Дневник, 1917-1921

7/20 февр‹аля› 20

[52 - В. Г. Короленко сделал в этом месте отсылку«К стр. 72-й», т. е. указал на связь с записьюот 14(27) января.]

В московской «Правде» еще 1 июля 1919 года (№ 141) была напечатана ст‹атья› Сосновского

(не нашего) «Легче на поворотах», где проводится тот же мотив. Еще раньше статью под тем же заглавием напечатал Преображенский

, проводя мысль о сближении с середняком. Сосновский ее поддерживает, хотя «само собою разумеется, сближение со средняком не должно ослабить раз начатую борьбу с эксплуатат‹орскими› элементами деревни, т. е. кулачеством». «Сближаясь со средняком, мы не можем выпустить из опалы кулака и оставить без поддержки бедноту» и т. д. Значит, у нас это повторение большевистского официоза. Большевистская Украина повторяет зады большевистской России, хотя теперь считается, по-видимому, в федеративной связи с Россией. Деникинцы совершенно не признавали не только федерацию, но даже и укр‹аинской› культуры. Как-то несколько месяцев назад я прочел в газ‹ете› «Станичник» (или другой, не помню) известие, что одна из кубанских станиц решила основать у себя учит‹ельскую› семинарию с преподаванием на родном (т. е. украинском) языке. Через некоторое время появилось извещение, что это не дозволено, и только допущено преподавание укр‹аинского› языка в этой семинарии. Таким образом, и на Кубани родной язык подвергался ограничениям. Это вызывало, понятно, отпор и кончилось тем, что кубанская рада пошла против Деникина. Одна глупость вызвала другую, противоположную: некоторые члены рады заключили с «горскими народами» «изменнический договор», за что один (Калабухин) казнен, а другие высланы за пределы России. Кажется, что эта история сильно причинилась к расстройству добровольческого фронта

. Большевики стараются не повторить этой ошибки. Их русопятство как будто стушевалось, и даже официоз («Власть Советов») выходит часто под заглавием «Радянська Влада» и печатается частью по-украински, частью по-русски… Но – за что же тогда расстреляли Науменка?..

11/24 февр‹аля›

Сегодня в газете «Радянська Влада» есть отчет о заседании рев. трибунала, в котором вынесен смертный приговор трем красноармейцам. Вооруженные, они явились, взломав дверь, на квартиру Гальченка искать оружие. «Никакие мольбы, – говорится в газетном отчете, – вплоть до целования ног, не помогли: бандиты очистили сундуки, сняли с пальцев кольца, из ушей повырывали серьги, обшарили карманы и у находившегося в квартире Гальченков семидесятилетнего старика, нищего, забрали собранную им милостыню 20 р., избив его так, что он через несколько дней скончался». Судились, по-видимому, и скупщики краденого, но отчет говорит о них вскользь. «Присуждены к расстрелу в течение 24 часов. Приговор уже приведен в исполнение».

* * *

1/14 марта в «Рад‹янськой› Владе» (№ 61–76) сообщается, что 10 марта н‹ового› ст‹иля› расстреляны бандиты П. Н. Портной и Федосий Ник. Кулибаба, жители хутора Ольховый Рог, Никольской волости. Между другими преступлениями им вменяется в вину напад‹ение› на члена уездного ревкома Слизкого. Приговор постановлен губ‹ернской› чрезвычайкой и утвержден «Помощником нач‹альника› украинской Чрезвычайной комиссии». Таким образом чрезвычайки сохранили все-таки право казни хотя бы только бандитов.

7/20 марта

Сегодня в «Радянськой Владе» известие из Берлина: в Германии монархический переворот: «железная дивизия», стоявшая в 20-ти километрах от Берлина, вошла в столицу. Командиры всю ночь вели переговоры с социалистическим правительством Шейдемана

. Совет министров отклонил требования. Войска заняли все правительственные здания и редакцию газеты «Форвертс». Генерал Капп объявил себя имперским канцлером

. Во многих местах рабочие ответили на переворот забастовками.

Большевистская газета[53 - «Радянська Влада», № 65/80. – Примеч. В. Г. Короленко.] злорадствует:

«Окончена комедия! Революция сахар-медовая, осторожная, медлительная, трусливая… более не нужна. Меньшевистская революция ядом пышных фраз, бегом на месте, наглостью по отношению к советской России, угодничеством перед Антантой отравила сознание народных масс, усыпила их волю… Она провоцировала выступление коммунистов и убила вождей германского пролетариата, Розу Люксембург и Либкнехта…»

Большевики в своей ненависти к германскому меньшевизму готовы взвалить на него все преступления реакционных партий и радуются: теперь в Германии выступит тоже большевизм. Но это, без сомнения, ошибка.

11/24 марта

Сегодня в «Рад‹янськой› Владе» опять торжествующая передовая. Озаглавлена она «Перспективы». «Меньшевистский ослик хвастал(?)[54 - Знак вопроса поставлен В. Г. Короленко.]. С чисто идиотской гордостью „Форвертс“ писал о терпеливости своих последователей, с чисто идиотской наглостью говорил о большевизме, как о „socialismus asiaticus“. Газета уверяла, что Германия – под мудрым руководством Шейдемана, конечно, проделает социалистическую революцию „по писаному“, без эксцессов гражд‹анской› войны, без „русских“ методов».

«Но русские методы пришли справа… Тирпиц

дал „чистую отставку“ меньшевикам Германии»… Гражданская война в Германии снова факт. Гражданская война с неизбежными «эксцессами», с забастовками, обычными и всеобщими, с голодными бунтами, с рабочими «беспорядками» и сельскими мятежами…

«Гражданская война – „кровь и клубы дыма“, гражданская война по всем правилам разрушительной стихии. „Русские“ методы отныне будут применяться и германским пролетариатом. Страна философов стала ареной жесточайшей схватки классов.

Штиль прошел. Пусть скорее грянет буря» (№ 68).

Замечательно, что автор (А.Чмiль) как бы вперед смакует эксцессы, кровь, голодные бунты, все русские атрибуты революции. И на той же странице газеты, после нескольких телеграмм о беспорядках и стычках сообщается: «Соглашатели снова у власти. Получены официальные известия о выходе ‹генерала› Каппа в отставку и про бегство Ф. Лютвица

из Берлина. Власть перешла в руки Шифера, бывшего министра юстиции прежнего правительства Эберта».

В этом же номере сообщается о выходе из партии меньшевиков целой группы членов, в том числе бывших членов Центр‹ального› Ком‹итета› Яхонтова, Трифонова и других, которые приглашают чуть не к ликвидации меньшевистской партии и к присоединению к 3-му Коммунистич‹ескому› интернационалу…

Затем большевизм одержал еще одну крупную победу. Клим. Арк. Тимирязев

выбран в моск‹овский› совет рабочих и красноарм‹ейских› депутатов от рабочих вагонных мастерских моск‹овско›-курской ж‹елезной› дор‹оги›. Под заглавием: «Работать, работать, работать» Тимирязев помещает письмо, в котором благодарит за избрание, приветствует героизм Красной Армии, отстоявшей республику, и приглашает всех к работе. «Работать, работать, работать, – вот призывный клич, который должен раздаваться с утра и до вечера, с края до края многострадальной страны»…

15/29 марта

[55 - Описка автора. По-видимому, «15/28 марта».]

Утром приехал из Харькова (а ранее из Москвы) Иван Давидович Ринкман

. Привез мне письмо от Прасковий Евг. Мельгуновой и Сергея Серг. Анисимова (члена правл‹ения› «Задруги»). С. П. Мельгунов опять арестован. Он уезжал и долго пробыл с семьей на даче. В его кварт‹ире› устроена была засада, которая пробыла 6 недель. Когда засада была снята, он вернулся и жил в Москве под чужим именем, скрываясь (это уже по другим рассказам). Но ему надоело это. Он пришел к своему знакомому, большевику Рязанову

посоветоваться. Тот его уверил, что, сколько ему известно, ему ничего не грозит. Мельгунов явился домой. Вскоре к нему пришла какая-то «барышня» и спросила о каких-то делах. Мельгунов ответил, что он занимается только своим издательством и научным трудом. Барышня ушла, но через полчаса вернулась с комиссаром, который ей тут же выдал тысячу рублей «на извощика», а у Мельгунова произвел тщательнейший обыск (развинчивали даже винты у ламп), и его арестовали.

Вообще в Москве опять свирепствует Ч.К. Расстрелы теперь после известного декрета не производятся. Но до его объявления (уже после того, как он состоялся) расстреляно несколько сот человек… Теперь приговаривают к бессрочной каторге или в концентрационный лагерь до окончания гражд‹анской› войны.

Арестованы еще Ек. Дм. Кускова

и Прокопович

.

31 марта (13 апр.)

Был у меня Раковский с женой. Она наша добрая знакомая еще по Румынии. Была учительницей в Тульче. Вышла замуж за приятеля Петра, человека хорошего, но много старше себя. Он потом вошел в компанию с другим, тоже русским эмигрантом, содержателем одного из известных ресторанов в Бухаресте, бросил свою врачебную практику (в Тульч. округе был врачом) и весь ушел в интересы ресторана. Оставался тем же хорошим человеком, но разница лет, а также измельчание интересов сделали то, что молодая еще женщина (хотя уже мать 2-х детей) увлеклась Раковским, в то время вторым (после Геря-Доброджану

) вождем рум‹ынской› социалистич‹еской› партии. Произошла драма. Она бросила мужа и пошла за Раковским. Он приехал в Россию еще меньшевиком, но тут деятельная, довольно кипучая натура повела его в стан большевизма, и он в конце концов стал председат‹елем› всеукраинского ревкомитета, т. е. своего рода президентом укр‹аинской› республики. Она приехала к нему в Киев, и теперь они вместе живут в Харькове. Она тоже стала революционеркой и большевичкой. Авд‹отья› Сем‹еновна› с ней подружилась, когда мы приезжали к больному Петру (Василию Ивановскому). Тогда она еще не разошлась с мужем, – и теперь эти хорошие отношения сохранились. Она, между прочим, рассказала, что Геря-Доброджану остался на прежней точке зрения соц‹иал›-демократической, но не большевистской, и в румынском журнале напечатал полемическую статью против новых идей своего бывшего соратника. Он, очевидно, стоит на точке зрения большинства немецкой социалистической партии, которая не идет на спартаковские предприятия и опыты.

Вместе с Раковским приехали к нам еще Берзин

, Егоров

(последний главноком‹андующий› южн‹ым› фронтом, но это уже не тот Егоров, который был здесь ранее), затем еще Коцюбинский

, сын украинского даровитого писателя, и еще два-три товарища, державшиеся скромно в тени. Раковский настроен оптимистически. Когда я указал на чрезвычайную непопулярность в деревне коммунистов, он сказал, что это уже изменилось. Между тем, если есть что-нибудь несомненное в нынешнем положении, – то это прямая ненависть деревни (всей) к коммунистам

. Затем он как-то радостно уверен, что в Германии уже почти торжествуют большевики-спартаковцы. Я сказал, что уже держал пари, что в Германии большевизм не восторжествует и что немецкие рабочие останутся при своем социализме и не перейдут к socialismus asiaticus (что и случилось, – примечание сделано в 1921 г.)[56 - Позднейшая приписка карандашом В. Г. Короленко.].

Зашел разговор о Крыме. Раковский, ссылаясь на Егорова, заявил, что Крым скоро будет взят, и Егоров (довольно добродушный полный человек, по-видимому, не глупый), – подтвердил, что «к 15 мая ваша дочь будет уже у вас»

. На опасение А‹вдотьи› С‹еменовны›, что при этом есть опасения насчет разных эксцессов, – и Раковский и Егоров сказали, что теперь этого не бывает, даже добров‹ольческих› офицеров не расстреливают… По-видимому, в некоторых по крайней мере случаях, это правда. У меня был Александр Георг. Замионко, бывший ссыльный, теперь ярый коммунист, человек интеллигентный и не приверженец кр‹асного› террора, – тот тоже с сочувствием говорил о занятии Екатеринодара, когда большевики вошли так внезапно, что не ожидавшие ничего офицеры-добровольцы не успели снять погонов. Солдаты-большевики только требовали снять погоны, может быть, иногда срывали. Раковский тоже рассказал случай, когда генерала-добровольца ворвавшийся на балкон солдат-большевик привел в недоумение требованием снять погоны, и тот не сразу разобрал, в чем дело. По-видимому, некоторое смягчение все-таки заметно. У нас деникинцы перед уходом рассказывали ужасы о зверствах большевиков при их возврате, и этим склонили многих уехать вместе с ними. Многие, даже не имевшие особых оснований, уехали и теперь бедствуют. То и дело приходят вести о смертях от тифа. Умер мой приятель Сияльский, умер Корецкий Дм. Ал., который, собств‹енно›, не бежал, а поехал в Крым к семье (мальчик лечился), умер Кияницин, о котором жалеют даже многие большевики; он был член земской управы, человек очень дельный и честный. Где-то бедствует семья Старицких (Георгий Егор. был во время деникинцев губернатором в Полтаве) и Семенченко (был городским головой). А между тем никаких особых свирепостей большевики в этот раз не проявили.

В тот день, когда Рак‹овский› был у меня, приходили ко мне с просьбой члены семьи некоего Герштейна, которого арестовали за спекуляцию. Пришел сначала студент, зять Герштейна. В очень подробном его изложении я понял, что предстоял изрядный гешефт с кожей, и Герштейн (владелец красильного завода) соблазнился. При обыске нашли, кажется, 9 тюков кожи. Теперь вопрос – чья это кожа? Одна сторона валит на другую и т. д. Дело чисто спекулянтское и неприятное. Они желали бы, чтобы я написал, что кожа принадлежала другим, взявшим под залог ее деньги у Герштейна. Те говорят, что кожа Герштейна. Я наотрез отказался. «Подумайте, – сказал я студенту, – раньше вас могли прийти другие, и просили бы, чтобы я удостоверил, что кожа именно Герштейна»… Студент конфузится, извиняется и… опять просит. Есть что-то очень противное в этих спекулянтских делах, но есть что-то глупое в приемах борьбы со спекуляцией чрезвычайки. В конце концов я написал записку: «Дела не знаю, по существу ничего сказать не могу. Но, если дело идет о том, чтобы дело было разобрано не в административном порядке чрезвычайной комиссией, а в судебном – трибуналом, то я всю жизнь стоял за судебный порядок против административного и на этот раз пытаюсь облегчить переход от админ‹истративного› порядка к судебному, почему и пишу Вам». Это было, конечно, не то, чего они желали бы, но пришлось ограничиться этим. По их словам, их совершенно ограбили. Насколько это верно, – не знаю. Но – возможно.

Я говорил об этом деле с Рак‹овским› именно в этом смысле: не по существу, а лишь против «приговоров» чрезвычайки. Мою записку он передал Коцюбинскому. Один приговор Ч.К. (к смертной казни трех спекулянтов!) в исполнение не приведен. Не знаю, имело ли тут влияние мое письмо или харьк‹овская› чрезвычайка, во главе которой стоит… (?)[57 - Пропуск и знак вопроса в тексте дневника.] – как говорят, противник красного террора, – сама не захотела казни, – не знаю. Всеукр‹аинская› Ч.К. теперь находится не в Киеве, а в Харькове; она утверждает приговоры губернских Ч.К. и тоже, говорят, действует на этот раз много умереннее…

Как всегда, я при этом свидании высказывал откровенно свое отрицат‹ельное› отношение к большевизму, и, как всегда, Раковский был уверен и высказывал оптимистические надежды… Разговоры были бессистемны. Они приехали ко мне после митинга, на котором Раковский произнес речь, и уехали на вокзал. У моей квартиры стояли два автомобиля, и это породило много толков, в том числе и тревожных: к Короленку зачем-то приехали вооруженные…