самый легкий из нарядов, в которые ходили преподаватели. Сложнее был наряд дежурным по факультету, и еще сложнее дежурным по училищу. Но дежурными по училищу мы ходили редко, только в период летних отпусков, когда полковников не хватало. В общежитии все было спокойно. Курсанты пятого курса готовились к завтрашнему выпуску из училища. В Харькове мы сразу выходили на построение в лейтенантской форме, потом было вручение дипломов и прохождение торжественным маршем. Здесь же была несколько другая традиция. Выпускники выходили на построение сначала в курсантской форме, проходили торжественным маршем и шли переодеваться в лейтенантскую форму. Уже в лейтенантской форме, им вручали дипломы, шло прощание с училищем, в это время в воздух летели монеты, которые тут же бросались подбирать дети, и дальше последнее прохождение торжественным маршем. Все очень красиво, не считая шастанья детишек, подбирающих монеты, между стоящими на одном колене выпускниками. Это портило всю праздничную картину. В свое время, в Харькове, мы никаких монет не бросали, и церемония прощания с училищем проходила более торжественно. В некоторых других училищах монеты тоже бросают, но делают это при прохождении торжественным маршем, что, на мой взгляд, более уместно. В общем, работы у выпускников в этот вечер было полно, нужно было подготовить сразу две формы, и курсантскую, и лейтенантскую, а утюгов было мало, поэтому, подготовка к празднику затягивалась.

После вечерней поверки я принял доклады от дежурных по курсам о наличии личного состава, почитал книгу, и уже собирался ложиться спать, когда снаружи, за окном, послышался жуткий грохот. Я вышел посмотреть, что же там так громыхнуло. Оказалось, что это телевизор, у которого, при падении, взорвался кинескоп. Поэтому и был такой громкий хлопок. А вот почему этот телевизор оказался здесь, я не понимал. Случайно он выпасть не мог, значит его выбросили специально. Но зачем? И тут рядом со мной упало еще что-то, явно тяжелое. На всякий случай отошел подальше, и тут понеслось. Мусор и вещи полетели со всех окон этажа, где жили выпускники. Я поднялся на этаж к выпускникам. Там веселье было в полном разгаре, выпускники отмечали окончание училища. Во всех комнатах были накрыты столы, курсанты, с рюмками в руках, ходили по коридору и поздравляли друг друга с окончанием училища. Между посадками за стол выбрасывали в окна все ненужное. Проводить с ними, находящимися в таком состоянии, воспитательную работу было бесполезно, но я все же спросил, зачем они мусор в окна выбрасывают.

– Это у нас традиция, – ответили мне. –Чтобы в новую жизнь вступить очищенными, без мусора.

– Дурная традиция, – сказал я, – никогда даже не слышал о такой дурости.

А меня действительно никто не предупредил об этой традиции, и для меня это было полной неожиданностью. Для меня это было дико, и я смотрел на них как на полных идиотов. Я не узнавал давно знакомых мне курсантов, которых всегда считал вполне адекватными и нормальными людьми. Из любопытства решил посмотреть и на своих дипломников. Два из них мирно закусывали в своей комнате, окно было закрыто, телевизор на месте, похоже они эту традицию не поддерживали.

– Ну хоть два нормальных, – обрадовался я.

– А вы почему ничего не выбрасываете? – поинтересовался я.

– А нам нечего выбрасывать, – ответили мне, – мы все продали.

– Что и кому продали? – не понял я.

– Все! – сказали курсанты, удивляясь моей наивности. – И комнату, и телевизор, и холодильник. Все продали.

– Кому? – опять не понял я.

– Курсантам, которые будут в эту комнату вселяться. Выбрасывают в окна только то, что отказались покупать, чтобы не досталось тем, кто будет въезжать, – пытались втолковать мне суть происходящего курсанты.

Теперь я начинал понимать суть происходящего. Накануне выпуска пятикурсников из училища, курсантам второго курса, которые будут после отпуска переселяться в общежитие, зачем-то заранее объявили, кто и в какой комнате будет жить. Эти курсанты и пошли к пятикурсникам выкупать комнаты, чтобы они в них ничего не испортили, и покупать некоторую бытовую технику, которую предыдущие жильцы не собирались забирать с собой. Так вот, в окна выбрасывали только ту технику, которую не купили, чтобы не досталась жадинам, отказавшимся покупать эту технику. На традицию, о которой мне толковали, это было мало похоже, уж с очень сильным душком она была, ведь выбрасывали не по традиции, а из жадности, чтобы бесплатно другим не досталось. Настроение у меня упало ниже некуда, с ним я и спустился в комнату дежурного. Здесь меня уже ждали четыре человека представителей промышленности, которые жили в свободной комнате на первом этаже.

– Что у вас здесь происходит? – спросили они меня. – Мы еле зашли в общежитие, того и смотри, пришибут чем ни будь.

– Извините, – сказал я. – Я сам в шоке, говорят, что это у них такая традиция.

– Традиция? – удивились промышленники. – Кого вы выпускаете? Это же скоты, а не офицеры. И это наши будущие защитники?

Промышленники развернулись, и ушли к себе, больше говорить было не о чем. А мне было очень стыдно перед ними за наших курсантов. Уважение, которое я еще час назад испытывал к нашим выпускникам, куда-то бесследно исчезло. От всего увиденного, у меня действительно был шок. Действительно, кого мы выпускаем? Позвонил начальнику курса и сообщил о происходящем на его курсе. Он рекомендовал мне не волноваться, такое перед выпуском всегда происходит. За окном периодически что-то грохотало, но я уже больше никуда не ходил. Курсанты успокоились и легли спать только под утро. Мне в это дежурство поспать так и не удалось. Утром, при докладе о дежурстве начальнику факультета, высказал свое мнение, что не нужно заранее распределять комнаты в общежитии, не нужно создавать прецедент с покупкой комнат, тогда, может, и эта дурная традиция отомрет. Как-то, через несколько лет после этих событий, мои дипломники пригласили меня к себе в общежитие, чтобы отметить их выпуск. Я поблагодарил за приглашение, но отказался, мне хватило и одного раза присутствия на таком мероприятии. И слова, сказанные тогда мне промышленниками, надолго запомнилось, скорее всего – на всю жизнь.

Ангел-хранитель

Говорят, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Не знаю, как у кого, но у меня он точно есть. Я в этом не один раз убеждался. Думаю, что именно он неоднократно спасал меня в критических ситуациях, и именно благодаря ему я до сих пор жив.

Первый раз он спас меня еще в детстве. Как-то, в третьем или четвертом классе, мы с ребятами пошли в колхозный сад за яблоками. Сад находился на краю села возле колхозных камор. Он был небольшой, не больше одного гектара, и сравнительно старый. В нем росли только яблони, высокие деревья с широкими развесистыми кронами, которые ветвями уже соединились между собой. Яблоки там были разных сортов, но нам особенно нравились «заячьи мордочки», которые мы так называли, потому, что по форме они напоминали мордочку зайца или кролика. Такая яблоня в саду была всего одна и находилась всего в нескольких метрах от шалаша сторожа. Сторожем был старый дед, который поймать нас конечно-же не мог, но у него была берданка. Говорили, что она заряжена солью, и не очень хотелось получить заряд соли в задницу. Старшие товарищи говорили, что это конечно больно, но ничего страшного, нужно будет только некоторое время посидеть в воде, пока соль не вымоется. Чтобы не получить такой заряд, нужно было, прежде всего, выяснить, где находится сторож. В саду мы его сразу видели, а вот если был в шалаше, то дело осложнялось, приходилось подолгу сидеть в засаде и наблюдать за шалашом. Но в шалаше ему было скучно одному, и он часто уходил к каморам, поболтать с народом. Этим мы чаще всего и пользовались. На этот раз сторожа поблизости не было. Мы быстренько набрали за пазухи в майки вкусных яблок и пошли дальше, в колхозные шелковицы. До шелковиц было порядка полкилометра. Они занимали площадь около десяти гектаров и не охранялись. Там мы спокойно полакомились шелковицами и съели по несколько яблок. Небо начало затягиваться черными тучами, пришлось идти домой, чтобы не попасть под дождь.

Дойти домой до дождя мы не успели, он догнал нас, как только мы вошли в село, уже возле третьей хаты от края села. Спрятались под огромной вербой, в два обхвата взрослых мужчин, которая росла на обочине дороги. Дождь лил как из ведра, но под огромной кроной вербы было сухо. Сверкали молнии и гремел гром. Дождь шел долго, не меньше часа. Мы уже все яблоки съели, а он все не прекращался. Уже и крона вербы начала пропускать дождь, а он все шел. Наконец-то дождь начал стихать, уже было примерно одинаково, что под вербой мокнуть, что под дождем, и я предложил бежать домой.

Мы успели отбежать от вербы метров на пятьдесят, когда грянул гром такой силы, что все мы невольно присели. Оглянувшись назад увидели, что верба, под которой мы только-что стояли, вспыхнула как свечка. Видно мы родились если не в рубашках, то, по крайней мере, в майках.

Второй случай произошел много лет спустя, в Харькове. Я учился на пятом курсе военного училища, был уже женат и жил на Павловом поле. Вместе с женой и нашим соседом Мишей Лукъяновым, который также был с женой, мы возвращались домой из училища. Я только-что сдал очередной экзамен, и мои мысли были все еще там, на экзамене, здесь, где мы находились, меня еще не было. Мы вышли из троллейбуса и подошли к пешеходному переходу. Горел зеленый свет, и я спокойно пошел по переходу, пошел один, остальные видели, что свет переключился на красный и остановились, а я нет, я был весь в своих мыслях. Они стояли раскрыв рты, и в ужасе смотрели на меня, никто даже крикнуть не смог. Машина прошла в пяти сантиметрах от моих ног, только руку немного задело, а так отделался просто испугом. Только теперь я наконец-то вернулся с экзамена.

Третий случай произошел года через четыре. Я уже был старшим лейтенантом, старшим помощником начальника связи дивизии по АСУ и ЭВМ. Однажды, когда я дежурил на командном пункте дивизии, ночью по АСУ был получен приказ «Боевой режим», который мог означать только одно – начало войны. Я даже не сразу понял, что получили. Как обычно, посмотрел на часы и, с точностью до секунд, записал время прихода команды. Поднял глаза на табло и обалдел, горел «Боевой режим». Первая мысль была почему-то не о выполнении этой команды, а о жене и дочери, которые сейчас мирно спали дома.

– Примерно через два часа начнется вывод из-под удара в полевой район. Нужно разбудить жену и предупредить, чтобы они успели подготовиться, – была первая мысль.

– Но если ракеты на нас уже летят, то они накроют городок уже через 45 минут, никого вывести не успеют. Если суждено им погибнуть, то пусть лучше погибнут во сне. Не нужно домой звонить, – такие мысли со скорость молнии пронеслись у меня в голове, и я вернулся к боевой работе.

Что-то меня смущало в этом приказе, через пару секунд понял – звук. Звук соответствовал приказу «Дежурный режим», а не «Боевой режим».

– Андрей Романыч, – сказал я дежурному по командному пункту, – звук не соответствует приказу. Узнайте, что полки получили.

Дежурный включил громкую связь с полками и спросил «Что получили?!»

– Не волнуйся, Андрей Романыч, – был ответ, – сейчас все подтвердим.

– Я спрашиваю какой приказ получили?

– Как какой? «Дежурный режим». Подтверждаем получение.

И сразу отлегло от сердца, значит наша аппаратура дала сбой. Это не война. Доложили о происшествии на вышестоящие командные пункты, и нам приказали отключить аппаратуру АСУ. Поскольку эта аппаратура входила в зону моей ответственности, то утром, на боевом дежурстве меня заменили, и я приступил к поиску неисправности. Вот только поспал я после смены всего три часа, да и накопившаяся за предыдущие трое суток дежурства усталость сказывалась. Голова была немного чумная. Желательно было-бы еще немного поспать, но такой возможности у меня не было, устранение неисправности было на контроле у главного штаба.

Простой анализ ситуации показывал, что, поскольку в полки приказ прошел правильно, то единственное место, где он мог исказиться, это блок преобразования команд для отображения на табло. Его я и начал осматривать. Все было нормально, никаких видимых повреждений не было. На всякий случай, открыл заднюю крышку блока, чтобы посмотреть состояние ответных разъемов блока, вдруг где пайка нарушилась. Мое внимание сразу привлекла небольшая гетинаксовая плата, на которой навесным монтажом были припаяны несколько резисторов и конденсаторов. Два резистора были подгоревшими, один немножко, а другой довольно сильно. Скорее всего, эта плата имела какое-то отношение к исследуемому блоку, поскольку была закреплена в непосредственной близости от него. Тогда следовало выяснить, резисторы недавно подгорели, или это случилось раньше, и к данному сбою они отношения не имеют. Если они горячие и сейчас – то имеют отношение, если нет – то не имеют, все очень просто. Я потрогал сильно подгоревший резистор пальцем, но не понял, горячий он или нет, так как получил сильный удар электрическим током. Вот что значит работать с чумной головой, я ведь даже изделие не выключил. Попросил дежурного выключить изделие и, со спокойной совестью, попробовал резистор еще раз. Получил еще один сильнейший удар током, абсолютно для меня неожиданный и не объяснимый, изделие ведь выключено. Параллельно этому сопротивлению был запаян конденсатор, на котором, после выключения аппаратуры, мог остаться электрический заряд, но конденсатор был небольшой емкости, и такого мощного разряда он не мог дать. Чтобы развеять сомнения, я решил его разрядить. Попросил начальника отделения АСУ принести пинцет. Приложил один конец пинцета к нижнему выводу конденсатора, затем второй конец пинцета приложил к верхнему выводу конденсатора и ……., едва успел закрыть глаза. Вспышка была как при сварке, половина верхнего конца пинцета сгорела, руку обожгло. Напрашивался неутешительный вывод: плата находится под напряжением. Но откуда? Изделие ведь отключено!

Попросил принести принципиальную схему пульта и начал с ней разбираться. Оказалось, эта плата является искрогасящей цепочкой контактора, включающего изделие. Напряжение с нее снимается только при отключении кабеля питания, причем там не просто напряжение, а 380 Вольт. Следовательно, с моей стороны только-что было три попытки самоубийства, и не погиб я только чудом. Меня спасло то, что я сначала прикоснулся к нижнему выводу конденсатора, где был корпус. Ведь стоило мне прикоснуться пинцетом сначала к верхнему выводу конденсатора, где были 380 Вольт, и последствия были бы жуткими. Почему конструкторы поставили такой опасный узел без всякой защиты от прикосновения, в далеко не безопасном месте, я не знаю. Я бы так никогда не поставил.

Я еще неделю искал причину сбоя в аппаратуре, но так ничего и не нашел. Заменил блок на новый из состава ЗИП, а старый отправил на завод. На заводе его еще месяц исследовали, но тоже ничего не нашли. Вот так закончилась эта история.

Следующая история произошла уже в Оренбурге, где я служил в должности инженера начальника войск связи армии. На командном пункте армии мы оборудовали пункт управления связью, и я, как ответственный за эту работу, заказал изготовление некоторых комплектующих для этого пункта в армейской мастерской связи. Выполнение этого заказа нужно было постоянно контролировать, так как начальник этой мастерской Василий Петрович постоянно снимал людей с этой работы и переводил их на более срочную, на его взгляд, работу. Поэтому, я каждый день ходил в мастерскую и проверял, что сделано за день. В тот день, разобравшись с поступившими документами, я оделся и, в очередной раз, пошел в мастерскую. Мастерская находилась достаточно близко: штаб, лазарет, с расположенной возле него строительной площадкой, учебный корпус, казарма узла связи с расположенным перед ней плацом, станция спутниковой связи «Корунд», и сразу за ней мастерская связи, порядка семи минут ходьбы. Впереди меня, в том же направлении, шла какая-то женщина. Я уже собрался ее обгонять, но тут мое внимание привлек солдат на строительной площадке, и я немного сбавил ход. Он стремительно спускался с едущего в нашу сторону башенного крана, перескакивая на лестнице крана через две ступеньки, явно рискуя сорваться при этом вниз. Находясь за три метра от земли, он отпустил руки, спрыгнул вниз, упал, подхватился, и бросился прочь от крана, который продолжал катиться в нашу сторону. Суть происходящего до меня еще не доходила, но мне все это показалось очень странным. Между тем, кран докатился до конца рельсов, ударился о стопоры, и начал медленно наклоняться в нашу сторону. Мы с женщиной остановились и наблюдали за ним. Медленный наклон превратился в очень быстрое падение. Мы с женщиной как стояли, так и остались стоять на том же месте, не предприняв никаких попыток к спасению. Стрела крана, со шкивом на конце, рухнула в полутора метрах от женщины, я стоял в метре за ней. От гибели нас отделяло мизерное расстояние. В третий раз я был на волосок от гибели, но и в третий раз все закончилось благополучно. Объяснить три случая спасения простой случайностью было уже невозможно, вероятность этого ничтожно мала. Здесь у меня впервые появилась мысль про ангела-хранителя, который, как говорили, есть у каждого человека. Я начал верить, что у меня есть ангел-хранитель, и, что именно он спасал меня во всех трех случаях.

На этом чудеса не закончились. Я все время пытался куда ни будь влезть, и только чудом все благополучно заканчивалось. Уже в Серпухове, когда я был преподавателем в военном училище, а дочь Лиля училась в школе, ее классный руководитель, Галина Ивановна, попросила меня повесить в классе несколько картин. Места, где нужно просверлить отверстия и поставить пробки, уже были отмечены. Сверлить нужно было со стремянки, что было не очень удобно, так как, при более сильном нажатии на дрель, стремянка отклонялась и пыталась опрокинуться. Поэтому, усилие нажатия нужно было регулировать, чтобы не свалиться с высоты. Сверло с победитовым наконечником в бетон шло плохо, но, тем не менее, почти все отверстия я уже просверлил, оставалось последнее. Здесь сверло пошло в стену гораздо мягче, чему я очень обрадовался. Но радость было недолгой. Вдруг яркая вспышка, и я чуть не упал со стремянки. Конец сверла, вместе с победитовым наконечником, отгорел. Удара током я не почувствовал, так как корпус дрели был пластмассовым. Откуда в этом месте взялся электрический провод, я так и не понял, поблизости не было никаких потребителей электрической энергии, к которым он мог идти.

Еще один случай. Проживая в Серпухове я построил себе дачу. Правда назвать дачей то, что я построил, можно было только условно. Это была маленькая халупка с одним окошком, размером три на четыре метра. Тогда с большим трудом удалось купить один куб бруса 10?10 см, и четыре куба горбыля, из всего этого я и построил домик. Поскольку бруса было мало, а столбиков и стропил нужно было много, пришлось брус распиливать пополам на маленьком настольном деревообрабатывающем станочке. Пила на этом станочке была маленькая, делала пропил только до середины бруса, потом брус нужно было переворачивать и пилить с противоположной стороны. Так, за два прохода, брус и распиливался. Но для станка такой режим работы оказался недопустимым. Брус я распилил, но станок угробил, сгорел мотор. Мне удалось сдать его в перемотку, но там не оказалось проволоки нужного диаметра, и мне его перемотали немного другой проволокой, в результате чего он грелся, и нужно было не забывать контролировать степень его нагрева, чтобы он тоже на сгорел.

Я достраивал дачу, что-то опять распиливал на этом станочке. Периодически его отключал и рукой пробовал степень нагрева корпуса в районе пилы. Вот, в очередной раз, протянул руку к корпусу, чтобы проверить его температуру, и получил жуткий удар по руке. Спина моментально стала мокрой, я забыл выключить станок и положил ладонь на вращающуюся с бешенной скоростью пилу. Вся ладонь была синей, в некоторых местах содрана кожа, но рука была на месте. Опять дураку повезло. А ведь мог бы и без кисти остаться. Опять добрым словом вспомнил ангела-хранителя.

И еще одна, совсем короткая история. После увольнения из армии, на выходное пособие, я купил себе подержанный автомобиль ВАЗ 2103 в возрасте 15 лет. Но я был им доволен и несколько раз ездил на нем на Украину. Он меня никогда не подводил, никогда не ломался в дороге. Все поломки, как по заказу, происходили уже после возвращения из дальних поездок. Мы в очередной раз приехали из Украины, разгрузились возле дома, и я решил сразу отогнать машину в гараж, чтобы потом спокойно покушать и выпить пару рюмок коньяка, все-таки в дороге находились 16 часов, благодаря проезду через две таможни. Завел двигатель, и вдруг почувствовал запах бензина. Открыл капот и ужаснулся, весь двигатель был залит бензином, он буквально хлестал из-под входного патрубка карбюратора, в любой момент он мог вспыхнуть от искры распределителя зажигания. Выключив двигатель я осмотрелся. Патрубок от руки проворачивался, видно в дороге разболтался и сейчас его сцепление с корпусом карбюратора окончательно ослабло. Судя по всему, бензин начал вытекать только сейчас, иначе жена его запах сразу бы унюхала. Слава Богу, что этого не случилось в дороге, ведь мы могли сгореть вместе с машиной. Я не один раз наблюдал такие картины, это очень страшно. Спасибо и машине, она в очередной раз меня не подвела, и конечно-же ангелу-хранителю. Не знаю, как у других, а у меня он точно есть, и, может быть, даже самый лучший.

Стрессы