Ядро и Окрестность

Максим захлебнулся пивом от смеха.

Много лет спустя он оказался вблизи мечети. Старик в тюбетее просил милостыню. Подавали молодые узбеки. Он громким и чистым голосом говорил, обращаясь к небу. Это была молитва, и как же долго она длилась. Незнакомый язык звучал как музыка среди говора хмурой толпы и шарканья подошв.

– О чем он? – спросил Максим.

– Благодарит создателя.

– Как много разных слов!

– Аллах шепчет ему на ухо, он повторяет.

– Это нужно Аллаху?

– Нет, ему самому, да и нам, слушающим слова молитвы.

Почему же старухи наши у входа в храм так безгласны и принижены, промелькнуло у Максима в голове.

– «Великой славы не жажду. Рою рвы и колодцы», – продолжал он под ждущим взглядом Фая. – «Но место в хижине каждой для малой мотыги найдется. И когда у костра соберутся после работы люди, им о мотыге куцей полезно услышать будет. Ведь ею руки Энлиля твердь от воды отделили». Что скажешь? – спросил Максим. – Кому бы ты отдал предпочтение?

Фай выжидал:

– У каждого своя правда. Один кормит, показывая на груды зерна, другой строит. Мне ближе кетмень.

– Разве пища не начало всему. Какова она, таким будет и все остальное. Ямс и маниок едят в африканской деревне, зерно – уже в субтропиках и только в городе. Крестьянин его выращивает, а сам питается тем, что попроще и подешевле. Он все еще стоит одной ногой у начала человечества.

– Кетмень тоже кормит.

– Чем?

– Огородом. Молодая картошка. Горох, помидоры, зелень, отец сажал кукурузу, подсолнух. Есть черешня, слива, орех, гранат. Вода течет с предгорий, земля драгоценна. И скажу еще, кетмень был всегда. Не плуг создатель Вавилона.

– Назови кто?

– Хозяин воды, вот кто. Первые цивилизации были речными – Нил, Месопотамия, Амударья, Инд, Ганг, Брахмапутра, Меконг, Желтая и Голубая в Китае. Дамбы и плотины, рвы и каналы, по-нашему арыки, в сухих местах колодцы. Поливное земледелие возникло благодаря ручному труду, плуг пришел на готовое.

Тут Фай попал в точку. О речных цивилизациях Максим знал, вода была для них всем. Египет изобрел шадуф – рычаг, поднимающий воду. Ему повезло со своим Нилом, тот сам орошал и удобрял землю. По всему остальному теплому поясу воду добывала мотыга.

Все яснее виделась последовательность. В зоне тропиков главной фигурой был сажальный кол. Он только рыхлил почву, к воде не имел никакого отношения. Она считалась даром небес, который нисходит на зреющий плод в строгом соответствии со сменой сезонов. Человек использовал климатическую машину, не прибегая к принудительному водораспределению. Масштабное регулирование стоков с развитой системой каналов и дамб, препятствующих наводнениям, сложилось на субконтинентах Азии: в Китае, Индокитае, Индии и дальше, – в местах, где имелись крупные водные артерии. На первых порах возникали местные примитивные системы. Воду отводили из малых притоков и озер. Лишь постепенно все они срастались в общую сеть, захватывая страну в целом.

Размышляя дальше, он понял, что вода выступает в разных лицах – иногда как питающая субстанция, иногда в виде источника энергии. В земледелии она питает растения и животных. Предантичные общества достигли больших успехов в водопользовании, что объяснялось размахом самой хозяйственной работы. В ней участвовали десятки миллионов человек. В результате к питающей функции прибавилась движущая. Вода – жидкость, ее агрегатный индекс говорит о промежуточном состоянии. Она имеет массу, но довольно легкую, стоящую недалеко от энергии и потому очень возбудимую и капризную. Текучесть воды позволяет использовать ее в транспортных целях. Речные цивилизации строили не только оросительные каналы, но и водные магистрали, по которым передвигались караваны лодок и судов с самыми разными грузами. Они не доросли до идеи воды в качестве двигателя или источника силы. Это было делом далекого будущего и стало практикой лишь в средневековой Европе с распространением водяных мельниц.

Максим внутренне содрогнулся, представив себе миллионы кубометров песка, глины, скальных пород, перемещенных скромной мотыгой. Он вспомнил давнюю то ли быль, то ли притчу о человеке, который столкнулся с горой. Человек хотел пошире развернуть перед собой горизонт неба. По слухам, там находилась земля, пригодная для обработки. Гора не сдвинулась с места. «Ты слишком слаб, чтобы тягаться со мной», – гремела она с высоты. – «Зато я буду повторяться в своих детях и внуках, а ты нет. Мы снесем тебя от макушки до основания». – «Хватит ли у вас на меня времени?» – «Время не имеет значения, ведь нам расти, а тебе уменьшаться».

Неужели человек со своей мотыгой, недоумевал Максим, сильнее циклопа? Горная цепь есть часть литосферы, в ней заключена планетарная мощь. Можно ли сравнить одно с другим. Но если подумать: камень выплавлен из мантии. Он ее и ест. Растение сосет камень – все эти мхи и лишайники так крепко цепляются за него безо всякой почвы – не оторвешь. Оленя кормит ягель. Человек стоит на самом верху. Он во столько же раз быстрее горы, во сколько она массивнее. Муравьиные действия мотыги берут на измор Большое время камня. Главное – добраться до земли, которую можно засеять.

Люди кетменя живут в мировой деревне на солнечной стороне Шара. Деревня занимает громадные континентальные выступы. Континенты просторны, деревне как раз это и нужно. Предмет ее труда очень тонок. Лучшие черноземы не идут в глубину больше метра. Чтобы получить урожай, следует как можно шире раскатать зеленый ковер полей и лугов. Поэтому мировая деревня и вросла в континенты. Она испытывает потребность в воде, но не морской. В морской воде есть нечто от жидкого минерала. Растению минерал не нужен, оно добывает необходимые соли из почвы. Мировой город тянется к морям и океанам. Над деревней жаркое солнце – небесное ядро. Когда оно покрывается пятнами, деревню знобит. Небесным теплом она собирает вещество земли в сгустки семян и плодов. В глубине корней и листьев создается россыпь тончайших и бесчисленных действий.

Почему деревня плоская? Такова биота. Ничего с этим не поделаешь. Она не вполне подчиняется гравитации, как это делают космические ядра, но собирает первозданную массу почвы, воды, воздуха и света в жизнедательный продукт. Стоит посмотреть на горы зерна и овощей в конце лета.

А мировой город? Лежит вдали от континентов. Легкую и светлую воду, ее называют пресной, использует в качестве питьевой. Много ее идет на нужды производства. Однако по-настоящему жгучий интерес город испытывает к морской воде. Она несет его корабли во все концы Земли через пропасть расстояний. Куда же несет? К континентам, на которых расположена мировая деревня. Первые города строились по берегам рек и озер. Деревня находилась рядом. Продуктовый оборот был местным. Вторые и третьи города старались опереться на полноводные реки, имеющие выход к морю, а еще лучше, если перед ними расстилалась ширь самого океана. Вот так и шла жизнь: мировой город, будучи точкой на карте, правда все более жирной и ставшей почти пятном, постоянно искал встречи с континентальными массами Азии, Африки и Южной Америки. Максим чуть не забыл упомянуть Россию. Она ведь тоже континент, да еще какой!

Его мысль сама собой настроилась на другой масштаб. Не так ли точно действует космос. Спутники Солнца по мере их взросления удаляются от него, расширяя окрестность. Земля во младенчестве была перемешана внутри себя, никакой из слоев не успел как следует выделиться. Их разделение на ядро, мантию, каменную оболочку означало отталкивание легкого от тяжелого, вплоть до поверхности, а затем накрыло Шар водой, окутав сверху газом. Солнечная система есть, в сущности, то же самое. Если она еще не закончила своего развития, то ее окрестность продолжает расти, расстояния между спутниками, как и удаленность от самого Солнца, становятся все шире. Хорошо бы их замерить.

Он опять подумал о человеке, который готов был обрушить гору ради доброй земли. Больше всего деревня любит такую землю, называя ее кормилицей. Будь континенты вдвое и втрое, вдесятеро больше, деревня заполнила бы их без остатка. Правда, при условии воды и света. Ничто не может удержать ее от распространения, никакая сила. В этом она похожа на траву, которая растет повсюду. Недаром нашу планету называют зеленой. Хотя она голубая по цвету теплого океана и серая по цвету холодного, но зеленая в самой выпуклой части и белая у полюсов.

Континентальные выступы велики. Чего стоят китайские равнины или исполинский треугольник Индостана. Раньше до появления здесь деревни все это пространство занимала дикая буйная древесная жизнь, тростники, болота, джунгли. Но пришла деревня с мотыгой в руках, и все изменилось. Откуда пришла? В каком-то виде она жила здесь и раньше, только не была деревней, а чем-то совсем другим. Чтобы стать иным, надо из одного места уйти, в другое прийти. Нельзя измениться, не совершив движения. А так как перемена обитаемой среды есть самый простой способ развития, то племена, придумавшие клумбы и грядку, постепенно просочились на континентальные выступы. Просочились, принеся с собой приемы и навыки земледелия, выработанные дома. Существуют же теории диффузии человечества из древних ареалов в новые. На наших глазах белая раса перебралась через океаны, заселив Австралию и Америку. Это ли не доказательство. Деревня неукротима в своем движении к континенту, как набухшая почка, коробочка с семенами, как зеленый лист. Беда в том, что на ее пути встают горы, как, например, в Индии или Индокитае, пески великих пустынь: это и Китай, и Центральная Азия, Средний и Ближний Восток, а также необозримая Северная Африка. Природа всюду воздвигает неодолимые барьеры безостановочному росту, и по большому счету правильно делает, иначе вся поверхность Земли, став деревней, рано или поздно положила бы этому росту предел. Мы лишились бы многого, что украшает Шар: тех же гор и песков, тростников и болот, провалов, пещер и других таинственных мест. Ведь Шар дан не только человеку с его домашним скотом, но остальной флоре и фауне, древним отложениям, скалам, каньонам, фьордам и так далее.

Все это – крупные формы, которые доверены Шару. Наша звезда умножает мельчайшие формы – основу химии – от лития через углерод и кальций все дальше и тяжелей – почетная и трудная работа. Шар получил эту основу в наследство от неизвестной нам древней звезды или звезд, уже успевших разбросать семена из раскрытой коробки по Млечному Пути. Шар сумел возвести из них крупные формы – дело тоже очень нелегкое и необычайно важное. В Солнечной системе много самых разных Шаров – больших, малых и совсем почти незаметных. Точное их число до сих пор не установлено. Все они несут свою высокую службу. Солнце неустанно создает свои элементы, немногие по названию, но не поддающиеся никакому количественному учету. Шары, наоборот, вырабатывают беспредельную номенклатуру форм, хотя их общая масса не идет ни в какое сравнение с продукцией Солнца. И формы эти от самых мелких, как, например, отдельная песчинка, порой бывают грандиозными, заслуживая отдельного имени: Эверест, пик Победы, ледник Федченко, Байкал. Шары не то чтобы соревнуются друг с другом, однако никто не хочет уступить пальму первенства в выработке самых разнообразных сочетаний массы, элементного и молекулярного состава. Максим вспомнил про Эверест на Земле. Марс, радиус которого вдвое меньше, сумел поднять над собой вулкан Олимп высотой в 27 км. Планетам земной группы повезло больше остальных, их атомарный список оказался намного длиннее. Поэтому по-настоящему острое соревнование развернулось между ними. Земля вышла в лидеры, выстроив помимо каменной, водной и газовой оболочек биосферу. Вот уж воистину, когда Вселенная творила Землю, она ей материнство обещала.

Однако чем все-таки прирастает деревня? Пространством, если оно еще есть. И людьми. Но пространство рано или поздно заканчивается, а люди нет. Наоборот, их становится все больше и больше. Во-первых, потому, что они живые существа. Их время течет стремглав. Во-вторых, сама Земля требует новых работников. Супружеская пара лишь тогда входит в силу в качестве земледельческой ячейки, когда рядом с ней поднялись дети и заполнили функциональный спектр хозяйственной жизни. В результате уже через два-три поколения Земля безнадежно отстает от людей. Вырвавшись вперед, они попадают в демографическую ловушку, похожую на глубокую яму, из которой выбраться невозможно.

Мировая деревня колеблется между бурным ростом населения, востребованностью рабочих рук и их катастрофическим избытком. Она не привлекает людей со стороны, как делает город, способом социальной возгонки. Она воспроизводит население естественным путем. Если есть земля, способная плодоносить, будут и дети. Едва встав на ноги, они уже ее работники, растут не по дням, а по часам, подобно стеблям бамбука.

Дети в Мировой деревне рождаются не столько хотением мужа, сколько земли. Раз она кормит, за ней нужно ухаживать, и тем заботливей, чем больше оскудевает силой от множества людей, припадающих к ее сосцам.

Голос Фая вошел в него издалека, как будто они находились в разных слоях одного и того же времени и теперь перекликались. Максим успел удалиться в окрестность. Там всюду порхали мысли, предлагая себя поймать. Их было много, одна лучше другой, его внимание постоянно раздваивалось. Это походило на сон, ведь во сне тоже много чего происходит, но без осознания самого себя. Если попал в поток случайных образов, тебя несет, как вещь. Не ты вызываешь их, они появляются. Так же точно и мысли: ты думаешь их, и вдруг в какой-то момент они начинают думать тебя.

– Плуг пришел на готовое, – повторил Фай, – без мотыги ничего бы у него не получилось. Самого себя не родишь, нужен родитель.

Максим ждал продолжения.

– Копает? – спросил он.

– Да, рвы, каналы, колодцы, но я не о том. Раз копает, то нивелирует, расширяя. Здесь и там создает ровные участки, террасы, сносит холмы. В конце концов все клочки объединяет в поле, только тогда приходит плуг. Ведь он не может перемещать грунт, лишь бороздит.

Вероятно, так и было, подумал Максим. Мотыга – дискретное орудие, ее труд разбит на короткие импульсы, однако именно она проложила путь непрерывному действию, образовав сплошное и плоское пространство. Его называют изоморфным, то есть одинаковым в каждой своей точке. Одинаковость или отсутствие формы как раз то, что снимает преграды перед потоком энергии. Она легко течет без остановки. Ведь всякая форма требует к себе внимания, цепляет. Физики говорят – сопротивление. Чем оно больше, тем слабее поток. Изоляторы состоят из неметаллов, это формы. А поле – проводник. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от ассоциаций, погружавших в сон механических мыслей. Речь шла о плуге. Он был настоящей энергомашиной. Совсем не то, что кетмень с человеком в качестве двигателя. Тот ходил вокруг да около, окучивая растения. Каждый новый взмах и удар, надвиг почвы к корням, поворот корпуса, смена позиции – все это были отдельные движения. Перерывы между ними обкрадывали поток. Да и кто, кроме человека, мог водить его по ухабам формы. Но человек слаб, даже мужчина, мускулистый и жилистый, с позвоночником, прорезающим спину, как глубокий арык глину. Животное могло, ведь формы больше не было. Оно медленно и бездумно переступало по полю. Одинаковая везде земля, разрываемая плугом, не требовала мысли, надо было лишь выдерживать направление, заключавшее мысль. Работник плуга как раз это и делал.

– Ты говоришь о рождении, – обратился Максим к Фаю.

– Все приходит через другое, не от себя. Вещь от вещи, человек от людей, те от Бога.

– Плуг от кетменя, – добавил Максим.

– Понятно, что от него, но как?

Максим знал: только античный бог выходит весь сразу из театральной машины. Все остальное надо ждать. Фай стал объяснять:

– Возьми человека или животное, не важно. С чего они начинаются? С клетки, – ответил он сам себе.

Максим усмехнулся: Фай был немножко наивен.

– Но это одна сторона, – продолжал тот.

– Какая же вторая?

– То-то и оно, какая. Клетка ведь начало жизни.

– Ну!