Воздухоплаватель

Жан и Жак давились от сдерживаемого хохота.

Фарман наконец справился с собой, любезно улыбнулся и по-французски сказал:

– Я и не подозревал, что вы говорите по-французски. Это намного упрощает дело. Вам будет нетрудно пройти курс авиатора. Завтра можете вносить деньги за аэроплан. Зайдите в мою парижскую контору, там вам выпишут счет, и вы оплатите его в банке Форжеле. Вы достаточно знакомы теперь с технологией производства, и вам будет нетрудно догадаться, что аэроплан для вас будет готов не раньше чем через три месяца.

Фарман резко повернулся и вышел из цеха.

Заикин не понял ничего из того, что сказал Фарман, и беспомощно повернулся к своим новым друзьям – Жану и Жаку:

– Чего он сказал-то?

* * *

Этот же вопрос Заикин повторил Льву Макаровичу Мациевичу.

Они стояли на краю летного поля, около ангаров: Жан, Жак, Мациевич и Заикин.

Жан и Жак, перебивая друг друга, рассказывали Мациевичу содержание разговора Заикина и Фармана. Лев Макарович смеялся и поглядывал на растерянного Заикина.

– Чего он сказал-то? – с тревогой повторил Заикин.

– Все в порядке, Иван Михайлович, – успокоил его Мациевич. – Едем в Париж, по дороге все расскажу. Значит, как вы Фарману сказали? Ну-ка, повторите.

Заикин смущенно повторил тщательно выученную французскую фразу. Жан, Жак и Мациевич восторженно захохотали.

– Что-нибудь не так сказал? – испугался Заикин.

– Нет, нет! Все прекрасно! Как мы и учили. Просто я не ожидал такого эффекта.

– А чего, – самоуверенно сказал Заикин, – я ко всему способный. Мне это еще Ляксантра Иванович Куприн говорил.

– Я совершенно согласен с господином Куприным, – весело сказал Мациевич и обнял Заикина: – Вперед! Аллон з анфан де ля патри...

Заикин подмигнул Жану и Жаку, и они пошли с Мациевичем в сторону Мурмелона.

В парижской конторе Фармана бесстрастный чиновник монотонно перечислял расходы, которые должен был оплатить Заикин, а Лев Макарович Мациевич тут же переводил:

– Три тысячи франков за курс обучения. Три тысячи двести франков в счет исправления всех будущих поломок в процессе обучения.

Заикин присвистнул и сказал:

– Лев Макарович, будь ласков, запиши сам и подсчитай, Христа ради. А то ведь ни за понюх табаку обжулит. Гляди, рожа у него какая!

Чиновник на секунду приостановился, переждал фразу Заикина и продолжал тем же бесстрастным голосом перечисление расходов. А Мацисвич взял в руки карандаш и бумагу и стал записывать, повторяя по-русски:

– За возможную поломку одного цилиндра мотора «Гном» – одна тысяча восемьдесят франков. Замена прорезиненной ткани на несущих поверхностях из расчета восемь франков за метр.

– Стой, стой! – вскричал Заикин. – Ты что, сдурел?!

Чиновник поднял на Заикина спокойные, холодные глаза.

– Жулик он, Лев Макарыч! – заволновался Заикин. – Ишь, ловкий какой! Восемь франков! Да где это видано?! Эта ткань прорезиненная в любой мануфактурной лавке по три франка за метр, бери – не хочу! А он – восемь франков!

– Продолжать? – по-французски спросил чиновник у Мациевича.

– Ты что думаешь – меня обдурить просто? – раскипятился Заикин. – Али я копейку к копейке сложить не смогу? Да я чемпионат борцовской три года держал! На полтинник ни разу не ошибся при любых расчетах!

– Успокойтесь, Иван Михайлович, – сказал Ма-циевич. – Эти цены назначает сам Анри Фарман, а мсье только перечисляет их.

– Но это же грабеж средь бела дня, – растерялся Заикин. – Неужто их совесть не мучает?

Чиновник снова уткнулся в прейскурант и монотонно забубнил.

– Аппарат системы «Фарман» – тридцать пять тысяч франков, – переводил и записывал Мацие-вич. – Запасные части и ангар...

– Какой еще «ангар»? – снова вскинулся Заикин. – Не нужен мне их ангар! Да я у себя в России...

Чиновник спокойно сказал несколько слов, и Мациевич перевел их Заикину:

– Аэроплан продается только с запасными частями и ангаром. Итак: запасные части и ангар – девять тысяч франков. За страховку третьих лиц, могущих пострадать при обучении полетам, по сто пятьдесят франков в месяц...

– Разбойники! – в отчаянии простонал Заикин.

* * *

Около банка Форжеле стоял автомобиль.

Шофер ходил вокруг автомобиля и протирал тряпкой медные части облицовки кузова.

На заднем сиденье, закрыв глаза и подставив лицо нежаркому весеннему солнцу, сидела баронесса де ля Рош.

Она не видела, как мимо нее прошли Заикин и Мациевич. Она не слышала, как уже в дверях банка Заикин обиженно прогудел:

– С ума сойти! Пятьдесят пять тысяч триста восемьдесят франков! Это сколько же получается по нашему, Лев Макарыч?

– Двадцать одна тысяча двести пятьдесят два рубля, – ответил Мациевич и первым прошел в операционный зал банка.

– Батюшки-светы! – сказал Заикин. – А ведь мне Пташниковы только половину таких денег выдали!

– Какие Пташниковы? – насторожился Мациевич. Заикин поскреб в затылке и нехотя сказал:

– Неохота мне, Лев Макарыч, говорить было, жаловаться... А ведь со мной в Одессе знаешь, какая штука произошла...

* * *

У одного из окон операционного зала стоял Леже и как с добрым знакомым разговаривал с банковским чиновником, который, ни на секунду не прекращая пересчитывать толстенную пачку денег, успевал улыбаться и задавать светские вопросы.

– Здоровье мадам?