Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том II. Схватка на плато Маньпупунёр

По дороге их встретила страшная вонь, поскольку вода в корпус не подавалась с незапамятных времён, а пользоваться туалетными комнатами сюда приходили изредка те, у кого в других зданиях и корпусах, подачу воды отключали временно, но часто. Что делать с этим безобразием руководство не знало. Может быть, и забили бы двери настежь накрест, дескать, проходи мимо, все ушли на фронт капиталистических работ, но опасались бунта, свирепого и ужасного, а что если снесут замок с двери начальствующего сортира, из трёх кабин на третьем этаже. И потому крепло и копилось это материальное выражение возмущения тружеников, да и труженицы тоже захаживали.

Гостей же семинара планировали разместить в отдельных коттеджах, их было 12 по всей территории профилактория – базы отдыха. Там уже вовсю работали за внеурочные сборщики мебели, все должны были принять в 21.30 комиссия в составе – инженера, заведующего хозяйством и врача специалиста.

Вот, в каких непростых условиях приходилось вести расследование двум энтузиастам, но цель была заманчива, и казалось близка.

В результате всех этих факторов сложился и, не почивая на лаврах, трудился триумвират социально ответственных, бдительных граждан, внёсший воистину неоценимый вклад в дело единения народа и его защитников на данной территориальной единице от всяческих происков внутренних врагов, шарлатанов и воров, кровопийц одним словом. Эх, как права Нюрка!

Но оставим на время добровольных помощников милиции, будем надеяться, у них все получится, и вернёмся к присмотру за нашими главными героями.

Глава 42. Гибель Домбровского и бегство бонны

Что бы всем было хорошо, зачастую надо остаться одному

Домбровский, занятый сверх меры своими проблемами, он хоть и не читал умных книг, но был далеко не глуп, сообразил, что видимо то покушение на ВВП, которое произошло ночью и о нём все утро и целый день трубили СМИ и посещение концерта Архонтом с Анастасией были событиями одной цепи. В случайный характер дел, которые вели эти господа, он не верил, потому проанализировав ситуацию, понял, что ему пришёл конец. Почему было понятно – силовики эти волкодавы все быстро раскопают, установят принадлежность к тем событиям всех и вся, само собой они уже на прицеле, подозрительные шевеления вокруг дома были вовремя замечены и только нарастали, да нет, уже не казалось.

Докопаются до их дел с Архонтом и его секретаршей, на кой ляд скажите, он мне её сюда засунул. Бонна между тем, поведала, что у девочки есть своя квартира, но там идёт ремонт. «Ну, и поселил бы её в „Космосе“ или какой-нибудь Шаратоне на Тверской, так нет же, сюда надо было тащить, конспираторы хреновы».

«Но что хуже всего, и все это тоже понимает этот странный господин, ему что, смоется в свой Париж, а мне отдувайся? Ведь не дадут шанса».

Нет их на этот случай, ему ясен перец, жить не дадут, слишком многое он узнал, слишком накладно жертвовать всем делом ради одного Витольда Петрасовича Домбровского. «Уберут по-тихому, на том же сборе в пансионате, или в назидание другим на мессе в Пещере, будь она трижды неладна».

Как подумал о яме, всего передёрнуло. «Что же делать? Сдаться, и попробовать сыграть в незнайку на Луне, так все равно ведь докапают, доковыряют, как же самому Президенту докладывать. Что же делать-то, а».

В Рамблере прочёл сообщение о том, что прямо с концерта улетел на своём Гольфстриме в Париж Илья Сергеевич Подоварев, его он рекомендовал Архонту в качестве Деарха, или даже Тура, намекая и на то, что и его самого пора не на три дня. Но теперь с заграницами абзац, а там ему понравилось, когда посещал различные семинары и тренинги с брифингами в Нью-Йорке и Зальцбурге.

«Но на вертолёте далеко не улетишь, максимум до Питера, а если там на машине? Нет, не дадут, а попробовать, тогда не выйдет оправдаться, за порученные сборы депутатов и храмовников. Что делать? И ведь посоветоваться не с кем. Действительно черт в юбке (какая такая вышла „Благодать“ раз Анна, Хана) дёрнул позвонить его тогда Арсению Заболотневу. Господи, помоги, что мне делать».

Как не раз бывало с ним в минуты неспокойные, в ход пошёл, известный как олигархам, так и бичам с Поля чудес приём, сначала один, а за ним и другой стакан с камнями «Whiskey Stones» что позволяют охладить виски, не разбавляя его.

Правда бичам и не снились пить виски с камнями, это пусть буржуины пьют, а мы родную Черноголовую, или «Пять озёр», на праздник или если хоронили кого из своих местный «совилью» Портянка доставал из неприкосновенных запасов «Русскую текилу». Эта божественная субстанция уже упоминалась нами в другом месте и по другому поводу. Но поскольку если не знать рецепт, то напиток получался фуфло. А тут напротив, дай бог добиться такого качества известному лидеру отрасли – заводу Кристалл, все же, только для экстремалов и уж точно профессионалов этого увлекательного занятия позвольте привести его здесь.

Ещё при советской власти, теперь уже безвестный шутник привёз из Мексиканских соединённых штатов самогон из кактуса. Текила была с червяком, большим, толстым и жёлтым. Вообще-то, это не червяк, а гусеница бабочки гузано (gusano) – паразита, обитающая в зарослях голубой агавы. Особо ценится гусеница красного цвета. Именно из неё и делают знаменитый на весь мир мескаль. После двух стаканов нашей и ириски, попробовали, понравилось. После мне рассказали, что в какой-то компании гусеницей даже закусили, а что.

А потом уже на даче один из изобретательных участников той первой дегустации мескаля, дошёл умищем неисчисляемым. А чем, спрашивается наш подмосковный (на рыбалку шёл, готовился) российский опарыш хуже. Отобрал с десяток, промыл, завернул в несколько слоёв марли и, опустив её в приготовленный на аппарате из Финляндии, как-никак дипломатический работник не самоделка какая, самогон, оставил в тёмном месте на неделю, но забыл, по причине внеочередной командировки и только чрез месяц вернувшись, вспомнил.

Благо случай представился, отмечали юбилей Академии, и после того, как остальные напитки неожиданно быстро иссякли, достал трёхлитровую банку, предварительно, ещё в подполе, удалив марлю с опившимися и потолстевшими опарышами. Кроме того, в банке плавал совсем крохотный кусочек корешка сельдерея, или имбиря, добавлением их в самогон, обычно рецепт и ограничивался, это была, конечно, не мексиканская Sierra, но на удивление напиток всем понравился. Запаха сивухи не было «ваще».

Как Вы, думаю, уже поняли, рецепт остался в тайне, друзья то друзья, но могли и побить, а напиток стал традиционным. Постепенно, знания распространились среди не особо брезгливых ценителей, употребление стало шириться, где-то осталось прежнее название. Где добавили китайско-японский экзотик, и стал он – «Опавшей сакурой» или «Воспарившей усладой», но до сих пор встречается под личиной домашних заготовок.

Так, что если Вам, упаси бог, где-то предложат трёхлитровую банку настоящей русской текилы, от секретного рецепта, можете поинтересоваться, а где заготавливали опарышей? Если на Севере Москвы и области, то куда ни шло, а вот ежели, на Юге, то в каком году, ибо после пожаров 2010 года, они с горчинкой, на любителя. Хороши опарыши, также нижегородские, рязанские, земля там, что ли богата солями и минералами. Не стесняйтесь, поспрашивайте, хозяевам будет приятно.

В тот момент, когда отчаявшись найти ответ на вопрос, как жить и удастся ли в связи с такой загогулиной выжить? Вот о чём думал Витольд, уже прилично надравшийся «дирижёр» или «магистр» ордена храмовников в России наших дней. Его ещё называли орденом инвалидов или – Тамплиеров (фр. от «temple» – храм). Этого монстра, основанного в Святой земле в 1119 году Гуго де Пейном, позже адепты его якобы поклонялись идолу Бафомету. Витольд чувствовал себя, как те его предшественники в европейском тогда масштабе – Жак де Моле, Магистр ордена, и Гуго де Пейро, генеральный визитатор, что были арестованы рано утром в пятницу 13 октября 1307 года. Он приготовился продолжить питие. Видимо это судьба такая у руководства Орденом, говорили же ему, правильно советовали – читай книги.

Так вот, когда господин Домбровский готовился приступить к третьему стакану Чёрной этикетки Black Лейбл (англ.label), в кабинет постучала бонна. Она, сделала недовольное лицо.

К 16.00 то, что англичане называют – «afternoon tea», в доме было принято подавать на маленьком подносе два бутерброда, с тонко нарезанными кусками буженины или жареной свинины на белом, с луком чиабатто, тонюсеньким кусочком крестьянского масла и веточкой зелени на них. Также присутствовал стакан индийского чая с молоком, имбирём, миндалём, гвоздикой и жиром, без сахара, по словам прежнего хозяина особняка Заболотнева – такой необычный состав укрепляет потенцию и иммунитет. Поднос разместился на давно отведённом ему месте, крышке приставной тумбы рабочего стола руководителя.

Совсем расклеившийся Витольд сделал извиняющееся лицо, свою бонну он ценил, прежде всего, за незаменимость и всеуменье, а она всегда заботилась о нем, вот и сейчас, похоже, станет бурчать. Он, шутя, спрятал уже далеко не полную литровую бутылку за спину и с удовольствием захрустел домашней выпечки хлебом, нежное мясо с полу-окантовкой жира, как он любил, пахло дымком.

Затем отпил приличный глоток чая и удивлённо уставился на бонну, пока тело его не выгнулось, и не сползло в кресле. Он был мёртв.

Его Хозяин, как справедливо и полагал Домбровский, был умнее, и просчитал все варианты, замысловатой этой истории. Витольд должен был умереть при любом раскладе. Судьба его земной юдоли завершила свой оборот. Теперь его ждали вовсе не чертоги рая, а черти, злые духи ада, здесь исключений для родственников и любимчиков, «блатных» – не делали, перед очередным циклом воплощения оболочки, все, согласно Воле, воплощённых Законов Рока, отвечали за то, что сотворили, или натворили. Изменить Закон было практически невозможно.

Бонна подождала ещё немного, минуты три, продолжая сидеть на большом кожаном диване, поговаривали, что он был вывезен в составе другой мебели и объектов интерьера (картины, ковры, часы, шкафы и т. д. и т.п.) специально, по личному указанию Иосифа Джугашвили – Сталина из поверженного Берлина. Конкретно из Фюрербункера (F?hrerbunker) – наименование комплекса подземных помещений в Берлине, размещённых под рейхсканцелярией. Этот бункер служил последним убежищем Адольфа Гитлера. Достался диван и высокие напольные с боем часы поначалу Василию, сыну вождя, разумеется, бесплатно, а уже потом, через череду перекупщиков, Домбровскому, за большие деньги, и стал он любимым другом однофамильца польских генералов.

Сколько было проведено совместных встреч, на его роскошном выпуклом сиденье и не сосчитать, скольких Морфеев познал он вместе с пружинистым телом дивана.

До настоящего времени в различных кабинетах начальствующих особ министерств и ведомств, состоящие, либо списанные с инвентарного учёта, на правах раритетов, словно вросшие в пол, стоят эти красного дерева массивные мастодонты мебельного искусства времён третьего рейха. Где с них срезали свастики и орлы, что смотрели на посетителей, а где прикрыли стыдливо другими придвинутыми вплотную столиками и столами для посетителей.

По большей же части перекочевали они, путём несложных махинаций в дома и на дачи шустрых хозяйственников или генералов промышленности и управленцев, не особо задававшихся вопросом откуда? Списали и все! Вплоть до начала 90-х держали на должностях столяров ремонтников, специалистов для устранения тех или иных поломок, а главное они единственно умели перетянуть темно зелёное сукно на столешнице. А на диванах поставить заплаты на попорченную кожу, сама она прохудится не могла никак, по причине почти в пол сантиметра толщины и высокого качества. За десятки лет лишь кое-где были видны незначительные потёртости. Скрипели, вздыхали и поскрипывали старыми пружинами диваны благородно.

Знаю, поскольку, когда-то, будучи начальником отдела, сам сидел до полуночи за таким столом, а иногда, приходилось, и спать на таком диване при очередном аврале в управлении, или как потом обозвали, переиначили по заграничному – департаменте. К середине первой десятки двухтысячных годов старых мастеров поголовно разогнали, новых не было и, на моем столе справа красовались два здоровых чернильных фиолетового цвета пятна, десятилетней давности, по истрёпанному сукну. Чтобы выдвинуть нижний ящик, внутрь которого при случае можно было спрятаться, приходилось, упираясь ногами в пол, тащить за ручку обеими руками, что было сил, тогда только он нехотя выдвигался.

Алевтина Игоревна, убедившись со спокойным лицом, что судороги прекратились, и пульс на шее её бывшего хозяина не прощупывается, сняла с покойника ту самую флешку, и приступила к самой трудной части своей миссии, необходимо было переправить труп в подземный гараж, а их было теперь два. Домбровский и убитый ею тем же способом шофёр Шурик десяток минут тому назад. На тот случай, если бы тот отказался от чая, был предусмотрен сильный удар электрошокера, в виде фонарика, но все обошлось. Поскольку, надо было как-то решать этот ребус, в подвале, что смежный с гаражом, где хранилась всякая всячина, была обнаружена загодя широкая длинная доска на колёсиках, якобы скейтбордовая. Её то и было решено использовать для перемещения трупа Домбровского из кабинета в подвал. Она, то есть доска, уже стояла у двери кабинета.

С трудом перевалив на неё, то, что когда-то называло себя Витольдом, бонна довезла его ещё тёплое тело до лифта и спустила в подвал. Всё это молча и тихо, с учётом прослушки, одновременно работал телевизор в гостиной на первом этаже и радио в одной из спален на втором.

Там прокатила до двери, уже открытой, когда ещё забирала этот самодельный эвакуатор, наконец, уже в кладовой остановилась и повернула на 90 градусов какой-то из мелких садовых инструментов, висящих в крепеже на стене. Затем подняла резиновый коврик на полу, отодвинула, под ним оказалась металлическая пластина в метр шириной и около метра тридцати в длину. Проделав несколько манипуляций с неким подобием замка сбоку, за ручку углублённую в сталь двери открыла вход в лаз, ведущий в подвал дома по соседству.

Вниз опускалась небольшая металлическая лестница, закреплённая в железобетон. Там было просторнее и именно туда были переправлены оба трупа, от которых дурно пахло продуктами жизнедеятельности, выделяемыми при судорогах и скорой смерти.

Предусмотрительная бонна выполнила эту сложную работу, как и все, что делала, аккуратно, прислонив, оба трупа друг к другу и к стене. Все это потребовало немалых сил, и она передохнула. Затем поднялась наверх в дом, закончив все дела, вымыла руки и присела на дорогу. За тройку минут до того увидела, как от соседнего дома куда-то поспешила соседка, с которой бонна была хорошо знакома, и куда она предварительно позвонила с мобильника, сменив симку. Когда ей ответили, приложила работающий диктофон к трубке. Тот сообщил мамаше взволнованным голосом сына соседки, жившего на другом конце города, о том, что находится де в милиции на Кропоткинской, и просил её как можно скорее прийти туда.

Новость вырвала старуху из привычного плена бесконечного турецкого сериала и направила куда надо. В доме у Виктории, то есть соседки больше никого не было. Прихватив фонарик с шокером и небольшую сумку, одетая в парик и купленную заранее одежду бонна опять спустилась к лазу, закрыв все двери изнутри и выключив свет в подвале. Закрепила моментальным клеем на металле резиновый коврик и спустилась в лаз, опустив люк на своё место. Подвал в соседнем доме имел прямой выход во двор и далее на улицу.

Через десять минут она ушла, успешно обманув экипаж невнимательной наружки, стоявший через дорогу. Ведь много в стороне из соседского дома, на который и внимания то никто не обращал, вышла не элегантная 45-летняя бонна. Вышла оттуда толстая старуха в платочке и массивных древних очках, и неспешно уже удалилась по переулку от Сбербанка, в сторону Сивцева Вражка.

В доме у Домбровского слухачи фиксировали, как по радио пела Пугачёва и какой-то ансамбль – «Прощай и ничего не обещай. И ничего не говори, а чтоб унять мою печаль…», а бонна им в голос фальшивила, подпевала – «… уходит в дальние края…», и «… в большое небо посмотриии…». Но наружка к последним словам примадонны не прислушалась, более того позже, восстанавливая по памяти все 4 часа своей смены наблюдения за домом, о старухе ковылявшей куда-то по своим делам из соседнего дома не вспомнила, что сыграло свою роль в этой истории.

По пути столь хитрого отхода, также выбранного заранее, на перекрёстке стояло большое, металлическое зеркало, предназначенное для воителей автотранспорта. Старая женщина (теперь по паспорту Штоколова Елена Юрьевна) остановилась, поправить, сбившийся на ветру платок и пошла дальше, чтобы свернуть на Кривоарбатский.

Первый этап задачи по спасению, кажется, завершился успешно. Теперь, в запасе есть часа три – четыре, до того, как начнут искать. Надо успеть убраться отсюда, не попав в объективы видеокамер метро и общественного транспорта, автобусов, троллейбусов и прочих перевозчиков. Таких, оборудованных становилось в первопрестольной все больше и больше с каждым не годом, но месяцем. Она обязана, успеть убраться из Москвы в Кубинку. До того, успев забрать из тайника, оборудованного в гараже, что находится на неприметной улочке в Сокольниках всё необходимое для экстренной эвакуации.

Предусмотрен был также вариант, когда уходить бы пришлось с одной дамской сумочкой из городского кинотеатра Урал, в Гаьяново. Там же в гараже был оборудован передатчик управления системой самоликвидации содержимого домашнего сейфа на Гоголевском.

А в Кубинке, у неё есть хорошая двухкомнатная квартирка и тихая, скромная девочка, что за ней присматривает. В Москве, та ни разу не засветилась, «чистую» квартиру готовила сама бонна, якобы для Витольда. Там можно переждать месяц, другой, пока шум не спадёт, и за чередой других лиц разыскиваемых не затеряется в самой глубине памяти вездесущих милиционеров и патрульных ГИБДД её лицо, а мы его к тому слегка подправим, обучены этому, а потом глядишь, и вовсе забудется. Вот тогда, милости прошу, можно и далее – за границу, ведь заслужила за двадцать то лет, ни одного прокола.

Конечно это не самолёт, поезд или пароход, а багажник машины, рыбный траулер или за брезентом фуры какая-нибудь Киргизия, но можно и потерпеть и переждать, есть ради чего.

Она передала, условленным сигналом с другого телефона и новой сим-карты, что все в порядке, и она направляется, как и договорились заранее ещё в самом конце ночи с Мессером, возникшим прямо в спальне, она не спала, зная, что придёт и примерное время, сама вычислила. Почувствовала, его появление, как это у неё получалось всегда, для неё самой, оставалось загадкой.

Елена Юрьевна зашла в небольшое кафе, выпить чашку кофе на бегу, что называется. Присела за первый столик от двери, внимательно осмотрела улицу, через стекло небольшой витрины, пусто. Молодой человек в кожаном длинном фартуке принёс кофе, бывшая теперь уже бонна, расслабилась и попросила сразу рассчитать, оставила 50 рублей сдачи «пурбуар» в счетницу.

Она откинулась на спинку высокой лавки, на американский манер и ожидала, когда кофе немного остынет. Непривычная бутафорская одежда, под которой были приспособлены к нижнему белью на липучках полиэтиленовые мешочки, для придания ей вида толстой старухи, длинный парик, она носила короткую причёску, в жаркую июльскую погоду мешали ей, как и ватные шарики и палочки внутри, наложенные на десны и за щеки, в носу, донельзя изменившие её лицо. На кожу также был нанесён специальный крем, старивший её и придавший ей неприятную желтизну.

Единственный официант, обслуживающий тогда посетительницу обратил внимание на то, что было в этой старухе что-то неприятное, искусственное. Был он голубым, или как их называют в Латинской Америке, куда юноша, втянувшийся, в ночную жизнь Москвы мечтал, когда-нибудь уехать, розовым. Именно благодаря этому понял, что женщина возможно не совсем удачная театральная актриса и проверяет по жизни, сценический наряд в возрастной роли.

Все показалось ему искусственным, и одежда не соответствовала манерам, и то, как она говорила, будто бы набрав камней в рот, а речь культурного человека. Либо она мошенница, коих в Столице пруд пруди, и для себя решил аккуратно так, но не спускать с неё глаз.