– Олег, пойдем, прогуляемся. Два дня в Донецке, а город не видели.
Мы пошли по улице к проспекту (Артема, если не ошибаюсь), а дальше по нему направо на звуки оркестра. Было тепло, Валера снял шляпу, а я фуражку. Фуражку я засунул в карман пальто, а шляпу Валере пришлось тащить в руке. В киоске, расположенном у перекрестка, продавали мороженое. Валера купил фиолетовое фруктовое мороженое в картонном стаканчике, и мы остановились на солнышке у киоска. Валера медленно поглощал мороженое с помощью деревянной палочки, а я просто стоял рядом и держал Валерину шляпу. Киоскерша через пару минут обратила на меня внимание:
– Мужчина, а по случаю праздника у нас водка в разлив, пирожки с вишней на закусочку. Не желаете?
Донецкий праздничный сервис удивлял. Мы стали продвигаться ближе к оркестру. Народ на улице прибавлялся. Наконец, мы достигли уровня оркестра – он играл в парке, а невдалеке от него стояла большая толпа митингующих с какими-то плакатами. Я немного знал Валерин характер, поэтому сказал:
– Валерий Батькович, пойдем назад, там в том конце проспекта есть, я знаю, универмаг с польскими товарами. Посмотрим?
Валеру это предложение не устраивало, и мы перешли через улицу, и подошли к толпе. Митинг был посвящен тому, что украинцев нельзя призывать служить в армию вне Украины. Люди, выступающие на антивоенном митинге, по очереди поднимались на трибуну, установленную слева от здания почтамта, и на прекрасном русском языке ратовали за права украинцев. Я молчал, а Валера внимательно слушал и качал головой. Вдруг он решился и дернулся вперед к трибуне, я едва успел его ухватить за руку. Он пытался вырваться со словами:
– Олег, пусти, сейчас я этим провокаторам расскажу кто такие настоящие украинцы.
Но я был намного сильнее и, используя это преимущество, стал оттаскивать Валеру от толпы в сторону оркестра по площади. На нас стали обращать внимание. Со стороны это выглядело так, что я не даю своему другу сказать слово на митинге, посвященному борьбе с военным призывом. Но я то знал, что Валера хочет залезть на трибуну и на украинском языке объяснить, что украинцы должны не только служить в Красной Армии, а быть там лучшими. Через минуту мозг у Валеры охладился, и он покорно пошел со мной по проспекту к далекому универмагу.
Когда мы отошли на достаточное расстояние, то я сказал:
– Валера, не мешай людям отдыхать. Нам эти шахтеры, не желающие отправлять своих детей в армию, просто набьют морду. Мне набьют мою русскую морду, а тебе твою украинскую. И крепко набьют, и будут правы.
– А почему будут правы?
– А потому, что вот эти дончане, – и есть теперешние украинцы. А тебя, хотя ты и украинец, они своим не считают, ты для них чужак, живущий на Волге, и кроме как по морде, ты здесь ничего не получишь. Ну не считая виноградной водки в разлив и пирожка с вишней. Усек?
Валера согласен с этим не был, но спорить не стал, а получать от шахтеров по морде ему все же не хотелось.
Апрель 2016 года
Антенна
На Северный полигон в Мирный я ехать не хотел. Очередь была не моя, вообще это была не моя стойка, но завлаб Сидоров все это не учитывал, он вызвал меня и Толю Аникина и сказал голосом, не допускающим возражений:
– Толя, берешь Олега и дуешь в Мирный менять плату в стойке системы «Берилл». На все про все у вас семь дней – два туда, три там, два назад. Все понятно?
Толик кивнул. Так я поехал в Мирный.
В Мирном стоял мороз, и дул с севера противный ветер, – он сдувал с высоких сугробов, громоздившихся вдоль всех тротуаров, и бросал редким прохожим за шиворот колючие ледяные снежинки. Мы с Толей поселились в гостинице, а утром пошли пешком в управление, к которому относилась нужная нам войсковая часть. Подполковник – заместитель начальника отдела – принял нас по-доброму. Он расспросил Толю о цели нашего неожиданного для него визита, и, когда узнал номер нашей части, обрадовался. Он сказал:
– Мужики, ехать вам семьдесят верст, мотовоз туда не идет, поэтому поедете со мной, завтра с утречка. Я сам закажу машину, и оформлю вам пропуска; а сегодня отдыхайте, но без глупостей.
Рано утром машина подполковника подхватила нас из гостиницы, и мы поехали по бетонке, очищенной грейдером от снега, в далекую войсковую часть. Подполковник – его фамилия была Беленко – ехал в часть по рутинным делам, а нас он захватил просто с оказией. Всю работу мы выполнили за три часа – к двум часам дня, и пришли к зданию штаба. Беленко увидел нас в окно, вышел и спросил:
– Отстрелялись, или проблемы?
Толик подтвердил, что мы «отстрелялись», на что Беленко сказал:
– Мужики, сейчас мы дойдем до вышки связи, там мне бойцы откручивают со второй площадки телевизионную антенну. Заберем ее и живенько поедем, лады?
Около вышки была бетонная площадка, очищенная от снега. Я, Толик Аникин, Беленко и зам командира части по измерениям, презентовавший телевизионную антенну подполковнику, стояли небольшой толпой на этом бетонном островке посреди необъятной снежной тундры. Выше нас метров на шестьдесят три солдата в белых тулупах уже открутили антенну от вышки и приготовили ее к спуску на толстой киперной ленте. Зам командира махнул им рукой, и бойцы начали спуск антенны вниз. Мы с Толей были одеты не по погоде, мерзли на легком, но холодном ветру, и стояли, задравши головы вверх. Медленно, как нам казалось, антенна спускалась с довольно приличной высоты.
Все шло хорошо, но неожиданно ветер поменял направление и дунул разок сильнее. Антенна, привязанная на киперной ленте, как пушинка была отброшена от вышки, а при обратном движении лента завилась вокруг вышки на полтора оборота.
Заместитель только успел крикнуть, – «Не дергай!», но бойцы уже дернули. Дальше все случилось мгновенно. Лента лопнула, и антенна понеслась нам на головы, так стремительно, что мы не успели ни о чем подумать. В двух метрах от нас она с грохотом ударилась о бетонную площадку, и разбилась на десяток осколков, а главная ее часть подскочила как баскетбольный мячик, улетела под откос, пробила наст и зарылась метрах в десяти от нашей площадки в глубокий снег.
Заместитель уже через четверть минуты выложил в адрес неловких бойцов весь запас отборного северного мата. Беленко оказался сдержанным человеком, он посмотрел на осколки подарочной антенны, и выразил недовольство скупыми словами:
– Да, Виктор, у тебя то понос, то золотуха! Ладно, не провожай, мы поехали.
Мы закурили и вместе с Беленко пошли по тропинке к нашей машине, стоявшей у здания штаба. В машине для нас, как промышленников, по сложившейся северной традиции были приготовлены подарочные «консервы» – две трехлитровые банки отборной клюквы залитой спиртом. С этими подарками мы и уехали из части. Беленко ехал в плохом настроении и без подарка – его антенна, чуть не отправившая нас на больничные койки, восстановлению не подлежала. Когда мы подъезжали к управлению, Беленко нас попросил помалкивать, он грустно покачал головой и тихо сказал:
– Мужики, всего этого не было, вы поняли?
Мы понимающе кивнули.
Апрель 2016 года
Чудеса и приключения
Я шел по улице Родионова, когда из стоявшей на обочине машины меня окликнули:
– Олег Николаевич, сколько лет, сколько зим!
За рулем синего «Опеля» находился мой бывший дипломник Витя Севастьянов. Витя вылез из машины, преодолел полосу газонной грязи, вышел на асфальт тротуара и мы поздоровались.
– Витя, здорово, та-ак… И сколько лет прошло?
– Пятнадцать Олег Николаевич!
– Что-то я тебя давно не видел, куда то ты, Витюша, запропал?
– Нет, Олег Николаевич, это вы первый ушли к автомобилистам, а я еще три года пахал как конь савраска в родимом заведении.
– Точно, склероз, Витюша, проклятый склероз.
– Шутите, Олег Николаевич, это у вас то склероз.
– Что Витюша поделываешь?
– По порядку?
– Давай по порядку.
– Окончил заочно литературный институт, ушел в газету «Рабочий», писал очерки, и стихи к праздникам, книжку издал.
– Витек, какие такие стихи? Серьезно говоришь?
– Ну, конечно, а в лаборатории я про литературный институт никому не рассказывал, чтобы не дразнили, знаете какой у нас народ, заклюют.
– Это они могут, а дальше?