Шизоид

– А пиццу?

– Люблю, только её что-то долго разогревают.

– Вы хотели сказать готовят. Я очаровал буфетчицу и она клятвенно заверила, что хоть и не в их правилах, но нам приготовят и подадут свежайший продукт. – Сергеев поцеловал кончики своих пальцев.

– Вы забавный. – Отпивая из кружки чай, сказала Серафима.

– Забавный? Вот вам греческий салат. Здесь тоже готовят горячее. Ну или там разогревают. – Сергеев выложил на стол огромный кусок штруделя: – Обещали что он необыкновенный.

– Буфетчица выкладывающая заказы на прилавок, сама принесла большую ароматно-сочную пиццу. Отставив в сторону пустую салатницу, Серафима заметила:

– Остынет, что же вы почиете, а сами ничего не едите. Пожалели бедную голодную девушку.

– Рассчитывал что вы мне половинку уступите.

– Ну конечно, мне столько не съесть. Режьте же наконец. – У Серафимы запылали щеки и главное к ней стала возвращаться энергия. Ей казалось что она ела самую вкусную пиццу на свете, и перед ней самый галантный кавалер в мире: – Вами можно любоваться, как вы поглощаете пищу, будто английский лорд.

– О, вы не видели как я орудую армейской ложкой, поедая из банки тушёнку.

– За что вас прозвали Лордом?

– Не знал что у меня есть тайные поклонницы. Шеф, информацию слил? – Прежде чем говорить, Сергеев бумажной салфеткой вытирал губы.

– Неужели мои слова вас обидели?

– У вас милая улыбка и забавные ямочки на щёках, но мой вопрос вы игнорировали.

– Ну, не будьте занудой. Скажите, неужели вам не страшно? Вы сегодня убили, может не хорошего, но человека.

– Нет. – Серафима сама не заметила как съела пиццу и он вновь наполнив её кружку чаем, подложил ей большой кусок штруделя.

– Опасно искушать девушку сладостями.

– Опасна только сладость яда, струящаяся из лживых уст.

– Вы что же, девушкам всегда говорите правду? – Серафима смутилась: – Нет не девушкам, друзьям? Простите мою прямолинейность, но я хотела сказать, близким людям.

– Ответ на такой вопрос, возможно может перевести в иную плоскость, наши с вами взаимоотношения, сделать их доверительными, либо не обязательными вовсе. У меня нет близких людей, если только дядя.

– А ваши родители?

– Родители мои погибли в лихих девяностых, их подорвали в автомобиле, на глазах у множества людей, вместе с моей младшей сестрой.

– Мои тоже погибли в автокатастрофе, столкнулись с самосвалом. Брата спасли, но он остался инвалидом. – Глаза Серафимы насколько мы помним были на мокром месте.

– Серафима, хотите я вам буду говорить только правду?

– Хочу. – Слезы побежали по щёкам девушки, она как будто провалилась в детство, ибо в том детстве, её избранник, так и должен был спрашивать. Он сказал то, что она хотела с детства слышать, но услышала в первые только теперь: – Я вас тоже не буду обманывать. – произнесла её не искушённая душа, не видящая разницы, между говорить правду и не обманывать.

– Серафима, мне показалось будто мы, могли бы перейти на ты.

– Хорошо. Не обращай внимание, нахлынули воспоминание. – Серафима утёрла слезы и твердила про себя как заклинание: – Симка дура, держи себя в руках… – И что бы как-то утихомирить нахлынувшие чувства, спросила о Клёпкине. – Ты думаешь, верёвочка оборвалась?

– Не знаю. Зато я знаю кто устроил шмон у вдовы Гусеевой. – Сергеев вынул из внутреннего кармана сложенный вдвое лист бумаги и предъявил Серафиме: – Этот фоторобот составила Эмма Гусеева. Это липовый сотрудник правоохранительных органов, я проверял по базе данных, в МВД такой не числится. Мне кажется найдём его, поймём почему погиб Гусеев.

– Ты думаешь Клёпкина нанял этот тип? – Серафима указала лицом на фоторобот: – Слушай, вероятно Клёпкин ночевал там же, в стриптиз баре а мы даже не обыскали его место пребывания.

– Так поедем обыщем.

– Сейчас?

– Ты помнишь некую композицию Римского-Корсакова, «полет шмеля», это про нас. – Сергеев встал, подхватив Серафиму за руку повлёк за собой.

– Ты сумасшедший.

– Я этого не скрываю.

– Они вновь мчались к месту убийства, по вечернему городу.

– Случившаяся трагедия, не коим образом не повлияла на похотливую публику и режим работы злачного заведения. – Высказалась Серафима, слезая с мотоцикла.

– Они показав удостоверения, зашли в кабинет хозяйки. Та была изрядно поддавшая, о её горе говорили подтёки туши, под глазами.

– В отличие от брата, сестра имеет фигуру французского лесоруба, времён Шарля Перо, написавшего «Красную шапочку». – Касаясь губами уха Серафимы, прошептал Сергеев. Серафима заулыбалась не от грубого сравнения, а от того, что ей было приятно и щекотно.

– Вам чего здесь надо? Ненавижу. Может и меня застрелить решили? Давайте, вам это ничего не стоит! Продажные твари!

– Мы сочувствуем вашему горю, но ваш брат был убийца. И сегодня он стрелял в сотрудника правоохранительных органов, ранив его.

– Сочувствуешь, да что ты шалава знаешь о сочувствии? Сочувствует она лахудра, иди в сортир, улыбку с лица смой!

– Простите мою эмоциональную несдержанность, но это было от щекотки, а не ради того, что бы оскорбить ваши чувства. – Оправдывалась Серафима, серьёзно веря, что оскорбила эту женщину.

– Да ты в зеркало посмотрись, светится словно унитаз, начищенный многофункциональным средством «Белизна».

Мы знаем неадекватное поведение нашей героини, когда у неё оскорблено чувство собственного достоинства, но видимо не в этот раз, внутри неё всё было тихо и покойно. Она знала, кто стал причиной её внутреннего умиротворения, по этому со смирением промолчала, прикусив нижнею губу.

Сергеев неспешно подошёл к хозяйке заведения и незаметно для Серафимы, наступил своим кожаным сапогом, на итальянскую лодочку женщины, от чего та завыла в голос.

– Ну ты, упитая горем бубала, будешь хамить и дальше, или дашь нам выполнить свою работу?

– О! О! Больно!

– А кому сегодня не больно? Ты спроси у мужа, чью жену твой брат замочил. Может спросить почтенную мать семейства, чьего он мужа и отца, отправил к праотцам?

– Да поняла я, поняла. – Закатывая от боли глаза, простонала женщина.

– Брат ваш дома не ночевал, где он прятался? – Сходя с ноги женщины, спросил Сергеев.