Хвост фюрера. Криминальный роман

– Неужели ты думаешь, что Финн собственноручно замочил генерала? – расширил глаза Феликс.

– Пока не думаю, но сомнения в его искренности имеются? Понимаешь, пацан этот, а потом латыш вчерашний, – не могут быть убийцами. Так жестоко расправиться с близкими людьми могут только нелюди. А у Финна была неплохая возможность прикончить стариков. Полтора часа у него в тот день выпали в неизвестность, когда Пётр в Оперном театре лопатники ломал у пузанов. В это время он мог запросто пришпилить генерала со старухой. Латыш мне сказал, что в квартире был ещё женский след. Я же непросто так, выспрашивал у Финна про его блатную биксу. У меня, сразу появился повод поразмышлять над его словами. Хотя скрывать не буду, – мне этот киномеханик приятен! Пускай он даже не убийца, но навести исполнителей на квартиру, ему было проще всего. Если он дочке помогал по мелкому ремонту, – то наверняка и к генералу захаживал по той же причине. Сфотографировал хату и нате, пожалуйста! Сегодня я хочу прощупать его зазнобу. Вдруг сболтнёт, по – пьяни чего лишнего и на том проколется? Буду рад, если мои подозрения не найдут подтверждения. Да и откровенно говоря, не по душе мне искать убийц. Главное армянина найти!

С Петра за чужую пушку может серьёзно спросить воровской сход, – если она запалилась где – то, то и не посмотрят на его авторитет. Тут сюжет не сладкий может развернуться для её настоящего хозяина. Такие дела у нас наказываются серьёзно. А по убийству милиция Петру возможно и сделают предъяву, но ненадолго. В квартире генерала его следов нет, – значит, и бояться нечего. Без прямых улик у ментов ничего не срастётся. А то, что он жил над генералом, – это подозрение, а не улика. Помурыжат конечно трохи для острастки. Ведь подозревать всех, – это ментовский удел. К подозрению ещё нужны доказательства, а у них на Петра нет. А сейчас пошли завтракать, – поторопил Глеб Феликса. – Я хочу взглянуть на внука генерала, – если конечно посчастливится? Посмотрю, из чего слеплен этот мальчик.

МОРИС

На кухонном столе вафельным полотенцем был накрыт завтрак. Глеб двумя пальцами сдёрнул полотенце и повесил его на спинку стула. На завтрак Финн приготовил им салаты рыбные, варёные яйца и бутерброды с колбасой, на которых лежала записка: «Пиво в холодильнике».

– Видишь, какой гостеприимный киномеханик! – с восхищением произнёс Феликс, – а ты сомневаешься в нём. Нормальный он мужик, – бросился к холодильнику Феликс и извлёк оттуда два пива.

– Может рановато с пива утро начинать? – остановил его Глеб, – не исключено, что самая ответственная работа будет именно сегодня у нас?

Феликс изобразил недовольное лицо:

– Впрочем, я и не особо мучаюсь жаждой, – поставил он назад пиво и отпрянул от холодильника.

Сев на стул и взяв в руку варёное яйцо, он постучал им об угол стола:

– Я не понял тебя Глеб, – произнёс Нильс. – А почему ты сказал, что Пётр меня отблагодарит, а про себя ты умолчал?

Глеб не мог ему признаться, что является казначеем воровского общака и поэтому не имеет права влезать ни в какие опасные и рисковые дела. Так – как его главной задачей является оберегать и держать в порядке кассу воровского общака. И о том, что он выехал в Ригу, кроме Петра об этом никто не знал, даже его родственники. Он внимательно посмотрел на Феликса и, откусив бутерброд спокойно, сказал:

– А меня он уже отблагодарил. Дом, в котором я сейчас живу, построен на его деньги и не забывай, что мы с ним кровью повязаны.

Услышав такие слова, Феликс поперхнулся яйцом:

– Глеб только за столом, про кровь ничего не говори? – я не люблю этого слова, – от него всегда веет смертью.

– Тогда меньше спрашивай меня, а больше слушай? – обрезал его Глеб.

После чего продолжение завтрака проходило в полнейшей тишине.

Глеб, допив чай и доев свой бутерброд, посмотрел на часы. Время было восемь часов сорок пять минут.

– Я пойду к подъезду выйду, покурю, – нарушил он молчание, – надо на парнишку поглядеть, что он из себя, представляет, а получиться и поговорю с ним по душам. Время терять не будем. Если базара не получится, то в эту квартиру больше не вернёмся. Останемся жить у блатной тётки, что у Финна дома обитает. Нельзя Финна подводить, – напряжение может произойти в отношении его после нашего отъезда, так – как неизвестно что у этого огрызка на уме? Не надо исключать того, что он вообще не человек, а молодой изверг.

Глеб оделся и вышел из дома.

На улице было свежо, тихо и даже немного тепло. Утреннее осеннее солнце, грело лицо, словно в апреле. Он расстегнулся и, достав из кармана портсигар, закурил свой неизменный «Памир».

Не успев докурить сигарету, услышал звук скрипучей пружины фиксирующей дверь. Он повернул голову. На крыльце появился парень в синей плащевой куртке с длинными, как у Битлов волосами. Такие куртки были тогда большой редкостью, и купить её можно было только у контрабандистов. Видно было по фасону и качеству, что куртка имеет заграничный вид. На шее у него висело пёстрое кашне, – явно тоже не с прилавков советских магазинов. В руках парень держал большой министерский портфель из чёрной кожи. Сомнений быть не могло, – это был Морис.

– Молодой человек, – окликнул его Глеб, когда парень спустился с крыльца.

Парень обернулся.

На Глеба смотрело совсем, юношеское лицо, – это было не дерзкое и не наглое лицо подростка, а скромное и вполне соответствовало бы интеллигентному человеку, если бы не его длинные волосы. Такие причёски в эти года подвергались ярой критики у общества, которое считало, что советская молодежь, подражает капиталистической молодёжи в моде и манерам поведения, что претило моральному кодексу советского человека.

Но Глебу было всё равно, какая у парня причёска, так как у него самого волосы лежали на плечах и по длине были ничуть не меньше чем у молодого человека.

«Морис больше похож на девочку, а не на парня – молниеносно пронеслось у Глеба в голове. – Нежная кожа на лице и алые губы воронкой, согласилась бы иметь каждая девица. И если бы в его волосы вплести банты, то его смело можно назвать Мариной».

Морис увидав перед собой инвалида с модной причёской и шрамом на лице, сразу изумился и вежливо спросил на русском языке:

– Извините, пожалуйста, вы ко мне обращаетесь? – покрутил он, головой назад, думая, что там ещё кто – то стоит. Но, убедившись, что поблизости никого нет, сделал шаг вперёд и поднялся на крыльцо.

Глеб, ослепляя его своим золотым ртом, спросил:

– Тебя Морис зовут, если я не ошибаюсь?

Изумление сразу слетело с лица, и в глазах появился испуг и тревога, – что не ушло от пронизывающего взгляда Глеба.

– Да я Морис, – попятился он назад, – а вы извините, кто будете?

– Да ты не бойся мальчик меня? – спокойно сказал Глеб, – я сторож из Домского собора, – зла тебе не причиню! Я к тебе с доброй миссией явился!

– Я давно уже не мальчик и вы не похожи на сторожа, хоть у вас и деревянная нога, – трясущимся голосом произнёс он.

– С чего ты взял, что я не похож на сторожа, ты что ясновидец? – не переставал улыбаться Глеб.

– Не смотря, что у вас приятный голос, существует расхожее мнение, что шрамы и такие зубы носят только маститые бандиты или состоятельные люди. На богача вы не похожи. И я не удивлюсь, если вы сейчас из-за сапога, или из своей деревянной ноги вытащите финку.

Смотря на шрам Глеба, он сделал один шаг назад, ни на толику не сомневаясь, что перед ним стоит бывалый человек.

– Тебе, что есть, кого бояться? – спрятал свою улыбку Глеб.

– Пока нет, но вас опасаюсь, и я, пожалуй, пойду, – произнёс он и показал спину Глебу.

– Стоять Морис! – властно произнёс Глеб, после чего парень замер на месте.

– Ты больше опасности представляешь обществу, нежели я, – сказал Глеб. – У меня нет даже перочинного ножичка в кармане. А ты имеешь кортик офицера морского флота и валюту. За это срок не малый могут накрутить. А это значит прощай институт, роскошная жизнь в красивом городе и милые девочки, о которых тебе придётся забыть надолго. За валюту суд может определить десять лет тюрьмы строго режима. Не меньше! Не боишься маме своей боль причинить? – спросил он завораживающим голосом, отчего Морис медленно повернулся к Глебу и, стуча зубами, удивлённо промолвил:

– Откуда вы знаете про всё дядя? – Вы, что из милиции?

Глеб затянулся сигаретой и, сверкнув своим перстнем, произнёс:

– Ты успокойся, я же тебе сказал, что я с доброй миссией явился. А зовут меня дядя Глеб. К милиции никакого отношения не имею. И в отличии тебя я, её не боюсь, так – как совесть моя чиста перед законом. Не буду перед тобой юлить, – скажу тебе прямо, – твой чемоданчик с дымохода у меня.

Морис стоял словно парализованный, пытаясь выдавить из себя слово, но у него ничего не получалось и он только глотал ртом воздух.

– После скажешь, когда до конца выслушаешь меня, – сказал спокойно Глеб, – ты прав я не сторож. Меня наняли фронтовики, чтобы я включился в поиски убийц твоего деда и бабушки. Следствие затянулось, а им не терпится наказать злодеев.

– Так их уже нашли, – захлопал недоумённо глазами Морис.

– Как нашли? – пришло время удивляться Глебу.

– Маме в милиции сообщили, что неделю назад арестовали в Омске мужчину и женщину, вроде они брат с сестрой? – добавил Морис, – и убийство моего деда и бабушки у них не первое и не последнее. На Украине позже от их рук умер насильственной смертью, тоже бывший военный, – кажется полковник?