Осколки памяти

Я еженедельно глубокой ночью посещал Центр, проверял несение службы охраной ЧОПа. Помню один случай. Оставив свою машину метрах в ста от Центра, подошел к нему в мертвой зоне, не просматриваемой видеокамерой. Перелез через высокий острый забор и вдоль стены здания пошел по хоздвору. Когда перелезал, зацепился за верх забора брюками и повис. Еле освободился и дал себе слово так больше не поступать. Мне было уже 72 года и с такими приключениями надо было заканчивать. Через незапертую дверь вошел в большой неосвещенный цех СТО, где на втором этаже находился пост охраны. Стал за толстую колонну и прислушался. Скрипнула дверь поста, охранник спустился вниз, подсвечивая себе электрическим фонариком. Когда он проходил мимо меня, я молча набросился на него сзади, правой рукой сдавил горло и прижал к себе…

…Афганистан, 1984 год. Я вторую неделю на боевой операции. Непроглядно черная, как чернила, ночь. Выхожу из своего машины-кунга и вижу, что фонариком кто-то недалеко от нас передает сигналы. Генерал, стоящий внизу, приказывает: «Майор, иди, разберись». Я пошел на огоньки, низко нагнувшись, а затем пополз. Увидел, что с фонариком в руке, осторожно пригнувшись, крадется в мою сторону человек, и замер. Когда человек поравнялся со мной, я бросился ему в ноги, свалил на живот, сел на спину сверху. Правой рукой зажал его горло и потянул вверх, чтобы он потерял сознание от удушья. Он успел прохрипеть: «Я свой…», и я, отпустив горло, завернув ему руку, повел его к генералу, где с ним стали разбираться…

Я ожидал от пожилого охранника всякого, но не этого. Он обмяк, как тряпка, и, кажется, обмочился. Я чуть не сгорел со стыда, представив себе мгновенно, что у него мог быть инфаркт и смерть. Да и сейчас смена брюк на сухие не доставит ему удовольствия. С тех пор я перестал проверять охрану ночью; а, приезжая утром, внимательно изучал записи видеокамер за ночь и устраивая жесткие разборки за нарушения. Иногда я требовал заменить на месяц злостных нарушителей, и потом они были как шелковые.

Последние годы в Центре были однообразными и скучными. Обыденность надоедала. Я чувствовал себя, как Тузик на короткой цепи. Любая инициатива тонула в бесполезных длинных разговорах с разными японскими представителями, которые, как я неоднократно убедился, ничего не решали без согласования с Токио…

Волковы

Однажды перед 10 ноября – Дня сотрудников внутренних дел –мы получили письмо из местного отдела милиции. В нем содержалась очередная просьба оказать материальную помощь в связи с праздником. Это письмо для рассмотрения и подготовки ответа было Генеральным директором расписано мне по компетентности. Я поехал в отдел милиции района. На его здании увидел три мемориальные доски в честь погибших в горячих точках милиционеров. Зашел в отдел кадров, узнал, что у одного из них –старшего лейтенанта милиции Игоря Волкова, погибшего в Афганистане, остались двое детей: Егорка 6 лет и Кристина 11 лет. Зашел к начальнику райотдела и спросил, какую материальную помощь оказывает милиция семьям погибших. Он ответил, что раз в год начальник УВД области генерал Воротников В.А. собирает жен погибших и каждой вручает по 1000 рублей[24 - Даже по тем временам небольшие деньги].

Я показал письмо к нам о помощи милиционерам в связи с праздником, и сказал, что все действующие милиционеры на бутылку водки к празднику могут скинуться и сами. Вернувшись в Центр, написал служебную записку об оказании помощи семье Игоря Волкова в размере 10000 рублей. Центр тогда продавал по 450 новых машин в месяц и купался в деньгах. Что тут началось!!! Меня по 4-5 раз вызывали на совещания в Исполнительный Комитет и требовали пояснений, на каком это основании Центр будет отдавать деньги и кому. Эти вызовы продолжались несколько дней, и, конечно, все время проходили консультации с Токио. Наконец мы с Компотовым, человеком редкой порядочности, ума и «Великого дипломата», как я его про себя называл, сформулировали письмо в Исполнительный комитет от моего имени следующего содержания: «Для оказания материальной помощи семье погибшего с терроризмом старшего лейтенанта милиции Игоря Волкова, прошу выделить 10000 рублей и выдать их через кассу предприятия его вдове Волковой Оксане Павловне». Прошла еще пара совещаний, и Токио дало «добро».

Более 10 лет ежегодно накануне 10 ноября я звонил Оксане Павловне, поздравлял ее с наступающим праздником и приглашал получить деньги в кассе Центра. Периодически я выезжал к Волковым домой со специалистом по компьютерам. Подарил два ноутбука, которые центр хотел продать как устаревшие и списанные. Специалист настроил эти ноутбуки, чтобы ребятишки могли использовать их для обучения. Когда Егорка и Кристина были маленькими, периодически заказывал им новогодние подарки, которые Центр покупал детям сотрудников.

Так продолжалось до моего увольнения из Центра; просил продолжить традицию помогать семье погибшего Волкова, обещали, но, к сожалению, не выполнили.

Братья наши меньшие

В районе дислокации Центра, а это на окраине большого города, раньше были частные деревянные дома. Сейчас это высотные дома и коттеджи. По улицам часто бродили, как неприкаянные, своры собак, которые имели каждая свою территорию, строго охраняемую от чужих. Собаки проникали под воротами, через подкопы в высоком бетонном заборе на внутреннюю территорию Центра и бегали, пока их не выгоняла охрана. Возле шлагбаума при въезде на территорию наш завхоз навозил много кусков гранита и круглых валунов, присыпал их землей и высадил множество цветов. Рядом с горкой в землю он врыл большой пластмассовый бассейн с водой. Это стало любимым местом отдыха местных собак. Они часами валялись возле бассейна, откинув лапы, чем сильно нервировали нашего завхоза. Он просил охрану отгонять собак с этого места, но охрана не всегда реагировала своевременно. Я неоднократно видел, как из Центра с малокалиберным пистолетом выскакивает завхоз и бежит по направлению к горке с собаками. Что-то громко орет нецензурное. Собаки, никогда не реагировавшие на проезжающие рядом машины и проходящих по тропинке прохожих, заслышав знакомый сочный мат завхоза, тревожно поднимали головы и вглядывались в бегущего к ним вооруженного человека. Затем мгновенно вскакивали и россыпью кидались прочь, кто куда. А завхоз, не снижая скорости, стрелял им вслед и еще долго матерился. Это действо повторялось периодически.

Кто-то из охранников принес в Центр маленького щенка, сучку, которую назвали, понятное дело, Японка. Поселили ее в деревянном ящике возле двух больших контейнеров с имуществом. Через несколько месяцев к ней в гости зачастили собаки с улицы, бегали за ней гурьбой по площадке, среди новых машин. Их гоняли, но это продолжалось до тех пор, пока собаки не погрызли бампера у нескольких новых машин. К этому времени Японка вырыла под контейнером нору, родила щенков и стала там жить. Было приказано ликвидировать это собачье гнездо, и дворник наглухо завалил землей вход в нору под контейнером, где оставалась Японка со щенками. На следующее утро прибежали собаки-друзья Японки, лапами разрыли вход в ее нору, и она с малышами ушла навсегда. Собачья солидарность иногда может служить примером человеческим особям…

По весне, загоняя с площадки хранения новые машины внутрь производственного помещения для подготовки их к продаже, механики несколько раз обнаруживали внутри машин птичьи гнезда, иногда с отложенными в них яйцами и даже птенцами, которые громко верещали на весь цех. Как было ни жалко, но гнезда приходилось уничтожать.

Когда зимой выпадал свежий снег, по утрам можно было видеть, как по лобовым стеклам новых машин, развлекаясь, скатываются вниз к капоту черные вороны. Иногда они катались даже во время перегонки машин в цех на мойку. Их бесстрашие удивляло. Ворон гоняли, по ним охрана даже стреляла, но вороны упорно продолжали веселиться. Пришлось купить большой надувной шар «Орлиный глаз» с нарисованным на нем большим глазом. Такие используются в районе аэродромов для отпугивания птиц. И правда, вороны не стали прилетать, видимо, испугались.

На внутренней территории Центра, где стояли сотни машин, по свежей пороше оставались на земле и на самих машинах только цепочки следов от котов, которые и не думали соблюдать режим передвижения. И, как все коты, были своенравными и независимыми.

Спасибо японцам

Неоднократно задавался вопросом: какие же впечатления у меня остались от японцев. В Советском Союзе я прожил 50 лет, плюс более 30 в новой России. В конце 90-х годов и начале 21 века в Россию пришел беспредельно дикий капитализм. Человеческие дружеские отношения, патриотизм осуждались и презирались. Царствовал закон «человек человеку волк», получение прибыли любой ценой. Все частные предприятия «крышевались» мафией. Зарплаты платили в конвертах, налоги почти не собирались.

И вдруг на нас, как с неба, свалились японцы, стали хозяевами предприятия. Они строго соблюдали действующие законы, платили зарплату вовремя. Стали постепенно, но неуклонно подчинять своим правилам поведения и работы. Финансовый и визуальный контроль за каждым сотрудникам стал тотальным. Их не интересовали мы, как личности, главное, чтобы каждый на своем месте приносил прибыль предприятию. И не отклонялся ни на миллиметр от предписанных ими правил. Была введена драконовская система наказаний за малейшее нарушение. Все время поощрялось доносительство друг на друга. Постепенно все стали чужими другу. Моральная обстановка на предприятии стала очень тяжелой, удовольствие от работы пропало.

У японцев, конечно, многому можно научиться. Трудолюбию, ответственности к порученному делу. Честности и порядочности в быту. Рассказывали, что японец, найдя на улице кошелек с деньгами или даже авторучку, обязательно отнесет их в полицию. О наших гражданах такого я сказать не могу… И все же последние 16 лет моей работы в Центре буду вспоминать с благодарностью за подчеркнуто уважительное отношение ко мне сотрудников и японских представителей. Общаясь с японцами много лет, я еще больше стал ценить и любить свою Родину. Спасибо им за это! Родину ведь любят не за что-то, если любишь, то безусловной любовью. За ее культуру, историю, возможно, самую благородную историю, историю самой миролюбивой, но самой непобедимой страны, историю страны, стремящейся к справедливости, к добру и величию своего народа. За дух России, который воспитывает сильных и добрых людей с широкой и глубокой душой! За то, что Россия страна, где понятия «дружба и братство» ценятся выше, чем где бы то ни было.

Спасибо японцам за осознание моей любви к России.

ЗВЕРЬЕ МОЕ

Феня

Это удивительное создание – ослепительно белого крошечного котенка с огромными голубыми умными глазами – принес в наш дачный дом семилетний внук Степа …

Большой деревянный дом с баней и огромным сараем для скота мы купили за относительно небольшие по тем временам деньги в татарской деревне Усть-Баяк, недалеко от города Красноуфимска и рядом с красавицей рекой Чусовой.

От квартиры в Екатеринбурге до дачи было ровно 225 километров. Неблизко, но ездили туда с женой на выходные каждую неделю. Дом, конечно, требовал большого ремонта и реконструкции, но я тогда работал в японской фирме, и расходы на ремонт нас не пугали.

Феня. Фото из архива автора

В соседнем доме жила Лиля, она и посоветовала при первом нашем приезде и осмотре дома сходить к мулле и попросить разрешения на покупку дома, потому что деревня чисто татарская и здесь так принято. Рассказала, что недавно приезжал прокурор города Красноуфимска, тоже русский, но мулла почему-то ему не разрешил покупку этого дома.

Прежний жилец дома, татарин, связался с какой-то сектой, распространял среди местных жителей листовки с призывами в нее вступать. Его несколько раз предупредили, затем деревенские побили его изрядно, сломав ребра, и приказали убираться из деревни. Он моментально исчез, но своей соседке Лиле оставил все документы на продажу дома и земли, а сам, по ее словам, долго лечился в больнице. Мы его так и не видели. Дом и сарай были совсем пустыми, а в бане я обнаружил два мешка макулатуры с бланками каких-то денежных переводов из разных городов и банков на разные суммы. Использовал их для растопки печки.

Я сходил к мулле в крайний дом на нашей улице Гагарина, представился и переговорил с ним. После получасовых подробных расспросов обо мне, жене, обоих сыновьях, кто они и чем по жизни занимаются, мулла позвонил Лиле по телефону и сообщил, что дает нам разрешение на покупку дома и проживание в этой деревне…

Но вернусь к кошачьим. Принесенный Степашкой котенок оказался обаятельной кошечкой. Мы ее назвали Феней. За врожденное царственное поведение и дистанцию, на которой она с первого дня появления в нашем доме держала нас всех, я частенько называл ее Фелицией. Никогда Фелиция не мурлыкала, и никому она не позволяла себя гладить. После многочисленных попыток приласкать и погладить чудесную кошечку, мы ходили потом с оцарапанными до крови руками.

Бывая в гостях у Лили, я встречал маму нашей Фени, кошку сиамской породы, с черно-бело-желтыми пятнами, белыми носочками и белым пятнышком на мордочке. Она была уже старая и часами лежала на высокой лавке возле русской печи. Пока мы обедали, сидя за столом, она, как правило, была рядом, крепко спала и даже храпела. Неловко повернувшись во сне, несколько раз при мне падала с лавки на пол, просыпалась, ловко запрыгивала на лавку и снова засыпала.

Кота-папу я видел только один раз, мне его как-то показала соседка. Это был серый, с тигриными разводами по шкурке, огромный, наглый кот, периодически посещавший соседний двор.

В детстве меня всегда сопровождали коты и кошки, но подобного гордого, величественного поведения, как у Фени, среди них я никогда не наблюдал. Моя мама всех котов называла просто «Васька», а кошек, наверно, на польский манер (мы жили тогда в Белоруссии и в лексиконе бабушки и мамы всегда присутствовали польские слова), называла «Гидота», что значит «гадливая, мерзкая, противная».

Тогда я не понимал, что означало это прозвище, ведь в детстве гладил своих котов и кошек, а они только ласково мурлыкали и терлись мордочкой. Утром, еще не открыв глаза, уже слышал ласковое «мурчанье» наших котов, спавших в моих ногах. Потом, когда они начинали облизывать мое лицо своими шершавыми языками, просыпался, радуясь новому солнцу и новому дню жизни.

Большинство котов из моего детства были пройдохами и жуликами. Одного «Ваську» запомнил на всю жизнь. Бабушка, подоив корову, кувшины молока ставила на полку в сенцах. Полка была прибита метрах в двух от пола, и столько же было от полки до чердака, что гарантировало недоступность молока для Васьки. Через пару дней с каждого кувшина молока бабушка ложкой собирала сметану. А в субботу бабушка проводила чистую уборку дома, скребла ножом дощатый деревянный пол до желтизны. В одну из суббот, помыв пол и выйдя в сени, она обнаружила внезапно Ваську на полке с молочными кувшинами. Этот пройдоха только что поедал сметану из очередного кувшина и, увидев бабушку, лапой толкнул кувшин на пол, тот разбился.

Запомнились сцены наказания Васьки. Бабушка держала кота за хвост и молча лупила голяком, веником-метлой без листьев. При каждом ударе Васька утробно мяукал и подпрыгивал от пола, обрызгивая его мелкой мочой. Затем бабушка за хвост волочила кота к двери и выкидывала из дому. Через два дня ласковый и громко мурлыкающий Васька возвращался из леса, где, словно партизан, был в засаде. Долго терся возле ног бабушки, и она его прощала. Воспитательных мер хватало ровно на неделю. Как-то, вновь поймав Ваську с поличным, бабушка применила совершенно новое оружие возмездия: зажав Васькину голову под мышкой, бабушка подняла его хвост и от души мазнула под хвостом горчицей. Раздался оглушительный, просто душераздирающий крик бедного Василия; на пол полетели клочки бабушкиной одежды. Кот вырвался из рук и головой вынес тогда очень дефицитное стекло на кухне… Из леса долго доносился его жалобный вой, вероятно, он вылизывал горчицу из-под хвоста. Больше кот не хулиганил никогда и был ласков дома со всеми.

Как уже говорил, дача располагалась недалеко от Красноуфимска, но далеко от Екатеринбурга. Дорога с пробками иногда занимала более 4-х часов в один конец, и Феня стойко ее переносила в переносной коробке внутри машины. Наша Фелиция имела, я полагаю, самый большой пробег в километрах среди остальных котов и кошек деревни, я думаю, что и среди кошачьего населения всей Свердловской области.

Она быстро росла, часами сидела высоко под крышей нашего сарая и наблюдала жизнь в соседнем дворе: многочисленных кур, уток, баранов, свиней, коровы и двух коней. В огороде тогда было много кротовьих земляных куч. Кроты, конечно, полезны, ведь они уничтожают слизней, медведок, гусениц, личинок проволочника, других вредителей. Но эти земляные кучки, кротовины, небезопасны: можно споткнуться и упасть; к тому же кроты поедают полезных земляных червей. С кротами я вел неравную изнурительную борьбу.

Как-то Феня увидела, как из земли возле бани вылез маленький слепой кротенок с растопыренными лапками. До этого она ловила только мышей и приносила их в дом, заставляя жену кричать от испуга. Кошка ударила кротенка по голове лапой, и тот замер. Феня долго и пристально смотрела на него, а устав от этого занятия, повернула голову в сторону дерущихся невдалеке воробьев. В этот момент кротенок рванулся к норке и мгновенно исчез. Феня долго и бесполезно рыла землю, потом до самого утра лежала возле норки, караулила, но крот так и не показался.

Как-то незаметно Феня стала совсем взрослой кошкой и начала изводить нас криками по ночам, требуя отпустить на любовные свидания. Она превратилась из чисто белой в серую с тигриными полосами по бокам и мордочке. Только на кончике хвоста осталась небольшая белая кисточка.

Наконец, устав от кошачьих криков и жалея нашу Фелицию, решились на операцию по стерилизации. Кошка после операции сразу превратилась в равнодушное и лишенное ярких чувств животное. Мне было ее бесконечно жаль, но со временем я привык к тому, какими мы, люди, можем быть сволочами.

Поначалу Феня часами молча лежала дома на диване и с укором глядела на нас. Потом стала выходить на балкон, а жили мы на третьем этаже, и часами смотрела вниз, оживляясь лишь, если рядом садились нахальные воробьи и голуби. И вдруг Феня исчезла. Окно на балконе было открыто, мы подумали, что она увлеклась очередной птичкой и прыгнула. Внизу был асфальт, но там никого не было, и всегда сидящие возле дома старушки и бегающие дети ничего не видели.

Мы обошли больше двадцати домов вокруг, везде расклеивая объявления о пропаже кошки. Позвонил сосед сверху и сообщил, что видел Феню под низкой подвальной решеткой соседнего подъезда, как она туда протискивалась. Потом позвонил охранник из соседнего большого дома, который видел, как наша кошка прыгнула в подвал. Она ушла, видимо, смертельно обидевшись, что мы такое с ней сотворили…

С трудом добились мы возможности открыть подвал, стали его обыскивать. В темноту подвала я направил свет электрического фонарика и долго звал Феню по имени. Свет фонарика отразился в глазах кошки, они светились, и мы поняли, что Фенечка здесь. Три недели подряд ежедневно приносили еду и воду и спускали на веревочке в подвал. Только через три недели мы дождалась, когда кошка подошла вплотную к подвальной решетке, и смогли поймать ее. Феню помыли, покормили, больше суток она спала. Худенькая, но с такой же непримиримой звериной оппозицией.

Время шло, мы поменяли дачу поближе к городу, и все так же возили Феню с собой на автомобиле, в той же переносной коробке. Только в поведении нашей гордой кошки появились особенности: как только мы начинали собираться на дачу, она пряталась в квартире. Долго звали ласковым и любимым ее выражением: «Феня, кушать!». Бесполезно, ни звука она не издавала, тишина. Тогда проводили в квартире тотальный обыск. Находили ее в самых неожиданных местах: под диваном, куда и руку не просунешь, или в шифоньере на полке за бельем. Выковыривали из-под дивана клюшкой, несмотря на утробный, дикий вой.

На даче Фелиция сразу ныряла в подвал через дырку в полу, часами молча сидела в подвале, в холоде и темноте. Вылезала без добычи только поесть, затем снова тяжело протискивалась в дырку и спрыгивала в подвал. Это было любимое ее место и занятие: сидеть, вращая ушами, и наслаждаться уединением, шорохами и странными звуками.

Потом все же выходила во двор и наблюдала, что происходит вокруг. На высоком шесте я закрепил когда-то скворечник, и мы с ней любовались скворцами. Прилетев, те садились на провода и долго ждали, пока незваный гость их скворечника – воробей – отлучится из-за неизбежного голода. Занимали скворечник до осени, выкидывая из него воробьиное имущество, перья, пух.

Однажды ярким солнечным утром мы с Феней наблюдали настоящий Гимн Жизни. Сидя на проводах возле дома, скворчик мелко хлопая крыльями, глядя на солнце, издавал громкие трели, радуясь Родине, теплу и весне. Через некоторое время из скворечника стал доноситься громкий галдеж скворечной детворы, требующей еды. Оба скворца, скворчиные мама и папа, ненадолго улетали и приносили птенцам что-то в клюве. Гвалд птенцов вызывал у Фени охотничий зуд, и она часами не отводила от скворечника глаз. Пришлось набить на шесте со скворечником гвозди под углом, чтобы она не смогла до него добраться. После неудачных попыток добраться до птичек и нескольких падений, кошка перестала обращать на скворцов внимание.

Первое время после отдыха и, конечно, работы на новой даче мы Феню забирали домой. Но как только мы начинали собираться домой, она убегала из дому и не возвращалась, несмотря ни на какие уговоры и посулы. Чаще всего мы Феню не находили. Стали насыпать в чашку сухого корма, в другую наливали воды, ставили это в предбанник, и оставляли дверь бани приоткрытой. Все неделю переживали, что ей может быть холодно, а еду сожрут соседские наглые коты. Приезжали в следующие выходные. И всегда Фенечка ждала нас у крыльца, чистенькая, веселая, пушистая, нисколько не похудевшая. Поест, поспит на диване несколько часов и снова уходит.

Иногда с нами на дачу приезжал внук Степан косить ненавистные одуванчики. И тут Фене не везло. Прежде, чем уехать с дачи, Степа получал задание найти кошку и доставить в дом. Внук выходил в сад, обнаруживал кошку, и начиналась красивая погоня. Сад с трех стороны огорожен металлическим забором с несколькими дырками под ним. С четвертой стороны – деревянный штакетник. Вот обычная картина: впереди несется к штакетнику Феня огромными прыжками, за ней высокий, голенастый, как молодой лосенок, Степа, и почти нагоняет ее.