Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том II. Схватка на плато Маньпупунёр

В кафе, несмотря на то, что расположено оно было в старой части города, где публика обитает приличнее, культурнее, чем в спальных районах, воровали постоянно. То чашки, то узкие горлышком сосуды для холодной воды тащили, а чаще другого крали маленькие чайные ложечки и специальные металлические трубочки для помешивания, или плошки для мёда и различных специй. А платить, кто будет, официант с его то зарплатой. Бонна же, слегка расслабившись после успешно исполненной первой части задуманного, потеряв обычную осторожность, решила избавиться от части тампонов и прокладок, ибо вблизи подготовленный наблюдатель мог вполне разглядеть следы её маскировки (что, по сути, и произошло).

Наблюдательный гомик заметил, что женщина оставила кофе, недопитым, и вышла в туалет, что был в коридоре по пути, ведущем на кухню, где девчонки, под руководством повара по десертам готовили трудоёмкую и не слишком быструю классическую версию главного итальянского десерта – тирамису.

Спустя буквально несколько минут оттуда вышла совершенно другая женщина, несколько моложе, из старой одежды на ней ничего не было, видимо короткую юбку, чулки, лёгкую блузку розового цвета и синие балетки, все это она достала из небольшой сумки через левую руку.

Последующий осмотр туалета подтвердил догадку о переодевании посетительницы, в мусорном бачке, завёрнутые в тёмный пакет, лежали серая старушечья кофта, длинная до щиколоток коричневая юбка, тупоносые на ремешках, из середины прошлого века чёрные туфли на среднем широком каблуке, там же валялись мокрые тампоны, использованные для чего-то, может быть для удаления грима. Это и был явный прокол шпионки, вызванный расслаблением и торопливостью.

Избавиться от комплекта следовало подальше от того места, затерявшись в толпе прохожих где-нибудь в людном месте, не привлекая внимания. Все было выброшено как – «соломенная собака», которая по древнекитайскому обычаю используется при похоронах, после чего выбрасывается. Лицо старухи так же претерпело заметные изменения, до того было оно широким и одутловатым, какие бывают у лиц, злоупотребляющих алкоголем. Зато у женщины, вышедшей к тому моменту из туалета, и севшей на своё место у окна при входе в заведение оно стало узким, волевым и гораздо приятнее.

Одно хреново, дама была уже мертва.

Он же спустя час, рассказал молодому человеку, привлекательной наружности, представившемуся как следователь Муртазин Рашит Нуриевич, о своих подозрениях и показал, где лежит тот пакет. А также поведал о том, что буквально через минуту после того, как эта, он кивнул в сторону трупа женщины, уже лежащей на полу (прибывшая до милиции, скорая безуспешно пыталась реанимировать гражданку Штоколову) актриса вышла из туалета, её и хватил кондратий.

Да, я покажу. Вот тут она сидела. Ей кто-то позвонил, нет, она не назвала. Как видите помещение у нас маленькое, я бы услышал, и не представилась, просто тупо слушала. Почему тупо, так лицо у неё, такое стало. Простите, а дальше достала из сумки косметичку и пузырёк, вылила в кофе и все. Я-то, сначала подумал ей плохо, вызвал «нашу» скорую, здесь недалеко, пара кварталов. Но результат Вы видите. Да все, больше мне ничего такого не припомнится. Хорошо, я подпишу. А Вы не дадите мне свою визитку, вдруг, что вспомню? Извините, Вам спасибо, я могу идти?

Вся дежурная смена, выехавшая на место самоубийства гражданки Штоколовой потом, в микроавтобусе от души ржала над Рашитом и предлагала все же вечерком созвониться с симпатичным, а что, официантом. «Кофию» с тирамису будешь в отдел носить. И снова весело ржали и Рашит вместе со всеми тоже.

В самый последний момент своей жизни бонна, которой так и не удалось стать до конца мадам Штоколовой, увидела прямо в чашке на поверхности недопитого кофе улыбающуюся физию Арсата, который прошептал слова команды на самоуничтожение, что она безропотно и выполнила.

Дело было тухлое, долго искали, по месту прописки, потом в масштабах города, области и наконец, Федерации. Нашли, чуть менее четырёх тысяч однофамильцев и лиц с совпадающими именами и отчествами. Но всё – не то. Что касается яда, тут было все гораздо интереснее. Как оказалось, рецепт его очень древний и что-то подобное имело хождение у нас раньше при Союзе, в Средней Азии. Больше тоже ничего. Решили, что паспорт поддельный, но экспертиза дала заключение – настоящий.

Флешку, найденную при «старухе», расшифровать в отделе не смогли. Спустя пять минут, после того, как её воткнули в порт usb PC, файлы и вовсе исчезли и рассыпался жёсткий диск ПК. Спецы, осмотревшие остатки того, что было ещё так недавно носителем особо ценной информации, только головой качали и в один голос говорили о том, что раньше с такой ерундой не встречались и поделать тут ничего не могут!

Как всегда сроки поджимали, в результате дело о самоубийстве, как доказанное закрыли, а по факту подделки документов его возбудить не получалось. Кубик Рубика какой-то. Мат. модель на персональном компьютере отдела дознания по своему, машино – матом выдала – недостаток данных.

Собрал Рубика и всё дерьмо воедино районный прокурор – рявкнул в сердцах – Закрыто я сказал. О чем сделали соответствующую пометку в статистике. Но ушлый майор архивариус отправил его таки, как «учебное» в Академию МВД, пусть подрастающая смена репы морщит, все меньше будут водку пить, а то взяли ещё моду, всякую заграничную бурду употреблять, виски и текилы им подавай.

Глава 43. Так куда же делся Семёнов

Уважающий себя – делает. Уважаемый другими – планирует. Уважаемый всеми – обещает. Любимый всеми – врёт

Что же случилось с Семеновым, как мы помним, он с превеликими приключениями добрался до поверхности земли, и едва успел очухаться, как был арестован. Пора выяснить, что с нашим героем (они в жизни бывают не только прямые и положительные, но и разные).

А произошло следующее, был он арестован, поскольку выход этот был на охраняемом объекте, складе ГСМ (горюче-смазочных материалов) воинской части, где командиром был, назначенный за правду подполковник, ранее возжелавший в одиночку перекроить управление тыла МВО (Московского военного округа), занятое дележом и реализацией материальных ценностей высших категорий. Посмел написать Президенту, о чём понятно. За что, также понятно и был сослан на бесперспективную должность командира «кастрированного» батальона МТО (материально-технического обеспечения).

Часовой привычно расположился у пожарного щита, на огромном ящике с песком было удобно сидеть. Зимой, в метель в него, если осенью заранее отсыпать в сторонку энное количество жёлтого песка, даже можно было, и залезть. Укрыться от пронизывающего ветра, и закутавшись в постовой тулуп, надетый сверху на добрую шинелку, часик вздремнуть до прихода очередной смены. Правда, бывали разные случаи.

Так однажды молодой лейтенант, выпускник Вольского высшего военного училища тыла (переименованного в Университет), чему их там только учат, ну точно не тому, что надо, заступил начкаром (начальником караула). Но вместо того чтобы спать себе, попукивая и похрюкивая на персональном лежаке, как то определяет Устав ГКС (гарнизонной и караульной службы ВС РФ) – «слегка ослабив ворот.. и ремень…», после сытного ужина, вздумал он читать.

Этот, с позволения сказать, военный интеллигент читал бы себе и читал, так нет же, читал он караульный Устав, и как там и было строго указано, пошёл проверять посты с очередной сменой, Дело было зимой, мело, пока смена дошла, а это с километр, пост ГСМ был крайним, все замёрзли. Вместо положенного оклика часового – Стой, кто идёт? И отзыва – Идёт начальник караула! Тишина и завывание ветра.

Как говорили старожилы этих мест, ещё царь Пётр Алексеевич писал рескрипт первому губернатору Москвы боярину Тихону Стрешневу – Людишек казённых в Ясенево и Щербинке не селить, потому ветры там сильные и кони дохнут. А селить в Теплом Стане, для отдыху и сугреву, дабы прибывающие в стольный град мужи военные, имели время вид принять пристойный, и светлы очи градоначальника прибыть, с достоинством и честию, выслушаны, будучи с толковым докладом.

Искали его – часового долго. Бойцы боялись заложить старослужащего, пусть сам выпутывается, лейтенанту уже виделось страшное ЧП. В его первый караул украли часового с поста с оружием. Уже, не пора ли поднимать караул в ружье! Рука сама потянулась к пистолету ПМ (пистолет Макарова), что на правом боку в кобуре. Спросил, – «Есть ли телефон у часового, или на посту?».

Караульный новой смены, зная о подоплёке розыска своего предшественника по посту, и понявши какой же телок этот лейтенант, в Инструкции и Табеле поста все написано и Схема есть, указал на будку. Куда лейтенант и полез по ледяным ступеням. Туда уже как пару месяцев никто не поднимался, нахрена? Пока тот карабкался, караульный, делая вид, что обивает снег с валенок, стучал раз десять по ящику, где спал, без задних ног (поскольку передних ног, у него и отродясь, не было) часовой.

А тому меж тем, снился страшный сон, из тех, что называют – «в руку». Дескать, стоит он себе на посту по охране рубежей необъятной Родины, а враги крадутся и вот уже шёпот слышен – «Убить его гада, мало. Ну, ничего, щас ему вдуют по самые гогошары».

Смена начала бухтеть, пока лейтенант не слышит, а старый спит себе в ящике и не желает вылезать. Мороз уже достал и все мечтали только об одном – быстрее добраться до караулки, так как свои тулупы уже отдали сменщикам. Пост был в ряду последних, так его часовых обычно и меняли.

Однако так совпало, что когда дембель сменщик попытался поднять крышку ящика и вытащить оттуда охреневшего Степанова, тот в самый страшный момент сна, быстро перешедшего в спросонок, решил, что его тайное местопребывание, где в засаде он был, обнаружено врагами, вскочил с криком Уррра! Оружие, как и положено даже во сне он не выпустил из рук. На «автомате» передёрнул затвор, из которого выпал боеприпас, уже до того пребывающий в нарушение всех приказов и страшилок командиров, в стволе.

Решив, что Степанов сошёл с ума и хочет, – А ведь может, дембель караульный, мгновенно продумал и такой вариант. Не растерялся и взял инициативу в свои руки, крикнул – Ложись. Вся смена рухнула на землю и вместе с ней, поскользнувшись, слетел с вышки начкар.

Эффект от звука его падения, когда подковы сапог зацокали по металлу и льду ступеней, а потом грохота приземлившегося тела с семи метровой высоты привёл к непоправимому.

Уже начавший было просыпаться часовой поста Степанов, от этого грохота взбудоражился и неожиданно для себя нажал на спусковой крючок АКСУ, тем более что мозг ещё какой-то своей спящей частью принял звуки предыдущего от падения – ЦОК, ЦОК за стрельбу с глушителем.

От дальнейшей трагедии всех спас голос или истошный крик молодого бойца – Мама! Он шустро вскочил и, петляя, взбежал на высокий земляной вал ограждения поста, далее шустро припустил в сторону, противоположную той, что вела к караулке.

От подножия вышки послышался стон сломавшего ногу начкара. Он второй раз в жизни выругался матом, впервые это случилось при распределении, когда узнал, что попал не туда, куда хотел, так как был золотым медалистом.

Окончательно проснувшийся Степанов бормотал о гнидах, который могли бы заранее предупредить, но уже по одному этому можно было понять, что часть его сознания все ещё нацелена на поиски врага. Всё успокоилось и прояснилось.

Смена прошла самым естественным образом, как уже потом доложил взбешённому капитану дежурному по части, сменившийся с поста дембель – Строго по Уставу товарищ капитан. Но тот не верил, куда солдата не целуй, везде …. Капитан так и не узнал правды о том, что до этого, им навстречу прилетела группа усиления поста, оповещённая сбежавшим, и добравшимся всё же до караульного помещения молодым паникёром о том, что часовой 4 поста открыл огонь по смене и подстрелил начкара.

Ох и били же потом его, паникёра драного в сушилке, за то, что пришлось лежать на морозе мордой в снег ещё десяток минут, пока сержант помначкара не забрал у всех личное оружие, включая и самого начальника неудачного того караула.

Наказали всех, даже старшину роты, за то, что не обеспечил личный состав караула положенного образца трёхцветными фонарями с маскирующим козырьком и противотуманным фильтром, снятыми с вооружения ещё 23 года тому назад, но замкомбата, проводивший расследование данного ЧП об этом ещё не знал.

Как водится с тех пор, все дембеля, несмотря на строжайший запрет фотографировать на постах, обязательно делали несколько снимков на фоне пожарного щита и ящика в дембельские альбомы. Крышку ящика, сразу после того комбат приказал заколотить десятисантиметровыми гвоздями —

«Что бы ни одна…», – дальше шла ссылка на одно из определений женщин лёгкого поведения, … «её …. Не могла залезть». А рядом поставили две металлические бочки, из которых песок можно было черпать разве что детской лопаткой или отбойным молотком. Пост ГСМ стали именовать имени Степанова.

Лейтенант тот, отлежал в госпитале и на фоне массовых кадровых перверсий, быстренько уволился, получил какую-то справку о том, что травму получил на военной службе, при исполнении воинского долга. И вообще оказался он не таким уж и бестолковым, устроился сначала на автозаправку, а через год незаметно как-то стал её хозяином. А ещё через год сразу трёх, и утвердился в статусе шефа части, привозил командованию водку с этикеткой, на которой боевой путь прославленной воинской части был нарисован от А и до Я. Напившись, всех благодарил за науку и учёбу, твердил, что армия ему все дала, в общем, нёс всякую чепуху, пить он так и не научился.

С приходом нового командира, из штабных, бочки остались, но ящик снова расколотили, ввиду наличия пожарного акта, где был оный недостаток отмечен при приёме дел и должности. Ящик ещё раз почистили и покрасили, наполнили, свежим песком и все пошло, как и прежде, до того случая, но история эта, каждый раз в отличие от, правдиво мною рассказанной, обрастала все новыми подробностями.

Так на вышку уже лез генерал – проверяющий. «Лейтенанта звали Березовский, а бойцом в ящике, не поверишь – Да сам Саша Чёрный, ну тот, что из Бригад. Он тут служил». Действительно орёл с таким же ФИО в части когда-то служил. «Век дембеля не видать».

Сначала часовому показалось, что в ночной тиши, нарушаемой лишь звуками автотранспорта, да редким вертолётом, пролетающим над МКАДом, или шумом жизни любой воинской части, будь то пение труб оркестра, зычные команды командиров и начальников, смех солдат или строевой шаг, да ещё и песней про Славянку, появился какой-то чужой, посторонний звук.

Потом, когда нашёл, откуда он идёт, понял, что кто-то или что-то лезет наружу из земляного вала, прямо на него. Испугался так, что чуть штаны не замарал, а кто бы ни струхнул?

Позвонил с вышки в караулку и кратко доложил – «Докладывает часовой 4 поста рядовой Переверзев. Проникновение на охраняемый объект, вблизи бокса №2. Принимаю меры к задержанию. Прошу подкрепления. Доклад закончил». Услышал, как начкар там, в караульном помещении подал команду – «Караул в ружье!». Ещё услышал дублирующую команду разводящего начальника дежурной смены – «Смена в ружье».

Откуда прёт проникновение, благоразумно промолчал, ведь за идиота примут. «Послушаем, что начкар скажет, когда сам увидит и услышит».

К тому, остаётся добавить, что с контрактниками, которыми на 85 процентов была укомплектована часть, все сработало как часы, не успела ещё рука Семенова подняться из земли, как все, включая опытного начальника караула, были в готовности задержать хоть черта, хоть Уму Турман.

Когда ССС пришёл в себя, он долго не мог начать говорить, рот не слушался его, там все пересохло. Сразу стало ясно как он плох. Даже стоял, шатаясь, коленки подгибались. Обезвоженный организм просил, требовал воды. Наконец прибежали «носилки, вода, аптечка» и испуганный санинструктор из санчасти. Последний после первых глотков отнял флягу у задержанного и вполне профессионально ощупав его на предмет наличия переломов и травм, решительно дал команду нести того в свои апартаменты, успокоив – «Никуда он не денется».

Действительно вид у Семена был ужасающий. Рыжие когда-то волосы на голове стали совершенно белыми, но испачканные землёй и пылью подземелья топорщились клочьями цвета серого. Оставшаяся рыжей растительность на усах и бороде делала его похожим на пирата из детского мультика.

Первое, что от него услышали, было – «Слава Богу!». Далее, перед тем как уснуть, как не отнекивался, и здесь его начали колоть. «Когда же это закончится».

Утром его помыли, переодели, дали немного поесть и предупредили о том, что с ним будет лично разговаривать командир части, человек он очень строгий, так что будьте так любезны все по порядку и коротко. Как освободился, тот действительно появился, и тут случилось никем непредвиденное. Едва подполковник вошёл в дверь, раздался радостный вопль, он же голос командира части.