Судьбы

А милиционер подумал, что пацан над ним издевается, сообщая, чтобы искали аппарат «у сучечки под хвостом», отвесил Ивану оплеуху и вышел из хаты. Один из понятых захотел пить, зачерпнул из ведра кружку воды и обалдел, там был самогон, вот он, под самым носом стоял. Он с удовольствием выпил кружку, потом еще одну. Выйдя из хаты сказал товарищу: «Сходи воды попей, здесь вода очень вкусная». И тихонько добавил: «С левого ведра». Когда группа пришла с обыском в следующую хату, оба понятых уже, как говорится, и лыка не вязали, а милиционер не мог понять, когда же они умудрились напиться, ведь все время перед глазами были. Но мужики отца Ивана не выдали.

Запомнилась мне и еще одна история. Отец Ивана решил зарезать поросенка, но делать это нужно было тайно, чтобы не сдавать государству шкуру этого поросенка. По закону, шкуру с поросенка нужно было снять и сдать в местную кооперацию, иначе грозил большой штраф. А что это будет за сало без шкурки, если забитого поросенка перед разделкой не осмалить? Без того неповторимого запаха дымка, идущего от шкуры осмаленного поросенка, это уже не сало. Кто его будет есть такое? Договорились с одним хорошим соседом, что он будет помогать. Зарезали поросенка и затащили его в погреб. Потом из печки набирали в старое дырявое ведро горящие угли, и, прикладывая ведро с углями к шкуре поросенка, кое-как его обсмалили. Это конечно не то, что смалить соломой где ни будь в огороде, но хотя бы так. Нужный запах все равно появился. Разделали тушу поросенка, и, как стемнело, перенесли мясо и сало в чулан. Дальше заниматься с ним уже было некогда, поэтому сложили все на мешковину, разосланную на полу. Нажарили кровянки с салом, выпили и закусили, и сосед ушел спать. Отец Ивана, как и полагалось в таких случаях, выделил соседу по хорошему куску сала и мяса, чтобы и у соседей был праздник. В эту ночь отцу Ивана не спалось, в голове крутились тревожные мысли. А вдруг соседи что-нибудь заподозрили? Ведь есть такие специалисты, что могут залезть в чулан так тихо, что лежа в комнате и не услышишь. Лучше эту ночь переночевать в чулане, зимой там конечно холодно будет, но ничего. Как говориться – береженного бог бережет. Одел тулуп и валенки, взял с собой топор, и пошел спать в чулан. На всякий случай, в чулане еще и закрылся изнутри. Ночью проснулся от какого-то шороха, как будто что-то по полу передвигалось. Разглядеть что-то было невозможно, через единственное в чулане маленькое слуховое окошко, расположенное под самым потолком, свет не проникал, хотя ночь и было лунная. Но вот что-то, находящееся за окошком, отклонилось и в чулан проник лучик лунного света. Стала видна просунутая в окошко длинная проволока, с крюком на конце. Вот опять, чья-то рука взяла эту проволоку и начала шарить ею по полу, пытаясь подцепить крюком кусок сала или мяса. Первым желанием хозяина было отрубить эту руку, но он быстро передумал, за это и посадить могут, да и поросенка он зарезал не совсем законно, тоже проблемы будут. Он тихонько встал, подошел к окошку, и провел острым лезвием топора по этой руке. За окном вскрикнули от неожиданности, и послышался звук упавшего на землю тела. Выходить наружу отец Ивана не рискнул, ведь неизвестно, сколько их там, этих воров. Утром осмотрел место происшествия. Было видно, что под окошком стояла лестница, на снегу были пятна крови, а следы вели на улицу и там терялись. А в обед он увидел соседа, того, который ему помогал. Сосед был с перевязанной правой рукой. Сосед смущаясь объяснял, что руку случайно порезал разбитой бутылкой. Отец Ивана сделал вид, что ему поверил.

А дочери Ивана подрастали. Нина по характеру была в отца, спокойная и уравновешенная, вежливая с соседями. Валя была в мать. Свое мнение всегда считала самым правильным, частенько даже старших пыталась поучать. А еще была очень завистливой, особенно завидовала старшим себя девушкам, у которых парни ушли в армию, и писали им оттуда письма. Валя тоже придумывала и рассказывала подругам истории, что ей тоже кто-то там пишет из армии. Нина поступила в институт и уехала учиться в Москву, где позже и вышла замуж за Ивана, работающего фотографом в фотоателье. Закончила среднюю школу и Валя, но поступать никуда не стала, устроилась работать кондуктором на рейсовом автобусе, который ходил между Нежином и Вертиевкой. И началась у Вали веселая жизнь. От поклонников у нее теперь отбоя не было, каждый день к ней домой приезжали какие-то водители на грузовых машинах, забирали Валю и куда-то уезжали. Как-то мать Вали пригласили в больницу и попросили присмотреть за дочерью, которая за этот год уже третий аборт сделала, так недолго и бесплодной остаться. Было ли это для матери новостью, я не знаю, но после серьезного разговора с отцом, Валя переехала жить в Нежин, где тоже работала кондуктором на городских автобусах.

А на старости лет Иван остался в доме один, его жена умерла лет десять назад, а дочери разъехались. Валя к нему не приезжала, несмотря на то, что до Нежина не так уж и далеко. Нина из Москвы приезжала, и предлагала отцу переезжать к ней, но отец не соглашался. Тогда она предложила ему хотя бы огород не обрабатывать, тяжело ведь уже, они с мужем ему и картошку купят, и все остальное из овощей провезут. Но Иван и на это не согласился.

– А люди то, что скажут? Что Иван в конец разленился? – говорил он дочери.

И трудился Иван на своем огороде до последнего, пока не перестал ходить. Только тогда он согласился переехать к Нине в Москву. Дом решили продать и деньги разделить между сестрами поровну. На сделку по продаже дома приехала в Вертиевку и Валя. Дом продали, деньги разделили, и обе сестры остались последнюю ночь переночевать в родительском доме, а уже утром передать ключи новым хозяевам. Валя уснула сразу, и при этом даже громко храпела, а Нине не спалось, она думала, что неправильно они деньги поделили. У нее ведь в Москве своя трех комнатная квартира, а у Вали своего угла нет, они с мужем в Нежине снимают квартиру, им ведь деньги нужнее. Решила, что утром половину своей доли она отдаст Вале, и после этого спокойно уснула. А утром чуть было не проспала Валин отъезд. Валя поднялась ни свет, ни заря, и уже собиралась уходить, чтобы успеть на первый автобус. Нина тоже быстренько поднялась, и полезла в свою сумочку, чтобы дать Вале еще денег. Но денег в сумочке не было.

– Ты деньги взяла? – спросила Нина.

– Ничего я не брала. Сама куда-то их засунула, – огрызнулась Валя, пытаясь выскочить из дома.

Но Нина была покрупнее и посильнее Вали, она отобрала у Вали сумочку и вытряхнула на стол ее содержимое. Все деньги за дом были у Вали в сумочке. Нина забрала свою долю себе. Делиться ею с сестрой ей уже не хотелось.

Василий Остапенко

Нашими соседями были сразу четыре семьи Василенко. Дед Митрофан и дед Николай были родными братьями, и о них я достаточно подробно писал в Воспоминаниях, а Михаил и Петро были их двоюродными братьями, примерно ровесниками моего отца. Будучи еще совсем маленьким, я много времени проводил у Михаила, смотрел как он делает оконные рамы. Он позволял мне брать в руки его столярный инструмент, и именно там я получил азы столярного дела. Умер он очень рано. У него остались жена Галина, по кличке Цариха, и четверо маленьких детей. У Петра также была жена Галина, как ее называли, Галька Петрова, и одна единственная дочь Оля, на три года старше меня. В семье Петровых, всегда царил матриархат, всем заправляла тетка Галька. Петру лишний раз даже рот не давали открыть. Странно, что тетку Гальку называли Петровой, на мой взгляд, это Петро был Галькиным. Тетку Гальку все устраивало, кроме одного, Петро боялся резать курей, и каждый раз ей приходилось обращаться за помощью к соседям, когда нужно было зарезать курку. Петро был щупленьким мужиком небольшого роста и работал в колхозе учетчиком. У него, единственного на всей улице, тогда был велосипед, к раме которого всегда был привязан складной метр для измерения расстояний по поверхности земли. В обязанности учетчика входило измерять вспаханные или засеянные трактористами площади земли, или же площади, убранные комбайнерами. На мой взгляд, у него была очень хорошая работа. В отличие от моего отца, который весь день был на работе, дядя Петр весь день был дома, и только вечером на пару часов выезжал на работу, чтобы измерить объем работы, выполненной другими. Семья была очень зажиточной. Сразу после того, как в дома провели электричество от колхозной дизельной электростанции, у Петровых появился телевизор, тогда единственный на всей улице. Теперь все соседи, в том числе и мы, на зимние вечерние посиделки стали ходить к Петровым.

Оля росла тихой и покладистой девушкой, матери она тоже старалась не возражать, за это можно было получить от матери веником по спине, несмотря на то, что Оля уже заканчивала школу и была практически взрослой. Бездельничать Оле мать не давала, зачем-то заставляла ее прясть нитки на прялке. У нас на чердаке тоже лежала бабушкина прялка, но ею никто не пользовался, а тут я увидел, как на ней работают. Оля с матерью пряли сразу на двух прялках, и у них это очень красиво получалось, можно было засмотреться на их работу, хотя мать периодически кричала на дочь: «Куда смотришь? Нитка не ровная идет». Зачем им эти нитки, я не понимал, как раньше не понимал, зачем они половину огорода льном засеяли. Потом они этот лен вымачивали и трепали на тернице, таком специальном приспособлении, на котором убирают твердую часть стебля льна. Я тогда с интересом наблюдал за этим процессом, о котором читал в книжках, но никогда раньше не видел. Смотреть конечно было интересно, но какой это тяжкий труд, тетка Галька периодически разгибалась и подолгу стояла, держась руками за поясницу. Потом у них в доме появился ткацкий станок. Такого чуда старинной техники я больше никогда не видел, а здесь я наблюдал весь ткацкий процесс. Оля с матерью ткали тонкое льняное полотно, пропускали челнок с ниткой между продольными нитями, потом нажимали на одну из двух педалей, при этом вертикальные рамки, держащие продольные нити, перемещались одна вниз, а другая вверх, захватывая между ними протянутую поперечную нитку. Потом следовал рывок на себя еще одной рамки, с помощью которой ткань уплотнялась, и опять, теперь уже с другой стороны пропускался челнок. Наблюдать за их работой можно было часами, не зря же говорят, что смотреть бесконечно можно на три вещи: на огонь, на воду, и на то, как другие работают. Вот я и наблюдал, но мне еще было интересно, зачем они это делают.

– А зачем вам полотно? – спросил я их. – В магазине ведь полно любых тканей.

– Это Оле на приданное, – ответила тетка Галька, – такого полотна в магазине не купишь.

Петр неожиданно заболел и умер, тетка Галька с Олей остались одни, но ненадолго. Через пару лет Оле действительно понадобилось ее приданное. После окончания школы она училась на курсах кройки и шитья, но в швейное ателье почему-то не устроилась, а пошла работать в нежинский плодосовхоз, где и познакомилась с Васей Остапенко, который работал там трактористом. Вася был скромным, молодым и стройным парнем, очень симпатичным. Оля в него влюбилась сразу. Когда она привела его домой знакомить с мамой, та сразу устроила Васе проверку.

– Вася, а зарежь-ка нам петушка, – попросила она будущего зятя.

– А у вас, что, праздник какой-то? – удивился Вася.

– Ну вот если зарежешь, так и будет праздник, – ответила будущая теща.

Вася успешно прошел это испытание, но будущая теща поставила еще одно условие: поле свадьбы они будут жить у нее. С этим уже было сложнее, так как Вася также жил с матерью один, но любовь к Оле перевесила, и он согласился жить у тещи. А вскоре и свадьбу сыграли. На этой свадьбе я, вместе с другими ребятами, сидел за столом на месте молодых и продавал Васе эти места. На лимонад и мороженное мы заработали. Вася был отличным семьянином, не пил и не курил, всю зарплату приносил домой, а главное, что курей сам резал, теперь не нужно было об этом соседей просить. Через год у молодых родился первенец, Саша, здоровый и крепкий парень. В семье все было прекрасно, вот только соседи их всех называли Петровыми, в том числе и Васю, что его немного раздражало. А еще я услышал от соседей, что у тетки Гальки глаза «плохие», может сглазить как скотину, так и человека. Я, правда, в эти сказки не поверил. Время шло, у Васи родился еще один сын, Володя. У Володи были какие-то проблемы, так как ему пришлось делать операцию. Я к тому времени тоже женился и первый раз приехал в Вертиевку с молодой женой. По этому поводу отец собрал в гости наших соседей. Пришли все, кроме тетки Гальки, Вася сказал, что она не хочет идти. Я пошел к ней, чтобы пригласить ее отдельно.

– Извини, Володя, – сказала тетка Галька, – я не могу прийти. У бабки глаза «плохие», не нужно мне в первый приезд на твою жену смотреть, как ни будь потом познакомимся.

Вот теперь я понял, что про «плохие глаза» были вовсе не сказки, она сама этого боялась.

Через некоторое время Саша женился, и ушел жить к жене и теще, которые жили на другом конце села, привести жену домой он не мог, здесь им было бы тесновато. После свадьбы Саша у отца практически не появлялся, по крайней мере я его больше ни разу не видел. А Василий поднакопил денег и купил себе мотоцикл «Урал» с коляской. Теперь на нашей улице было уже два мотоцикла, у Алеши Осыпенко, и у Василия. Только у Алеши мотоцикл был тружеником, чего он на нем только не возил, а у Василия он просто стоял в сарае. По воскресеньям Вася его заводил, выезжал из сарая во двор, любовался им, мыл и вытирал насухо, после чего опять закатывал в сарай. Соседи говорили, что на мотоцикле он ни разу со двора не выезжал. Будучи как-то в отпуске, я попросил у него мотоцикл, чтобы съездить на рыбалку за Хомино, хотя брат мне сразу сказал, что мотоцикл Вася не даст. Несмотря на то, что в Серпухове у меня был такой же мотоцикл «Урал», свой мотоцикл Вася мне не доверил.

Ничего в этой жизни нет вечного, все рано или поздно заканчивается, закончилась и счастливая жизнь семьи Василия. Баба Галька постарела и начала быстро слепнуть. Потом заболела Оля. Началось с небольших болей в голове. Сначала на это не обращали внимания, достаточно было выпить таблетку, и боль проходила, но потом таблетки помогать перестали. Пришлось обращаться в больницу, где и обнаружили опухоль в голове, причем злокачественную. Дальнейшее обследование показало, что опухоль не операбельна. И начались у Васи черные дни, тяжело было видеть страдающую от болей жену и понимать, что он ничем не может ей помочь. Единственным светлым лучиком за это время было то событие, когда женился Володя. Свадьба была скромной, только свои, не до веселья в семье было. Оля умерла лет через пять после обнаружения опухоли, и Вася с тещей остались в доме одни. А через некоторое время баба Галька ослепла окончательно, и больше не могла помогать Василию по хозяйству, теперь все легло па плечи Василия. Мало того, что на работе уставал, ведь уже и сам не молодой, так теперь еще и дома нужно было самому готовить кушать, кормить скотину, да и огород обрабатывать. С посадкой и уборкой урожая правда Володя помогал, а вот с прополкой и окучиванием нужно было самому справляться. В общем, жизнь стала сплошной черной полосой. А тут еще старший сын Саша приехал, и потребовал выплатить ему его долю наследства.

– Какую долю? – изумился Вася.

– Ну хотя бы третью часть наследства, – ответил Саша. – Я ведь имею право на наследство?

– Конечно имеешь, – согласился Василий, – только его еще нет. Наследство у тебя будет, когда мы с бабкой помрем. А пока-что, и у меня ничего нет, все, что здесь есть, принадлежит бабке. Из моего здесь только моя одежда и мотоцикл, если хочешь, могу третью часть одежды отдать.

Раздосадованный Саша уехал, и больше к отцу не приезжал. А черная полоса у Васи продолжалась, и никак не хотела переходить в белую. Издавна известно, что беда не приходит одна, как говорят, пришла беда – открывай ворота. Но что-то уж больно надолго затянулась эта черная полоса. Вскоре пришла еще одна беда, по дороге на работу у Васи случился инсульт. Теперь уже слепой бабке пришлось ухаживать за Василием. Через некоторое время Василию стало легче, он смог вставать и ходить, восстановилась речь, вот только считать он совсем разучился. При покупке продуктов в магазине, протягивал продавщице кошелек, и просил взять сколько нужно. С работой конечно пришлось расстаться, но дали инвалидность, пенсия была хоть и небольшая, но на хлеб и подсолнечное масло хватало. А вскорости и бабка умерла, теперь Василий совсем один в доме остался. Совсем тоскливо ему стало, жаловался, что теперь только с котом и с телевизором разговаривает.

– Может мне жениться? – как-то спросил он меня.

– А почему бы и нет? – поддержал я его.

– Только кто за меня такого пойдет? – засомневался он.

– Ну может какие-то знакомые незамужние женщины есть, – стал я советовать.

И Вася вспомнил, что недалеко от его матери живет его одноклассница, у которой уже давно умер муж. Оба одинокие, что-то могло и получиться. У Васи появилась призрачная надежда, что в его жизни еще что-то может измениться в лучшую сторону. Он встретился с этой женщиной, пригласил ее к себе в гости, где и предложил ей выйти за него замуж. Женщина не стала обижать его отказом, обещала подумать, но Вася и так понял, что улучшения в его жизни больше не будет. А через год, когда Вася возвращался домой из магазина с купленной буханкой хлеба, у него случился второй инсульт. Вася упал вниз лицом в придорожную канаву и так пролежал два дня. За это время мимо него прошли десятки людей, но ни один из них не подошел и не поинтересовался, почему на обочине дороги лежит человек. Все решили, что это какой-то пьяница, который выпил лишнего. Только на следующий день вечером к нему подошел живущий неподалеку мужчина, перевернул лежащего на спину и узнал Василия, который был уже холодным.

Володя похоронил отца, собрал он соседей на поминки и на девять дней. День был теплый, поэтому столы для поминок поставили во дворе. Василия все уважали, поэтому и на поминки пришли все соседи. А вот сына Саши на поминках почему-то не было. Но у Володи о нем спрашивать не стали, как-то неудобно было лезть в семейные дела. Но во время поминок соседи заменили, что на Васином огороде кто-то ломает початки кукурузы. Сразу же Володе и сказали, что у них на огороде кто-то ворует кукурузу. Володя и сходил на огород, чтобы посмотреть, что там творится. Вернулся сильно расстроенный и сообщил, что это Саша с женой и тещей собирают урожай, выращенный его отцом.

– Ни стыда, ни совести, – сказали соседи. – Это сколько же жадности у людей? Никого не постеснялись, в такой день, на глазах у всех соседей.

– В кого он такой? – обсуждали соседи Сашино поведение. – У них в роду никогда таких не было. И Володя вот нормальным человеком вырос. Вася с Олей сыновей вроде бы одинаково воспитывали, почему же один нормальным вырос, а другой вот таким? Или это уже теща его перевоспитала? Это ведь наверняка с ее наущения Саша приходил к отцу за наследством еще при живой бабке.

Предположений было много и разных, но все сходились в одном, всем было жалко Володю, у которого кроме Саши других родственников не было. Вроде бы и есть родной брат, а на самом деле никого и нет.

Саша

Саша проснулся поздно. Спал бы наверно и еще, но лучик солнца начал периодически попадать в глаза, и хотя веки были закрыты, он это чувствовал. Саша открыл глаза. Солнечных лучиков было много, они пробивались сквозь листья растущей за окном яблони и, проходя через верхнее стекло окна, попадали на его постель. Нижнюю часть окна мать занавесками закрыла, чтобы сын поспал подольше, а сверху окна занавесок не было, вот солнышко, поднявшись повыше, этим и воспользовалось. Легкий ветерок шевелил листья, и лучики плясали по постели, то появляясь, то исчезая в разных местах. Вот это мерцание и разбудило Сашу. Яблоня была уже старой, сажал ее еще его прадед, который был очень крепким стариком, прожившим 103 года. В селе это был рекорд по долгожительству. Говорили, что по комплекции Саша похож на прадеда, такой же крепкий и широкоплечий, но повыше ростом, а к тому же, еще и красивый. Торопиться Саше было некуда, он уже вторую неделю на летних каникулах. Закончил девять классов и перешел в десятый. Две недели решил отдохнуть, а потом нужно будет куда ни будь устроиться на временную работу, чтобы за время каникул немного помочь матери, ведь кроме него ей больше помочь некому. Последний раз сладко потянулся, и встал. Теперь нужно сделать физзарядку.

К физзарядке он приучил себя еще с раннего детства, когда решил стать военным летчиком, как и его отец, о котором ему рассказывала мать. Позже правда, благодаря соседям, оказалось, что его отец совсем не летчик, а «залетный» мужик, которого в свое время судьба забросила в местную сельскую больницу, в которой его мать Рая работала санитаркой. С этим мужиком что-то случилось во время поездки в автобусе дальнего следования, маршрут которого проходил через село, и это что-то было настолько серьезным, что мужика сняли с автобуса и положили в больницу. Он почти месяц лечился в больнице, а потом Рая привела его к себе домой. Это была ее третья, и последняя попытка как-то устроить свою личную жизнь. Две предыдущие попытки закончились неудачно. Рая была маленькой и весьма симпатичной женщиной, но с мужчинами ей почему-то не везло. Может быть потому, что упустила свое время, пока ухаживала за дедом, отцом ее матери. Ее мать, Роза, жила в Киеве и мало интересовалась и своим отцом, и дочерью. После развода с мужем, она старалась устроить свою собственную жизнь, а все остальное ее мало волновало. А Рая жила в селе с дедом одна. До ста лет дед еще пытался что-то помогать ей по хозяйству, а последние три года был совсем немощным. Покормив его утром, она с трудом выводила его во двор, усаживала в старое деревянное кресло, которое когда-то дед сам и смастерил, и оставляла так до вечера, пока не вернется с работы. На тот случай, если дед проголодается, оставляла ему в кармане немного хлеба и сала, но к этой еде дед редко притрагивался. После смерти деда, Рая нашла себе мужика, не местного, с которым они прожили почти год, но жениться на ней он не захотел, и куда-то уехал. Потом был еще один, тоже не местный, с которым она прожила полгода, и который тоже слинял. Соседи удивлялись, не понимая, почему они сбегают, ведь Рая очень добрая и покладистая женщина. Работая в больнице санитаркой, она научилась делать уколы, и теперь делала их всем нуждающимся в этом соседям, причем бесплатно. За помощью к ней можно было обращаться в любое время дня и ночи, лишь бы дома была. Сашин отец прожил у нее месяц, потом уехал домой, чтобы уволиться там с работы и окончательно переехать к ней с вещами, но обратно так и не вернулся. Но на этот раз Рае повезло, мужик оставил ей подарок, у нее будет ребенок, которого она так давно хотела.

Когда Саша узнал эту историю, он некоторое время сердился на мать, и даже не хотел с ней разговаривать. Ну как она могла его так обманывать? Оказывается, его отец вовсе не летчик, а неизвестно кто. А он ведь так хотел стать летчиком, как отец. Потом ему стало жаль мать, ведь она столько натерпелась, и теперь жила только ради него, а летчиком он обязательно станет. Пошел делать физзарядку. Сначала размялся, потом потаскал «штангу», железку килограмм на сорок, старую ось с двумя небольшими, уже не крутившимися, колесами из тележки, на которые на пилораме загружают бревна, чтобы подавать их на распиловку. Он случайно обнаружил эту штуковину в куче мусора и сразу понял, что это будет его штанга. Теперь нужно несколько раз сделать стойку на стуле, одна рука ставится на край сидения, другая на спинку стула, и делается стойка, он такое в цирке видел. Отличное упражнение для тренировки вестибулярного аппарата, как раз то, что пригодится летчику. После физзарядки умылся и пошел на кухню. Там лежала записка матери: «Суп в чугунке в печи. И прополи грядки лука, уже сильно заросли, а то потом будем искать лук с миноискателем». Это мать так шутит, имеет в виду, что за выросшими сорняками лука скоро не видно будет. Позавтракал и пошел пропалывать грядки. Как раз к обеду с ними и справился. Солнце поднялось уже высоко и стало очень жарко. Кушать еще не хотелось, а после прополки он был весь потный и грязный. Нужно было вымыться, но мыться во дворе под умывальником не хотелось. Нужно сходить на ставок, на Рокиту, там и приятная, при такой жаре, прохладненькая водичка, и поплавать можно, а лишняя тренировка по плаванию не помешает. Среди местных ребят Саша плавал лучше всех, чувствовал себя в воде как рыба.

Ставок на Роките выкопали уже давно. Раньше это было довольно большое болото на краю села, с одной стороны к которому выходили огороды, а с другой стороны была колхозная ферма. В одном из помещений фермы разводили и гусей, для которых это болото было просто раем. Весной вода со всей обширной прилегающей территории стекала в это болото, и оно наполнялось до краев, иногда даже часть огородов оказывалась под водой. Но со временем, воды поубавилось, и летом гусям стало негде плавать, в связи с чем колхоз и решил выкопать там ставок. Ставок выкопали большой, примерно 50?50 метров, а по периметру забили вербовые колья, из которых, со временем, выросли высокие, с широкими кронами вербы, в тени которых, отдыхающие на берегу ставка, могли прятаться от жары. Через некоторое время колхоз перестал выращивать гусей, а в ставок запустили карпа. Был даже сторож, который следил за тем, чтобы детишки не ловили этого карпа на удочки. Но потом, и эта затея провалилась, и теперь ставок был популярным местом, куда половина села приходила искупаться и отдохнуть. Вода в ставке всегда была прохладной, так как снизу били холодные родники. Это было очень заметно при нырянии, или, когда при плавании останавливаешься и опускаешь ноги вниз. Разность температур в слоях воды при этом сразу чувствуется.

Когда Саша пришел на ставок, там уже сидели его друзья. Они уже искупались и теперь загорали, ожидая пока высохнут плавки, чтобы не идти домой в мокрых на заднице брюках. Саша зашел в пруд, вымылся, дважды переплыл ставок туда и назад, и присоединился к ним. Ребята ему конечно завидовали, некоторые из них переплывать ставок вообще не решались. Пришел купаться старый-престарый дед, лет под семьдесят, живущий недалеко от ставка. Он, не стесняясь, полностью разделся, зашел в воду, лег на спину, и со скоростью торпеды поплыл к другому берегу, только абсолютно лысая голова блестела на солнце, при этом шею и голову он держал практически перпендикулярно туловищу, таким образом, что и шея, и голова торчали над водой и в воду не погружались. Развернувшись у противоположного берега, дед с такой же скоростью вернулся обратно, оделся, и сразу же ушел домой. Ребята были поражены. Как можно так плавать? Обычно, при плавании на спине, из воды только нос торчал, по крайней мере, затылок всегда был в воде. Мочить плавки по новой им конечно не хотелось, но опробовать дедов стиль плавания хотелось всем. Некоторые зашли в воду и попробовали плыть таким образом, другие, сидя на берегу, пытались им подсказывать. У одного немного даже получилось, пару метров он таким образом проплыл, но на большее сил не хватило, руки уставали моментально. Какая же тогда силища должна быть в руках этого деда? Саша лежал молча, не принимая участия в этой кутерьме.

– Саша, а ты так сможешь? – поинтересовались у него ребята.

– Не знаю, может и смогу, – ответил Саша, стараясь не уронить на фоне дедовых достижений свой авторитет лучшего пловца. – А вот пять раз переплыть ставок туда и обратно я точно смогу.

– Ну это, наверно, и дед сможет, – высказали предположение ребята. – Видел, с какой скоростью он плыл? Ты так не плаваешь.

Сашин авторитет явно давал трещину.

–Да я и десять раз смогу проплыть, – сгоряча сказал Саша, и тут же пожалел о сказанном, пять раз ставок он действительно переплывал, но при этом сильно уставал.

–Ну давай, попробуй, – подначивали ребята.

Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Чтобы спасти авторитет, придется плыть 1000 метров, но деваться теперь некуда. Саша зашел в воду и поплыл. Первые пять раз он проплыл легко и совсем даже не устал. Появилась надежда, что одолеет и следующие 500 метров. Вспомнил про экзамены, которые сдавали казаки при приеме в Запорожцы. Во-первых, нужно было троекратно перекреститься, а во-вторых, переплыть, преодолевая течение, Днепр туда и обратно, с возвращением в точку заплыва. И этот экзамен казаки сдавали. Так неужели он хуже них, и какую-то лужу без течения десять раз не переплывет?

Усталость начала появляться на шестой раз, как ни странно, ноги уставали быстрее чем руки. Они уже не держались на поверхности, а стали опускаться глубже. На седьмой раз, уже возле противоположного берега, судорога свела палец на ноге, пришлось лечь на спину, подтянуть к себе ногу и разминать палец, к счастью, судорога быстро прошла, и он поплыл дальше. Скорость правда была уже не та, и ноги опускались все глубже, но он проплыл еще два раза. Еще один раз, и он восстановит свой пошатнувшийся авторитет. Десятый раз давался ему очень тяжело, ноги периодически опускались очень низко, и он уже чувствовал, насколько там внизу холодная вода, плыть приходилось, в основном, за счет рук. Развернулся у противоположного берега и поплыл обратно. Еще пятьдесят метров, и он им докажет, чего он стоит. Проплыл метров пятнадцать, когда судорога свела ногу. От жуткой боли в ноге у него аж зубы свело. Опять лег на спину и попробовал помассировать ногу, боль немного уменьшилась. Самым разумным сейчас было бы выйти на ближайший берег и вернуться к ребятам по суше, но тогда он будет хвастуном, и ничего не докажет. Нет, нужно плыть дальше, ведь каких-то тридцать пять метров осталось, их можно и на одних руках проплыть. На середине ставка судорога свела вторую ногу. Опять жуткая боль в ноге. Дотянуться да ноги, чтобы ее помассировать, не удалось, сразу погрузился под воду, но удалось выплыть на поверхность. Превозмогая боль, попытался плыть на руках, но и это не получилось, оказалось, что это не то же самое, что плыть с опущенными, но здоровыми ногами. Саше стало страшно.