Вира якорь!

На ту беду, боцман Гена с калабахой (старшим матросом) несли мимо трюма большой аварийный сосновый брус, длиной 6 метров и сечением 150Х150. Они, видите ли, решили произвести ревизию аварийного снабжения. И вот эти два старых моряка обходят угол первого трюма, брус держат за окованные железом концы. Естественно, один из них завернул за комингс трюма раньше другого и они продолжают идти уже по разные стороны от просвета трюма. В конце концов задний старый моряк уперся в комингс, дальше идти некуда, остановился, брус потянул на себя. Передний старый моряк не видит, что у него делается за спиной, но чувствует, что брус его не пускает. Начали молча дергать каждый в свою сторону, прямо надо мной. Брус выскользнул из их рук и полетел вниз мне на голову.

Я, ничего не подозревая, снимая пояс, слегка наклонил голову к пряжке. И тут слышу сверху душераздирающий вопль. Чисто рефлекторно рывком опустил голову, плечи сами поднялись, мышцы напряглись. Подумать я ничего не успел. Через сотую долю секунды я почему-то перестал видеть, как будто наступила полная темнота.

Прошло, видимо, несколько секунд, зрение стало постепенно возвращаться. Оглядываюсь вокруг, пытаюсь понять, что случилось. Я нормально стою на ногах, рядом валяется мой топор и какой-то брус.

По скоб-трапу с завываниями, как обезьяны, чуть ли не падают сверху в трюм боцман и калабаха. Гена подбегает, челюсть трясется, может произнести только одно слово: «Вова! Вова! Вова!». Дрожащими руками ощупывает меня.

Я ещё не понял, что случилось. Мне показалось, что что-то с Геной произошло. Взял его за руки, спрашиваю: «Гена, что с тобой? Сядь отдохни. На тебе лица нет».

Усадил его на брус, по спине похлопываю. Тут Гена сообщает мне что случилось. Брус летел мне прямо на голову, но крепкая курсантская шея и плечи спасли положение. Удар пришелся серединой бруса на мою шею, от меня он отскочил вверх и упал на палубу. Удивительно, но на моем теле не было даже ни одного синяка, самортизировал удар. Только мышцы потом с задней стороны шеи побаливали несколько дней, как будто я перезанимался в спортзале.

Гена долго не мог поверить такому чуду, все пытался затащить меня к судовому врачу. Потом немного успокоился и говорит: « Видно МЫ немного переработали. Завтра, Володя, отдыхай. Выходной вам с Юрой. Погуляйте по городу, выпейте коньяка. В зоопарк, что ли, сходите. Только за Юрой последи, одного его не оставляй, он как дитя».

Да, видно Бог меня хранил. Но каску всё-таки надо одевать!

– — —

Набережная в Александрии

На следующее утро мы с Юрой приоделись, взяли по нескольку египетских фунтов в карман и пошли расслабляться в Африку. Юра, как увидел первую забегаловку, потянул меня к дверям: мол, боцман велел пить коньяк для согрева души. Я ему категорически возразил: нет, сначала зоопарк. Тут тебе не Архангельск, не замерзнешь и без коньяка.

Зоопарк оказался шикарным заведением со всем африканским зверьем. Покормили овощами бегемотов, на вид они мне показались миролюбивыми животными. Только потом через много лет в Гвинее я узнал, что от этих бегающих мягких танков каждый год погибает множество людей.

Но звери явно скучали. Посетителей, кроме нас с Юрой, никого. Война, туристов как ветром сдуло. А местным не до зоопарка, вкалывают с утра до вечера, пять раз в день молятся да по ночам гашиш курят.

Юра обратил моё внимание на высокую кованую решетку, которая перегораживала небольшую лощину между отвесными скалами. Лощинка оформлена вроде как естественной природной долиной, поросшей невысокими деревьями и кустарником, посыпана песочком. Юра предположил, что там живут какие-то интересные зверьки, но, видимо они спрятались от жары и спят, надо их разбудить.

Подходим к решетке, Юра по хозяйски стучит по металлическим прутьям: эй, мы здесь, выходите на просмотр!

Тут воздух завибрировал от львиного рычания так, что сердце опустилось ниже живота. Из чащи на предельной скорости выбегает огромных размеров лев, в несколько прыжков добегает до нас и с ревом прыгает на решетку. Отталкивается от неё всеми четырьмя лапами, приземляется на песок. Рев смолкает, грива мирно свисает, хвост волочится по песку и лев, даже не оглянувшись на нас, лениво заходит в кусты и опять засыпает в тени. Похоже, он таким образом развлекал сам себя.

Скажу честно: я огромным усилием воли заставил себя стоять на месте напротив решетки. Наверное, я побледнел. В этот момент стало мне понятно, что чувствует перед смертью американский охотник во время сафари. Юра же просто спрятался за меня и немного присел, так как был выше меня на полголовы.

Вот тебе и зверюшки, такого аттракциона мы не ожидали.

«Юра, – говорю, – хватит с нас крови. И так вся жизнь висит на волоске. Пойдем к мирным животным! Где тут слон?». Казалось бы, что может быть миролюбивее слона?

Но и тут мы ошиблись. Африканский слон – это далеко не то смиренное индийское животное, которое нам показывают в цирке. Он вдвое выше и вчетверо тяжелее. До 4-х метров в холке. Уши у него огромные и стоят торчком как у зайца, бивни метра по 3 длиной.

Когда мы подошли к его клетке, он стоял спокойно на солнце, как скала. Клетка из толстенных квадратного сечения брусьев из красного дерева. Между брусьев расстояние около метра. Человек может запросто пройти, а слон – нет. Вместе с нами к клетке подходит унылый араб в белом балахоне, с большой корзиной в руках. В корзине большущие морковки и ещё какие-то местные корнеплоды – видимо, кормить слона. Я знаками объясняю ему: дай, мол, мне пару морковок, хочу слоника покормить. А Юра даст тебе сигарету. Тот безразлично махнул рукой: бери сколько хочешь.

Взвожу фотоаппарат, даю его Юре, чтобы он снял трогательную сцену кормления животного. Беру две морковки покрупнее и прохожу между брусьев к слонику. Тот настороженно косится на меня глазом, но беспокойства не проявляет. Видать не боится меня. Вблизи он кажется неправдоподобно большим. Не верится, что это что-то живое.

Даю ему морковку, он её с благодарностью жуёт. Я тем временем глажу его по хоботу. Ощущение такое, будто гладишь кору старого дуба. Он меня легонько ощупывает кончиком хобота со всех сторон. Даю ему вторую морковку, прощаюсь и поворачиваю, чтобы уйти. Слон берет морковку, кидает её быстренько в рот и так же быстро хватает меня поперек талии хоботом. Хобот толще моего туловища, чувствуется – сила чудовищная. Поднимает он меня в вертикальном положении, аккуратно, метра на 4, до уровня своих глаз. Повернул направо, налево, внимательно разглядел вблизи со всех сторон и очень бережно, с точностью до сантиметра, поставил перед собой на землю. Я его ещё погладил на прощанье и пошел Юре.

«Ну, что? Снял меня со слоном?» – Юра только тут очнулся от гипноза. Закрыл рот и говорит: «Черт! Я со страху про фотоаппарат совсем забыл! Я думал он тебя раздавит! Знаешь что, иди ещё раз, а я сфотографирую!». – «Не-е, Юра, теперь твоя очередь, а я буду фотографировать!». Но Юра отказался под предлогом, что морковка кончилась.

Мы повернулись уходить и только сейчас заметили, что за нами стоит какой-то араб при галстуке, видимо служитель зоопарка и держится обеими руками за голову. Мы его успокоили, руки ему опустили. Он нам кое-как объяснил, что увидел сцену кормления, подбежал, хотел вмешаться, но побоялся что-либо делать, потому что слон от любого шума или быстрого движения может рассвирепеть и тогда неизвестно, чем бы это все закончилось. Вернее сказать, известно, но об этом лучше не говорить.

Вышли мы из зоопарка. Теперь, согласно боцманской инструкции, можно идти по жаре пить коньяк, культурная программа закончена.

– —

Торговый порт Александрии

В Египте мы простояли ровно 2 месяца – 61 сутки. Первый месяц выгружали доски, второй месяц грузили хлопок в тюках.

Надо сказать, что Египет того времени, а это было 44 года тому назад, представлял собой совершенно удивительную страну. О глобализации, унификации или даже просто о туризме египтяне в то время представления не имели. Три года как они проиграли войну с Израилем. Страна еще была на военном положении.

Первое, что меня поразило – это немыслимое смешение разных рас и народов, в порту работали и по улицам ходили огромные накачанные негры разных оттенков почти без признаков одежды на теле, но с христианскими крестами на груди. Арабы со свирепыми лицами, укутанные в какие-то немыслимые балахоны, вместо штанов – юбки, скрепленные внизу между ног какой-нибудь брошкой, на голове или тюрбан, или турецкая феска. Все черноволосые, с черными глазами. Женщины, по большей части с закрытыми лицами, разнаряженые в пух и прах, лица не видно, но с огромным количеством браслетов, ожерелий и газовых платков, и все это движется в строгом порядке с детьми за своим мужем. В одиночку взрослая женщина появляться на улице не имеет права. Только с мужем, в крайнем случае – с пожилым доверенным слугой.

Каждый мужчина (мусульманин) может иметь до четырех жен. Весь вопрос только в том, сможет ли он купить очередную жену у родителей (существовала вполне фиксированная цена на невесту в зависимости от касты, для простого человека – 600 египетских фунтов) и затем содержать её с детьми.

С непривычки очень интересно было русскому человеку видеть как по улице двигаются египетские семьи. Впереди на дистанции нескольких шагов движется глава семейства, в роскошном костюме, несмотря на жару, в расшитой шелковой рубашке навыпуск до колен, весь в золотых перстнях, желательно толстый. Чем толще, тем считается более уважаемым. Хорошо бы чтоб живот свисал над ремнем. Идет он медленно, я бы даже сказал величественно, на жен и детей не смотрит. Три-четыре жены, разукрашенные как чучела в музее, несколько служанок и кучка детей следуют за ним на почтительном расстоянии. И вся эта эскадра строем клина с минимальной скоростью, позволяющей прохожим рассмотреть и оценить это великолепие, движется в неизвестном направлении. Машин на улицах практически не было, поэтому парад самцов проходил без помех.

Глядя на это великолепие, наши моряки невольно вспоминали наших социалистических мужей, вечно заморенных, невыспавшихся и полупьяных.

Справедливости ради надо сказать, что таких расфуфыренных гусей в Александрии было не так уж много. В большинстве люди работали с рассвета до заката за гроши и, похоже, чуть ли не половина обходилась вообще без жен.

Местные портовые работяги говорили мне, что здесь, в Египте, существует элита. Что-то вроде высшей касты. Они белокожие, стараются не загорать на солнце. Глаза у них по большей части голубые, а волосы светлые. (Как у меня, с этого и начался разговор). Эти люди занимают с древности особое положение: банкиры, политики, ученые – одним словом элита. Они считаются настоящими коренными египтянами, в отличие от арабов. Но я за два месяца ни одного такого не встретил, возможно, мы вращались в разных слоях александрийского общества.

С первых дней в Египте я пришел к твердому убеждению, что война с евреями ими проиграна вполне закономерно. Такой народ просто не может выиграть ни одной войны. Тем более с Израилем. У арабов в крови полное разгильдяйство, отсутствие самого понятия о дисциплине и, самое главное, они необычайно подвержены панике. Это природное, этого ничем не исправить. Приведу пару маленьких примеров.

Швартовались мы в первый раз к причалу пассажирского порта. Порт пассажирский, построен ещё англичанами, но никаких пассажиров давно не было, туристов тоже, поэтому причалы использовались как грузовые. Буксиров для швартовки тоже не было, лоцмана тоже.

Своим ходом подошли к причалу под острым углом на расстояние 10- 15 метров. На большом одновинтовом судне без подруливающего устройства, да ещё в грузу, это очень опасно. Подали выброску, к ней привязали стальной швартовный конец и травим это дело в воду. На причале два араба в чалмах тянут с обреченными лицами за выброску. Выражение на лицах такое, как будто они всю ночь гашиш курили. Тянут-потянут, по всему видно, вытянуть не смогут. Ветер отжимной, пароход потихоньку начинает отходить от причала. А невдалеке на том же причале сидят на бревне работяги-арабы, несколько человек, перебирают чётки и спокойно с глубокомысленным видом наблюдают эту трагическую картину.

Отчаявшиеся швартовщики с чувством отвращения бросили нашу выброску на причал, при этом помахали в сторону судна щепотками из пальцев и произнесли на арабском какие-то свирепые заклинания.

Капитан даёт «малый вперёд» и подходит в этот раз практически вплотную к причалу.

Я говорю боцману: надо на причал спрыгнуть, иначе никогда к Египту не пришвартуемся. Гена говорит: опасно, но давай!

Вылез я через леера на борт, повис на руках на ватервейсе, оттолкнулся от борта ногами, пролетел метра четыре и приземлился на причале. Схватил брошенную выброску, в одиночку вытащил швартовый конец на причал и положил на кнехт. Арабы скромно отошли в сторонку, даже не попытались мне помочь. Арабским я владею слабо, почти половину не понимаю. То есть цифры арабские свободно разбираю, а слов почти не помню. Поэтому с использованием русского диалекта, очень кратко, конечно, объяснил им кто они такие. Но, похоже, они не все поняли. Языковый барьер. Мне сразу стало понятно, что в разведку с такими лучше не ходить.

Еще пример. В порту рядом с нами стояло несколько египетских ракетных катеров. Положение в стране военное, ночью затемнение, патрули и всё такое. Вроде бы всё должно быть готово к отражению внезапной атаки евреев. Днем команды этих кораблей красовались на палубах и на причалах в белой форме с золотыми погонами. А вечером, после вечерней молитвы, привязывали катера к нашему борту. На пиджин-инглиш (ломанном английском) просили присмотреть до утра, и все до одного человека уходили домой к жёнам.

Я вначале пытался у командира катера выяснить, что мне делать, если ночью возобновятся боевые действия на море. Можно, мол, принять командование и немножко повоевать пока вы спите, до вашего прихода? Офицер отрицательно покачал головой, вроде: не стоит этого делать. А потом безнадежно махнул рукой на катер и пошел на берег. Я так понял, что ему все равно, кто будет воевать на его корабле, лишь бы не он.

И, чтобы не утомлять, последний пример про панику, очень характерный. Разгружаем доски на причал судовыми кранами и грузовыми стрелами. Арабы этим занимаются самостоятельно. Бригада грузчиков из нескольких человек на палубе при каждом трюме, на причале тоже соответственно толпа арабов. Вообще в порту возле нашего судна и соседних очень много людей. Механизация слабая, все делается вручную, народу в порту много. Я с Юрой что-то делал на причале.

Вдруг слышу на судне какой-то удар, вопль араба с поминанием Аллаха, следом дружные вопли грузчиков на палубе. Всё, думаю, кого-то убило.

Как потом выяснилось, лопнула стальная оттяжка грузовой стрелы и одному из арабов оторванным тросом оцарапало до крови пальчик.

И вот тут я своими глазами увидел, как паника за доли секунды без всякой причины превратила сотни взрослых людей в испуганных животных. Арабы чуть ли не со всего порта толпами с обезумевшими лицами ринулись на наш пароход.

С судна на причал стоял алюминиевый парадный трап, довольно крутой и узкий. Арабы сразу сломали леерное ограждение трапа, некоторые попадали на причал, трап прогнулся от тяжести толпы.