Они прошли к столику, на котором стоял керосиновый примус с чайником и все атрибуты для чаепития. На край стола Глеб выставил пять штук двухсот граммовых пузырьков.
– Что это? – удивлённо покосился на пузырьки Клаус.
– Это разложенная фракция белка, и воняет соответственно – смесью трупа и навоза, – тихо оглядываясь произнёс Глеб. – Полный ассортимент для безотказный осады своих оппонентов. Думаю даже самый последний аносмик не выдержит такой «аромат». И называется эта жидкость АСД.
– Я слышал про этот скотский препарат, – заулыбался Клаус. – Благодарю тебя Глеб, но всё – таки ты мои продукты положи под ящик компостной ямы соседа. Главным моим оккупационным ходом будут именно морепродукты. И ещё я хотел попросить у тебя одну вещь. На твоей яхте был мощный бинокль.
– Нашёл о чём вспомнить? – закурил Глеб. – Эта яхта никогда не была моей. Она принадлежит тестю, а мне она с одной клешнёй ни к чему сейчас. Яхту на воду не спускали уже четыре сезона. Она там же проживает на базе отдыха «Зодиак». Дочки подрастут пускай и пользуются ей. А бинокль шестидесяти кратный там лежит в шкафу. Я сейчас в банк заскачу и после заеду на водохранилище, привезу тебе бинокль.
– Не обязательно сегодня, – достал сигарету Клаус и прикурив от зажигалки, продолжил:
– Я тебя не тороплю, просто отложи в своей памяти мою просьбу. Он мне в скором будущем понадобится.
– Я понял ты хочешь проследить этот офис через расстояние? – выдал свою догадку Глеб.
– Нет, для этого офиса не нужны ни какие технические средства, – улыбнулся Клаус. – Там всё просто, они уже на этой недели будут у меня носы зажимать.
И он взяв со стола пузырёк открутил крышку. Поднеся его к носу у него моментально пошли тошнотворные позывы, чем вызвал смех у Глеба. Поставив пузырёк на стол он подошёл к кустам и присев на корточки схватился за живот. Отойдя от зловонного запаха он подошёл к столу и схватив чайник с примуса через носик стал пить кипяченую воду:
– Запах конечно мерзкий, – оценил он АЦД, – но проверим его на стойкость. Если с его помощью я выселю Калину из Юридического центра. То обязательно возьму эту парфюмерию на вооружение.
Глеб сложил все пузырьки обратно в пакет и повесил его на сук рядом стоявшей черноплодной рябины:
– Только домой не носи это «амбре», – посоветовал Глеб, – не – то Ольга выкинет тебя вместе с пузырьками из дома. У неё нюх утончённый к запахам.
– Ольга прелестная женщина и я обязан вам с Викой многим. У меня началась новая жизнь. Но боюсь менты могут омрачить моё счастье, как прознают с кем я живу. И это может вскоре отразится на её служебной карьере.
– Клаус, включи мозги, – сказал Глеб, – пускай она тебя устроит к себе в больничный городок и никаких подозрений не будет.
– Хирургом? – засмеялся Клаус, – казнокрадам обрезание делать?
– Водителем, – подсказал Глеб, – главный врач должен ездить на красивой и экономичной машине, а не на отечественной Волге, которая топлива жрёт больше чем паровозная топка. Налоги я каждый год аккуратно платил за за твой Мерседес. А тебе только комиссию останется пройти и ты за рулём. Даже и проходить не надо, Ольга сама всё за тебя сделает.
– А ведь ты голова! – обрадовался Клаус. – Сегодня же вечером в первую очередь переговорю с ней. А ты не забудь мои продукты положить в тухлятницу, я через две недели заберу их.
Водитель для главного врача
Клаус без преувеличения во всех подробностях ознакомил Ольгу с возможной неблагополучной перспективой в её работе, если в администрации будут знать что она свою судьбу свела с известным рецидивистом.
– Не надо нам сейчас идти в загс, – сказал он ей. – Я понимаю, кому нужно узнать про наш с тобой гражданский союз, пронюхают без проблем. Поэтому чтобы как-то отсрочить явь, оформи меня на работу водителем, вместе с моим автомобилем.
– А чем я буду аргументировать, отказ от отечественной Волги, – непонятно захлопала она глазами.
– Экономическим эффектом, – без волнения произнёс он. – Мой Мерседес Класс потребляет меньше четырёх литров топлива на сто километров. А твоя Волга жрёт не меньше двенадцати литров. И к тому же Волга у тебя на ладан дышит, постоянно в ремонте. А ещё мы с тобой всегда будем вместе. Позже конечно мне придётся оставить эту работу. Так, как я пока от мысли организовать своё дело не отказался.
– Твои доводы вполне разумны дорогой! – поцеловала она его в щёку. – Я завтра же своим финансистам дам задание, чтобы они на бумаге грамотно отразили экономический эффект. И тогда я наш департамент поставлю перед фактом.
Она задумалась, а потом добавила:
– А ведь и правда, даже мой водитель говорит, что Волгу пора под пресс ставить. Ты мне оставь своё фото на медицинскую справку и завтра после обеда можешь садиться за руль.
Клаус проснулся от прямых лучей солнца.
Ольги дома уже не было. Он принял ванну, позавтракал и направился в следственное отделение. Чтобы не наломать дров, он решил ещё раз сходить в следственный комитет. Ему нужно было убедиться что в смерти внучки виноватых нет. А ещё он планировал зайти к Глебу за биноклем.
Он переступил порог следственного комитета, который очень дурно влиял на его настроение. Клаус ещё в другие разы отметил, что весь антураж помещения похож на тюремную «хлеборезку», где производят шмон и проверяют документы. Онс знал, что гостеприимство ему здесь вряд – ли окажут, но выслушать обязаны и он просунув в окошко паспорт осмотрел мрачные стены.
Перед ним знакомый сотрудник, набивший своим присутствием оскомину, закрыл турникет и скривив лицо, как от зубной боли, сказал:
– Зингер вас не велено пускать. Вы все бумаги получили на руки, зачем отвлекать занятых людей?
– Да я хотел, – пытался Клаус объяснить суть своего прихода в СО. Но его в грубой форме оборвал дежурный:
– Не надо ничего хотеть больше. Лучше купите гвоздик на рынке и навестите свою внучку на кладбище.
Клаус понял, что этого твердолобого сержанта не прошибёшь. Он получил такие указания от вышестоящего начальства.
– Чувствуют суки, что накосячили, – сказал уходя на улицу Клаус. – Вот на морды свои и нацепили забрала.
– Морды у собак и других благородных животных бывают, – поправила его женщина, стоявшая у входа. – А у этих свиные рыла. И управы на них ни какой нет.
– Тоже не пускают? – кивнул он в сторону дежурного.
– И давно уже, – плаксиво заявила женщина. – Мою дочку убили и сымитировали самоубийство. Никаких следственных действий не проводились, следователь в одну душу говорит, что это суицид был и точка. Что это за жизнь пошла расплакалась она, – и вытащив из кармашка кофты носовой платок начала вытирать слёзы.
– Пойдёмте на улицу? – пригласил её Клаус, – не надо плакать. Показывая им свои слёзы, вы им показываете свою слабость. А они тешатся над вами считая себя пупами земли.
У Клауса внутри от сострадания к женщине вспыхнула ярость и чтобы не дать ей выход, он смахнул у неё со щеки одну слезинку и предостерёг её:
– Не вздумайте, а то давление себе поднимете. Лучше выговоритесь передо мной. На сердце легче станет, – и он открыл перед ней на выходе старую филенчатую дверь на пружине.
Женщина покорно проследовала на улицу. И когда за ней вышел Клаус, она взяла его за локоть и посадила на лавочку. Сев рядом с ним, продолжила свою эпопею несправедливости:
– Писали мы с отцом писали и дописались. Муж сейчас инвалид, лежит дома с переломами двух ног. С меня выпили всю кровь и высосали все соки в СО. Его сбивает машина на большой скорости. Он шел домой по обочине навстречу движению по той стороне, где стоит наш дом. Машина шла с высокой скоростью, за рулём которой находился молодой человек по фамилии Ершов, у которого мама работает в прокуратуре. Она договаривается с усатым следователем Деникиным, а после выписки мужа из больницы он закрывает уголовное дело. А ведь надо было дождаться судебно медицинской экспертизы на причинение степени тяжести телесных повреждений. Следователь Деникин уходит в отпуск. Старший следователь Корчагин почему-то верит Ершову и его другу Филипову, сидевшему рядом с Ершовым, а не схеме ДТП, которая точно фиксировала места расположения потерпевшего, автомобиля и разбитой левой передней фары. Странным нам показался и вывод старшего следователя Крылова о том, что в действиях Ершова, причинной связи с совершенным ДТП, повлекшее по неосторожности тяжкий вред здоровью моему мужу Голикову, установлено не было. Вот так я и маюсь, куда-то только не писала и всё бесполезно. Исхудала как щепка, а они ходят толсторылые и посмеиваются. Меня тоже никуда не пускают. Нет на них сволочей Сталина! – посетовала женщина и опять заплакала.
Клаус был излишне сердобольным человеком и склонен мгновенно поддаваться к вспышкам жалости окружающих. Погладив женщину по плечу, выдал ей свой монолог с лирической окраской:
– Будьте благоразумны, не рвите своё сердце? Я потерял сразу двух родных людей дочку и внучку, но креплюсь. Нами ненавистный Деникин от наказания не уйдёт. Жизнь его накажет!
После этого он тихо, как фантом испарился, оставив женщину сидеть в одиночестве со своими мыслями.
Теперь ему было ясно, что мстить надо и Деникину.
– За большие бабки этот морёный таракан всё сделал, чтобы, преступление сфальсифицировать под несчастный случай, – произнёс на ходу Клаус. – Круг моих родительских обязанностей увеличился.
В это время на улице внезапно потемнело. Он задрал голову к верху. По небу стремительно надвигалась грозовая туча и где-то вдалеке загрохотало. В лицо внезапно ударило влажной прохладой. Сильный ветер поднял сгусток пыли с асфальта и бросил ему в глаза.
– Быть грозе, – сказал он, – и пальцем прочистил свои глаза. Чтобы не попасть под дождь он решил непогоду переждать в развлекательном центре, попить кофе, поискать для Ольги приличную дамскую сумку.