Ядро и Окрестность

Жена его выросла в деревне, огород для нее не был пустым звуком.

– Как-то все это по-собачьи, – сказал он. – Что мы детям оставим?

На всех углах вколачивали в голову – самая большая в мире, а клочка земли для него не нашлось. Они воткнули в землю четыре колышка – дескать, наше, обменялись парой слов с будочниками и вернулись домой.

В понедельник из райкома спустили разнарядку. Максиму было указано отъехать на неделю в подшефную деревню вместе с такими же, как он, крайними. Стоял он в стороне от начальства, его всегда и назначали. Утром пригнали громадный «Икарус», командированных оказалось всего двое: он да еще парень из соседнего отдела – тоже, видно, не свой. Подскочил инструктор:

– Где остальные?

Остальных не было.

– Ладно, поехали, ждать не будем.

Такая же он в своем райкоме пешка, понял Максим, как они в конторе.

Добирались часа полтора, уйма бензина. Выяснилось: работа женская. Перебирали группкой свеклу с картошкой. Огляделся Максим и решил свалить. Был небольшой страшок, дознаются. Недельный прогул – нешуточное дело. Поначалу он хотел зажилить у своей конторы хотя бы два дня, но быстро понял: откроется – отвечать придется за все пять. Давним опытом он твердо усвоил: жить по правилам нельзя – сам себя заездишь, и люди не поймут. Постоянно нарушать тоже не годится. Тем же людям не понравится. А надо каждый раз применяться к обстановке. Чуять ее, как собака след. Где-то можно рискнуть, где-то притормозить. Это и есть самое трудное – делать выбор. Был у них в школе Рассолов, хулиган. Где он сейчас, куда запятили? Ходил всегда с риском, а надо бы через раз. Тишкой мышкой не отсидишься. Судьба – существо живое. Любит, когда ее месят, как тесто. Своему старшему после очередной неудачи он так объяснил:

– Не говори, что не сложилось. Ты сам складываешь свою жизнь, камень на камень, ряд за рядом. Когда же начнет получаться, к тебе придут.

– Зачем? – спросил тот удивленно.

– Примазаться к результату. Урвать ведь проще, чем придумать самому и построить. Будут вставлять палки в колеса – обычная история. Ведь если ты умный, остальные, выходит, нет. Кто же с этим согласится. Делай свое дело хорошо и будь готов поделиться, чтобы не отняли всё.

– Но это же несправедливо!

– Откуда ты знаешь. Ты не взвешиваешь, кто чего стоит. Не смог от себя оторвать, хотя, если честно, давно бы надо, значит, вор или насильник тебе помог, избавив от лишнего. Учти, за нами следят.

– Кто? – насторожился сын.

– Следят, и все. Как ты стоишь над муравьиным домом, суетятся, бегают крошечные создания, так и над нами стоят и смотрят. Сделанное тобой заносится в книгу.

– Отнятое тоже заносится?

– В особый список, но при условии.

– Каком?

– Таким потерям вслед не гляди с печалью.

– Сложно все это, – сказал сын.

– А ты попробуй, получится.

– Не придумал ли ты все это от себя? Ведь то существо никто не видел, да и ты тоже. Это только в тюрьмах смотрящие. А ты говоришь о другом. Разве небо похоже на землю?

– Ничуть, но закон везде один. Тебе что больше нравится – небо или земля?

– Небо красивее, но не так густо населено.

– Как же, а звезды?

– Звезды высыпают ночью, когда мы спим и их не видим. Вечером все небо в облаках и дымах. Тебе повезло, ты уже старый, успел насмотреться на них, когда небо было чистым.

– Говоришь, никто не видит, – продолжал Максим. – И муравьи нас не видят, но они дети, а мы с тобой люди и должны верить в присутствие невидимого.

– Если ты о Боге, – сказал сын упрямо, – то Его нет.

– Забудь о глазах, которые смотрят. Глаза твои смотрят, но не видят. Тех, которые видят, у тебя еще нет. Будешь слушаться, вырастут.

– Но, по крайней мере, зародыши будущих глаз у меня есть?

– Чем чаще будешь смотреть на небо, тем быстрее появятся.

– Откуда зло? – спросил сын. Видно, вопрос давно его мучил. – И зачем оно?

– Не коснутся люди зла, как же о нем узнают? Узнав плохое, полюбят хорошее. Иначе не смогут.

– Я иногда так и думаю, но мысли не в фокусе, – признался сын. – Линза у меня никудышная, не собирает, а рассеивает.

– Потому что молод. Молодость в отношении истины близорука. Линзу шлифуют добрые дела, вот и шлифуй.

Вернувшись домой, Максим подхватил лопату и снова отправился к участку Прежде всего нужен колодец. Без воды растут деревья и кусты, овощи, зелень – нет. Еще в прошлый раз, знакомясь с местом, заметил он невдалеке свалку битых машин, а между ними пять-шесть ржавых и худых мусорных жэковских баков. За пару часов он доставил три штуки к будущему огороду перекатом через стенки. Развел костерок и на нем выжег заразу.

Сначала снял слой почвы – тонковатый – на штык лопаты, за ним пошла глина, сухая и твердая. Чем глубже он уходил в землю, тем больше жевала его работа. Погрузившись до пояса, почувствовал, как стенки колодца зажимают его. Лопата много роняла по дороге вверх. Пришлось искать ведро на той же свалке. С ним дело пошло быстрее. Было жарко. Солнце малым, но раскаленным диском лежало на голове и плечах. Он прикладывался к бутылке с теплой водой. Вода смешивалась с потом. Удивительно, ногам на глубине в рост человека было даже прохладно. Он присел на корточки, ощутив бодрость, исходящую от земли. Было так, словно он отдавал ей усталость, получая взамен силу. На кровати он бы размяк и заснул. Здесь в колодце ему хватило пяти минут, чтобы вновь стать свежим.

Сухая глина сменилась влажной и мягкой. Лопата легко ее резала. Ведро он высыпал, поднимая руки над головой. Еще углубился на полштыка, и вдруг сбоку заструилась вода. Через пару минут она превратилась в поток и залила все дно. Он ошалело смотрел, не зная, что делать. Пришлось спешно вылезать наружу. Рыл на слабом косогоре – вся озерная вода давила в сторону склона. Снаружи периметр колодца был завален глиной. Все-таки их роют не в одиночку, подумал он. Мусорный ящик стоял вверх дном. Тут же и приступил к нему, пока вода не размыла стенки. Рука нашарила в боковом кармане рюкзака зубило и молоток. Удар по днищу вызвал звук, просверливший тишину округи. Ржавчина проела железо в центре. На стыке со стенками это все еще были полноценные три миллиметра. Зубило двигалось медленно, пока он не нашел наивыгодный угол резки. Каждый удар бил не только по железу, но и нервам. Он казался самому себе наглым нарушителем здешнего покоя. Вороны и галки кружились в ближних березах, пока не отвалилось дно. Птицы напоминали поднятую ветром копирку. Раньше ее много выбрасывали на мусорку, Максим не мог пройти мимо глянцево-черного цвета. Он сравнивал его с цветом ночи, антрацита, волос желтокожей цыганки и, конечно, воронова крыла.

Вечерело. Устал. Хотелось есть, но и бросить было нельзя. Ящик с вырезанным дном должен был крепить стенки колодца, хотя он копал не песок, а глину. Ящиков было два – первый брал на себя самое трудное, держал низ. Его надлежало ставить насухо и потом только пробиваться к водоносному слою. Следовало спешить, пока дно не затянуло мокрой глиной. Максим заглянул внутрь. Вода струилась со всех четырех сторон. Осторожно кантуя, он подвел готовую опалубку к яме и сбросил угол в угол с небольшим перекосом, который тут же выправил лопатой, как рычагом. Второй ящик пошел легче. Вырезал его за полчаса и легко надвинул на первый. Его край возвышался над землей всего на ладонь. Горловину обложил доской, сколотил крышку – мало ли кто забредет да провалится, отвечать все равно ему. Вода стояла высоко. Он удивился: ключ нашел выход или с боков проточило?

На очереди была бытовка. Бросовый материал валялся всюду – тут доска, там кусок фанеры. Земля была сплошь покрыта строительными отходами. В самых неожиданных местах встречались глыбы застывшего бетона: заказали машину – не успели выработать, бросили. Валялся битый кирпич, остатки рубероида, ржавая колючая проволока. Про горбыль нечего и говорить. Все костры, у которых грелись зимой работяги, из него. Но бытовка должна стоять на крепком основании. Лучше всего бревно или брус. Метров за двести длинной шеренгой стояли столбы с опорой. Когда-то несли на себе электричество. На них еще белели фарфоровые изоляторы, к которым карабкались на кошках районные электрики. Теперь, отступив, возвышались бетонные мачты, уходящие в небо. Старые им были по пояс. Максим выбрал покосившийся столб. Ножовка легко перегрызла потерявшую крепость древесину. Огромный двуногий циркуль рухнул наземь.

Больше всего времени ушло на поиски материала. Он не столько работал, сколько вел разведку на местности, пока не обнаружил покинутую стройку, обнесенную забором, но без собаки и сторожа. Штабеля досок, стянутые шестеркой, лежали еще не тронутые. Их-то он осторожно потаскивал, волоча к себе за веревку.

К субботе на его участке стояла опрятная хибарка, в колодце светилась вода. Правильно говорил человек-лошадь, огород без навоза ничто. В старину поле могло голодать, как часто и бывало. Если у хозяина всего корова да лошадь, где же ему взять назему. Почему и урожаев не хватало до весны. Об этом много писалось в сочинениях о русской деревне. Во главе всего стояли нива и хлеб, выпасы для скота, отдельно лес строевой и разный. Тут тебе и дрова, и грибы с ягодами, и лекарственные травы. Об огородной земле речь не шла, как будто она сама собой удобрялась и наполняла стол. А ведь все эти огурцы с помидорами, свекла и капуста, репа с редькой, морковь, редиска, лук и чеснок, не обходя стороной всякую пахучую зелень, – без них одиноко и пусто пришлось бы голому хлебу с картошкой. Разобраться – они даже более требовательны к почве, быстрей ее истощают. Разрешалось же просто. Огород примыкает к усадьбе. Стойло, свинарник, козы, овцы и домашняя птица – все в одной черте. Вот откуда назем и перепревшая подстилка свозились на зады под перекопку, утучняя гряды.

Максим на пробу перевернул слой земли глубиной в штык в разных точках своего участка. Всюду был бедный суглинок. По-хорошему следовало привезти со стороны и насыпать заново плодородный слой.

Он оглянулся, никто из огородников не работал рядом, кроме мужчины в годах за двумя или тремя заборами. Тот что-то втолковывал грузной своей напарнице. Максим слышал голос, но расстояние съедало смысл. С трудом пробираясь сквозь переходы и калитки, подошел ближе. Они смотрели на него с любопытством, разогнувшись от земли и опираясь на древко лопаты.

– Тоже к нам, в соседи? – спросил мужчина.

– Да, решил попробовать, чем ходить в магазин.

– Раньше занимались?

– Нет, у меня жена из деревни.

Мужчина, несмотря на возраст, имел острый глаз, тело сухое и по виду твердое, как полено. Жену его, она оказалась женой, наоборот, разнесло по-бабьи, и оттого смотрелась доброй.