Финн задумался вначале, а потом дико рассмеялся, показав свои коричневые от чифиря зубы:
– Я позже женюсь, когда вставлю такие – же золотые фиксы, как у тебя, но только не на этой Музе. Она блатней нас всех троих взятых. Двенадцать лет отсидела за убийство. С ней в обществе нельзя показываться. Она хоть лицом и не жаба, но как рот откроет, – сплошная помойка. Такие слова выдаёт, что порой мне даже наедине с ней, стыдно за её лексикон становится. А в постели Муза виртуозка. Я к ней в Кемери езжу раз в неделю, – это часть города Юрмалы. На больше, меня не хватает. Замучает стерва до посинения.
Глеб опять задумался. Эта неожиданно появившаяся новость, могла быть ключиком к его недавно возникшей версии. По словам латыша в квартире было два человека один мужчина и одна женщина. Всё больше он склонялся к мысли, что в убийстве был замешан киномеханик. Но держался Финн спокойно, а пристально сверлить ему глаза, Глеб не собирался. Понимал, что своим колючим взглядом мог спугнуть его:
– Интересно бы с такой блатной женщиной почирикать, – выразил своё желание Глеб. – Я с малолетками в тюрьме общался через решку несколько раз. Забавные девчата были. Да пару раз на этапе перекрикивался с ковырялками и только. Надо было заехать к твоей Музе, если рядом около неё были.
– Можно завтра устроить такие посиделки, – пообещал Финн, – она в санатории работает в столовой. Вечером и нырнём к ней. Возьмём пива с водкой и оторвёмся на полную катушку. Она очень доброжелательная в плане мужчин. Не отвергнет и тебя.
Глеб загадочно ухмыльнулся и спросил полушутя:
– Никак ты поделиться хочешь со мной своей марухой?
– Для гостя все тридцать три удовольствия, – захохотал Финн. – Этого добра я ещё найду. Всё равно мне не жить с ней. На мой век женщин хватит!
– А как у неё самой положение с жильём, одна живёт или с родственниками? – прокачивал Глеб всё о Музе у Финна, вроде как ради праздного любопытства.
– Она живёт в моём доме, – одну половину, я сдаю курортникам, – во второй живёт она. А сейчас осень, – курортников нет, так она одна там хозяйничает.
– А ты не боишься, что такая прыткая бикса, может в один из пригожих дармовых деньков ошкурить тебя и оставить без подштанников и зубной щётки?
– Ха, Ха, Ха, – зашёлся опять смехом киномеханик, – куда ей от меня деться. Музе ехать некуда, – она одна одинёшенька. Жила до судимости в городе Шуя Ивановской области. Дом то она подпалила вместе со своим мужем. Так, что у неё сейчас ни кола, ни двора. Она на меня молится. Я для неё бог и царь! Могу в любое время ей под зад дать, но мне с ней пока удобно. Дом в порядке содержит, за садом смотрит, ну и конечно сиська под боком всегда есть, а для меня это немаловажно. Зачем мне тратится на разных шалашовок? – лавэ и так катастрофически не хватает.
– Практичный я смотрю, ты человек, – влез в разговор Феликс, – я тоже в молодости был таким, только мне эта практичность дорого обошлась. Пришлось держать мощный удар от ментов на протяжении шести лет.
– Мне это не грозит, – прекратил смеяться Финн, сделав при этом каменное лицо. – Я твёрдо решил завязать с криминалом. Мне сейчас моя жизнь нравится! Обижаться не на что!
– Ты же только сейчас плакал, что, денег катастрофически не хватает, – зацепил его за слова Феликс. – А без них не может быть хорошей жизни, я в этом твёрдо убеждён! У меня дома и хозяйство своё и в семье все работают, но, однако не живу в роскоши, как твой брат. А жить хочется всем хорошо!
Финн ехал стремительно на большой скорости, разгоняя лужи по сторонам, фырча что – то себе под нос. Было такое впечатление, что он совсем не смотрит на дорогу.
– Смотри светофор впереди, – предупредил Глеб Финна.
Финн сбавил скорость и улыбнулся:
– Я по этой дороге езжу, бывает по несколько раз в день, – с небольшим бахвальством заявил киномеханик. – Без глаз могу проехать в любом узком месте, не только по проспекту. А тебе Феликс отвечу на твою поддёвку так:
– У меня подспорье есть хорошее, – это мой дом! Он мне приличные доходы даёт. А брату моему ты не особо завидуй? – с полуулыбкой бросил Финн, – этой роскошью он практически не пользуется. Вся жизнь на море, а у моряков жизнь рисковая. Не редко бывает так, что корабли в плавание отправляются под бравый марш, а с рейса не возвращаются. Разбушевавшаяся пучина очень много кораблей утянула на дно морское. Так, что и его Посейдон может в своих водах в любое время убаюкать. Поэтому он и холостой до сих пор. Море любит, – больше чем женщин!
После этих слов в машине установилось молчание. Они ехали по улицам вечерней освещённой огнями Риги. Финн их специально вёз, по красивейшим местам, чтобы гости смогли полюбоваться неповторимой красотой его родного города.
– Вот вы скажите мне, можно менять такое великолепие на козлоногие вышки с колючей проволокой и блуждающими прожекторами по всей зоне? – нарушил молчание Финн.
– Каждому своё, – ответил Глеб. – Так было написано на воротах Бухенвальда. Но мы тебя не осуждаем, что ты не такой хромой, как я!
– Какой – же ты хромой Таган? – уважительно произнёс Финн, – хромые это те, которые сегодня подвывают тебе, а завтра твоему врагу. Я же знаю, какой важный гость ко мне заехал и слышал, как ты сук мочил. Ты совсем не хромой, а одноногий, – а это не одно, и тоже. Пострадал, как говорится за идею, к которой я проникся всей душой.
– Проникся, говоришь идеей воровской, а что – же ты тогда отказался короноваться? – спросил Глеб, хотя причину знал и не осуждал его за это. Он хотел ещё раз проверить правдивость его слов, в надежде поймать его хоть на маленькой лжи.
– Ты Таган только что произнёс про ворота Бухенвальда, – эта надпись относится и ко мне. Не каждый может быть вором в законе, но законы воровские чтить порядочным арестантам не возбраняется!
– Красиво сказал! – похвалил его Глеб.
– Родители учили излагать свои мысли чётко и ясно, и к тому же у меня незаконченное высшее образование, – произнёс Финн.
– Это мы уже слышали, – улыбнулся Глеб, – ты мне лучше скажи, как паренька генеральского зовут?
– Зовут его Морис, а фамилия у него не деда, а по отцу, – Каменский, – вспомнил Финн.
– Что шлях папа был? – спросил Феликс.
– Самый, что ни наесть русский, – родом с Москвы, по профессии биолог. Помер бедняга от цирроза печени. Хлюпик он был изрядный, – от мужчины почти ничего не унаследовал. Если его подкрасить, то вылитая женщина будет. И поддавал он горькую последние годы без всякого расписания. Говорят, гипертонией он болел ещё у них. С тестем на ножах жил, да и у жены он не в особом почёте был. Она тоже смазливая бабёнка, я бы сказал больше, красивая! – похожа на оранжерею у нашего дома, но какая – то странная, ходит по улице вроде как ключи потеряла от дома. Вечно одна и всегда задумчивая. А муж у неё злился на весь белый свет, что генерал всё наследство подписал внуку и дочке. Морис, кстати в девять утра покидает квартиру ежедневно, – кроме воскресения, – неожиданно сообщил он. – Завтра можете полюбоваться им, – только сделайте так, чтобы он не знал, что вы мои гости?
– Это понятно, – успокоил Финна Феликс, – пацан может и не при делах, а мы ему нахалюгу шьём.
– Никто ему ничего не шьёт, – оборвал Феликса Глеб, – шьют менты, а мы проверяем.
Вскоре они подъехали к дому, где жил киномеханик.
Поставив машину около подъезда, они поднялись в его квартиру. Легко поужинав, но, приняв на грудь по стакану водки, Феликс с Таганом улеглись спать.
На следующее утро в субботу Финн оставил гостей в квартире, а сам поехал за фельдшером и заодно навести справки об армянине.
Первым проснулся Глеб. Он натянул на себя брюки и пристегнул протез. Поскрипывая им по паркету, он разбудил Феликса.
Тот открыл глаза и полусонным взглядом обвёл комнату, увешанную коврами с гобеленами и то – ли с сожалением, то – ли с иронией сказал:
– Как плохо, что я не капитан дальнего плавания, а то бы мне сейчас кок завтрак прямо в постель принёс.
Глеб равнодушно посмотрел в сторону Феликса Нильса, после чего назидательно выразился:
– Мне лично по штату не положено жить в такой роскоши. С меня и спартанской обстановки вполне достаточно, я не говорю уже и о своей «шкуре». Она должна быть чистой и опрятной, но ни в коей мере не вызывающей, как у стиляги. Я не должен ни чем отличаться от толпы, чтобы не привлечь к себе внимание. Кстати, – завтрак на кухне уже приготовлен и ждёт нас, – бросил Глеб. – Считай утренник у тебя сегодня капитанский.
Феликс, встал с дивана следом за Глебом и пробурчал: – Положено, не положено, мне лично плевать, но отказываться от благ людских считаю неверным. В пещеру может из – за ваших законов опуститься? И питаться там сырым мясом с вороньими яйцами. Нет, Глеб, это не по мне. И глядя на тебя, я всё равно не понимаю, почему ты тогда носишь перстень золотой и дорогое кожаное пальто? – все эти вещи, простому человеку не купить. Я уже не говорю о твоих золотых челюстях. Не вижу логики в твоих словах и поступках, если ты практически стал рабом красивых вещей.
– А что тут понимать, – спокойно объяснил Глеб, – перстень у меня не простой, а с воровской крестовой символикой. Кожан же это не бобровая шуба и не блажь моды, а самая что ни наесть жиганская униформа. Ещё со времён НЭПА воры стали носить их. И золотые зубы, – это в первую очередь гигиена и я их не показываю каждому, расплываясь в улыбке. Я не шикую, – живу скромно, но от таких удобств, какие находятся в этой квартире, я понимаю, – трудно отказаться. Ванная и тёплый туалет, должны быть обязательной нормой, каждого человека. И это я не считаю роскошью. Это всё относится к элементам культуры человечества. Латвия хочу тебе заметить, здесь обгоняет нашу лапотную Русь.
– Понятно, – сказал Феликс, – поэтому считаю, что Финн правильное направление в жизни взял! Зачем себя наказывать, если удача катит! Я вот тоже каждой покупке своей безумно радуюсь, – купил лодку, – получил несказанное удовольствие. Купил мотоцикл, – получил море радости. А вот если бы машину купил, – онемел бы от счастья. Хотя я и лошадке своей рад не меньше, чем автомобилю.
– Возможно, в ближайшее время твоя мечта сбудется Феликс, – намекнул ему Глеб, на скорое обогащение. Но Феликс, не поняв его слов, испуганно спросил:
– Что язык мне отрежешь за прошлое?
– Перекрестись и забудь о прошлом? – обвёл его Глеб успокаивающим взглядом, – мы же с тобой договорились о старом не вспоминать. Тебя посетить может удача, после того, если мы найдём пропажу Петра. Он обязательно тебя отблагодарит, – а это значит, у тебя будет возможность приобрести себе автомобиль. Всё будет сейчас зависеть от Финна, если он нам найдёт армянина, – то будем ему верить.
– А если не найдёт, – то выходит, не будем верить? – изумлённо спросил Феликс.
– Именно так, – произнёс Глеб, – пока он для меня мутный мужик. Мне кажется, он намеренно путает нас? Сам посуди, – навёл нас вначале на внука генерала. Сказал, что там голова Пифагора лежит. Я сейчас уже не знаю, а была ли она вообще там? Может он специально всё это делает и ему выгодно нас вывести на ложный след.