Русь святая – 2

– К полудню.

– А что за портсигар? – Спросил Владимирский размышляя: – К полудню, а ведь похоже журналист братьев прячет. Братья утром сбежали, он к полудню доложился. Сам на квартире своей не появляется. И тут до него дошла фраза сказанная кухаркой: – Что вы сказали?

– А то, подсигар красивый, серебро такое, будто почернело от старости, а с низу написано что-то. Мы грамоте необучены. Уверял два червонца стоит. Врал може.

– А продай его мне за червонец.

– Что вы барин, как можно за червонец, дайте хоть рублев пятнадцать.

– По рукам. Я за тобой поеду, а как домой вернёшься, в окошко его мне отдашь. И что бы никому.

– Ни гугу барин, только уж и вы, не обманите сироту.

– Владимирский вытащил из бочки кухарку и та купив кусок свинины направилась к коляске. Англичанин погрозил ей хлыстом, молвив:

– Тура нерасторопный.

– Я за каждую копейку трясусь, как же сэкономишь не торговавшись. – Оправдывалась кухарка.

Коляска покатила по мокрой мостовой, за ней жандарм на извозчике, а уж сзади наш герой, что бы не привлекать внимания. Так они доехали до дома купца Лисицина. И после ещё целых пол часа Владимирский месил грязь под окнами, с задней части дома. Наконец одно из окошек открылось и появилась голова кухарки в белом колпаке. Подскочивший жандарм зашептал:

– Принесли?

– Как же, денюшки наперёд давайте.

– Владимирский сунул ей приготовленные пятнадцать рублей и в замен получил портсигар чернённого серебра, где со обратной стороны была выгравирована фраза: – «Милому другу в знак примирения, от твоей Ларисы Дмитриевны».

– Что же это за Лариса Дмитриевна такая? – Рассуждал наш герой, спустившись в подвальную квартиру дворника, где был секретный центр наблюдения за домом Лисицина. Портсигар взял в руки вахмистр Кузнецов:

– Знатная штуковина, Велико Устюжское чернение по серебру. Вещь не дешёвая, рубликов двенадцать стоит, да прибавь сюды гравировку.

– Хорошо бы нам этого гравировщика найти, может он нас просветит, кто такая эта Лариса Дмитриевна и где её искать. А через неё может и Бжезинского найдём, что это он взял моду прятаться. – Размышлял наш герой.

– Так, ваше высокоблагородие, здесь совсем не далече, в пяти минутах ходьбы, жид один гравирует. Тот ещё типус, потихоньку скупает краденное золотишко и серебро.

– Нельзя ли поточней Кирилл Матвеевич. – Обратился с почтением к Кузнецову наш герой.

– Как вышли, направо и на следующем перекрёстке ещё направо, напротив театральной тумбы. – Рассказывая загибал руку Кузницов.

Владимирский живо заскочил в свою коляску и поехал по указанному маршруту. Перед вывеской, – «ломбард», – он остановился. Ломбард был величиной с небольшую комнату, с обнесённым прилавком с трёх сторон от витрины. Чего здесь только не было, от хрустальных люстр, до старинных икон, которыми наш герой сразу же и заинтересовался. Хозяин лавки еврейской наружности, был ниже среднего роста, лет шестидесяти. Спереди лоб его оголяла до затылка лысина. Одет он был темных брюках, темной сорочке и атласной жилетке, настороженно косился на нашего жандарма в штатском. Молодой парень разбитного вида, в хромовых сапогах, предлагал хозяину ломбарда какой-то товар, судя по всему краденный:

– Моисей Абрамыч, мы цены знаем. Я ведь могу обидеться и уйти к Аграфене процентщице.

– Скатертью дорога молодой человек. И хотел бы я посмотреть на ваше печальное лицо, когда процентщица вам с половину меньше даст, того что я вам предлагаю.

– Абрамыч, мне сей минут деньги нужны. Накинь хоть (синенькую).

– Ты явился не запылился, я тебе в миг денюшки отслюнявил, а твоё барахло, поди знай кто и когда возьмёт. Пять рубликов таки много, а два целковых добавлю и это последнее моё слово молодой человек.

– Эх Моисей Абрамыч, – парень взял лежащие на прилавке двадцать два рубля и только тогда выказал обиду, – кровосос Христопродавец.

– Моисей Абрамович завернул в тряпицу серебряные и золотые столовые приборы, принесённые клиентом, и сунул их под прилавок. Затем обратился к нашему герою:

– Я вижу, таки вам приглянулась эта икона чудной работы, семнадцатого века. Умели таки раньше творить мастера, где уж нынешним…

Владимирский повернулся к хозяину лавки и тот увидев его шрам запнулся.

– Икона чудесная, не скрою. – Тихо произнёс жандарм: – Но меня интересует другое.

– Клянусь мамой, я этого босяка в первые видел. – Было ясно что нашего героя узнали по шраму, поэтому он не дал времени объяснится скупщику краденного и сразу же предъявил портсигар.

– Что можете сказать о гравировке?

– Шо таки тут скажешь, гравировка вензелевым шрифтом.

– Ваша работа?

– Моя, а што не так, таки?

– Хозяйку этой вещицы помните?

– О! А как же! Это такая роскошная дама, скажу я вам. – И Моисей Абрамович закатил глаза.

– Опишите, какая она.

– Дама в теле. Лет тридцати. Холеная. И що вы думаете себе на щеках? Ямочки, когда улыбается. Вот тут приютилась маленькая родинка, – и Моисей Абрамович указал пальцем рядом с переносицей.

– Как звать величать? Где живёт?

– Нам ваше высокоблагородие таких подробностей знать ни к чему. Вы поймите таки меня правильно, Моисей Абрамыч доверяет людям, вот люди ко мне и тянуться. А пачпорта, что бы надпись накропать, нам не к чему.

– А как же насчёт скупки, краденного? – Припугнул Владимирский, что бы перейти к делу.

– Ваше высокоблагородие, у нас с этим строго, разве што пожалеешь какого сироту, себе же в убыток.

– Разве мы с вами знакомы?

– Мир слухом полнится. Кто ж не знает такого человека. Клянусь таки жизнью любимой мамы, покойной жены, про эту даму добавить ни плохого, ни хорошего не могу. Таки вы поверьте, я с утра до вечера здесь. Где мне быть?

– Значит не хочешь по хорошему. Знаешь сколько за скупку краденного огребёшь? – Владимирский откинул прилавок.

– Шо вы меня пугаете. Я таки пуганный, ещё когда служил в Одессе, у дяди Бени на побегушках. Таки я вам замечу, мне контрабандисты, в зад тарань засунули, у них там были с дядей Беней, какие-то недопонимания.

– И что тарань? – Машинально спросил Владимирский отодвигая в сторону хозяина ломбарда.

– Не знаю, может ещё там. Туда зашла хорошо, а обратно иглы раскорячила. – Моисей Абрамович дёрнул за шнурок, отойдя от нашего героя, который достал из под прилавка свёрток и уже начинал его разворачивать. Где-то в соседней комнате послышался звонок. И через мгновение оттуда выскочила ошалелая, худенькая девчонка, на вид лет тринадцать и направила на нашего жандарма дробовик. Глядя в её круглые, очумелые глаза, Владимирский произнёс себе под нос:

– С дуру сейчас шмальнет. – Девчонка закрыла глаза, этого хватило нашему жандарму, что бы переместиться в сторону. Грохнул выстрел.