Башня говорящего осла

– Чудесно, – сказал папа.

– Репетиции со следующей недели. Представляешь, как здорово! Это всё устроил учитель из Костиной школы. Такой классный дядечка!

– Что еще за дядечка? – папа недоверчиво посмотрел на маму.

– Обычный дядечка, – поджав губы, ответила мама. – Толстый, лысый, старый. И фамилия у него глупая – Шляпсон. Правда, смешная фамилия?

Папа взял маму за плечи и немигающими глазами уставился ей в лицо.

– Ты сказала Шляпсон? Я не ослышался?

– Да, Шляпсон, – растеряно повторила мама.

Папа больно сдавил мамины плечи.

– Куда пошел ребенок? – медленно произнес он, не разжимая зубов.

– Господи! Что с тобой! К Цезарю Тиграновичу пошел ноты отнести, в тридцать седьмую квартиру, в нашем доме, только другой подъезд. Десять минут назад ушел, сейчас вернется. Да отцепись ты от меня! – под конец мама даже взвизгнула, потому что испугалась собственного мужа. Это был как будто другой человек.

Ничего не объясняя, Костин папа вскочил с дивана и выбежал из квартиры.

– Совсем рехнулся со своими поездками, – обиженно сказала мама. – Скоро на людей будет бросаться. Не успел приехать, а уже всё настроение испортил!

И мама стала размышлять о том, что всем хорошо, одной ей плохо.

…Папа летел вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Квартира номер 37 находилась на четвертом этаже. Дверь приоткрыта. Папа пнул ее ногой и вошел внутрь. Никого. В единственной комнате почти нет мебели, только стол, два стула, кровать и с открытыми дверцами пустой шкаф для одежды. На столе тарелка с недоеденным супом и листы бумаги. Ноты. На стене напротив окна – нарисованная на старых обоях дверь в человеческий рост.

– О нет, – сказал папа. – Только не это!

Он подбежал к двери и стал открывать ее, как будто она была настоящая. Конечно, у него ничего не вышло. Тогда он отошел подальше и с разбегу врезался в дверь плечом. Стена загудела. Папа застонал от боли. В соседней квартире упала на пол какая-то металлическая посудина. Нарисованная дверь начала исчезать, как будто кто-то стирал ее ластиком.

– Это я один во всем виноват, – пробормотал папа и, ссутулившись, побрел восвояси. Вид у него был жалкий.

Глава 7. А вот куда он делся

Костя взял у мамы ноты и понес Цезарю Тиграновичу. Я уже об этом говорил.

Цезарь Тигранович отворил дверь, увидел Костю и по своему обыкновению весь засветился от счастья.

– Ах, это вы, мой юный друг! Скорее же войдите в мою убогую хижину!

– Вообще-то мне некогда, – ответил Костя и нерешительно переступил порог «хижины».

Шляпсон обнял его за плечи и потащил в комнату.

– Смелее же, не стесняйтесь. Если бы вы только знали, как выручили меня! Присядьте на стул. Я задержу вас ровно на две минуты. Кое-что отдам для вашей мамы, и вы сразу пойдете. На улице так жарко. А будет еще жарче! Вам, наверное, хочется пить. Подождите, я сейчас!

Шляпсон выскочил из комнаты на кухню и почти сразу вернулся с большой разрисованной чашкой.

– Вот, попейте. Это компот, я варю его сам по особому рецепту. Прекрасно утоляет жажду.

В чашке была темно-красная жидкость, на ее поверхности лопались пузырьки. Костя не сильно хотел пить, но из вежливости сказал «спасибо» и взял чашку в руки. Между тем Шляпсон сел к столу, нацепил на нос очки и стал перебирать стопку нотных листков.

– Буквально две минуты, мой друг, ровно две минуты, – бормотал он, искоса поглядывая на ребёнка.

Костя отхлебнул из чашки. Напиток оказался приятный: чуть сладкий, но с кислинкой. Костя не заметил, как допил всё, и стал вертеть чашку в руках, потому что не знал, куда ее поставить. На чашке был рисунок: двое дяденек в коронах, наверное, цари, дрались на саблях, рядом на полу валялся ребенок в пеленках. С другой стороны чашки был изображен большой коренной зуб, наполовину изъеденный кариесом. С зуба капала кровь,как будто его только что вырвали.

Косте показалось, что он уже где-то видел этот зубчик, и он стал напрягать память, но ничего не вспомнилось. Мысли в голове вдруг стали медленными, как черепаха. «Интересно, – подумал Костик, закрывая глаза, – дядьки в коронах, эти дядьки в коронах… из-за ребенка дерутся, или он сам по себе здесь ползает?» Усталость за несколько секунд растеклась по телу. Рукам стало невыносимо тяжело держать чашку с царями, и он разжал пальцы. Чашка брякнулась на пол и раскололась пополам.

Шляпсон обернулся, посмотрел на разбитую, чашку, затем на Костю. Поднявшись из-за стола, он достал из внутреннего кармана пиджака большой маркер, подошел к стене и стал проводить на ней черные линии. Потом сделал шаг назад и оглядел своё художество. На обоях была дверь в человеческий рост – самый простенький рисунок: прямоугольник-проём, в нем прямоугольник-дверь, ручка буквой «С» и две дверные петли.

За дверью послышалась возня. Кто-то пытался ее открыть.

– Толкайте сильнее! – крикнул Шляпсон.

Дверь отворилась, и в комнату вошел длинный, жилистый, человек. С бесцветными волосами и ресницами. Он был альбинос.

– Добрый день, господин Цезарь! – сказал он, тяжело дыша. – Думал уже, что заблудился.

– Здравствуйте, Моррак! – ответил Шляпсон и показал на Костю пальцем.

– Наш принц спит. Я намешал ему в питьё сонного порошку. На этот раз мы забираем его и делаем это как можно скорее. Ещё чуть-чуть – и нам несдобровать.

Альбинос поднял ребенка и взвалил себе на плечо головой назад, прямо как мешок или скатанный в трубку ковёр.

– Оркестр – это хорошо, – вздохнув, сказал Шляпсон. – Но работа есть работа. А искусство… оно в очередной раз подождёт. Все мы занимаемся не своим делом.

– Полностью с вами согласен, господин Цезарь, – хихикнул волосатик. – То, что мы хотим делать, делают другие, а то, что хотят делать другие, делают другие другие, а то что хотят другие другие, делают совсем другие… А чудаки, которые мечтают делать нашу работу…

– Об этом, дорогой мой Моррак, мы порассуждаем как-нибудь попозже. Иначе ещё немного и мы вообще не будем делать никакой работы, потому что Гантимур разорвёт нас на мелкие кусочки. Он уже бежит сюда.

С этими словами Моррак с Костей на плече и Шляпсон исчезли в нарисованном проходе. Дверь за ними закрылась и стала исчезать.

В ту же минуту в квартиру ворвался Костин папа. Дальше вы знаете.

Глава 8. Костина мама засыпает волшебным сном

Кажется, я всех запутал и сам запутался. Это не потому что я уж не знаю, что еще соврать, а потому что очень тяжело честно рассказывать про волшебные события. Все происходит как-то кувырком и как-то не по-людски, что сразу и не сообразишь, что надо рассказывать сначала, а что потом.

Вы уже поняли, что Шляпсон на самом деле не Шляпсон, а Костин папа вовсе не Костин папа. Вот я опять напутал. Костин папа на самом деле был Костин папа, Шляпсона так и звали – Шляпсон. Только оба они изображали из себя не тех, кто они на самом деле.

И Шляпсон, и Костин папа попали в наш город из волшебной страны. Они давно знали друг друга. Вот поэтому Костин папа так странно повел себя, когда услышал фамилию Шляпсон. Он сразу понял, что его сына хотят украсть, и побежал на выручку. Как мы уже знаем, он опоздал.

Однако не стоит думать, что папа плюнул на родного сына и отказался от дальнейших поисков. К тому моменту, когда он вернулся в свою квартиру, в голове его сложился план дальнейших действий.

– Объясни, что с тобой, – такими словами встретила папу мама.

– Ничего, – ответил папа и через силу улыбнулся. – Я не выспался в дороге.